Калейдоскоп - МаксВ

и ко всем, – не осталось ни намека на битвы, подвиги и триумфы победы...

Да только попусту старался… Теперь вижу, что зря я старался. Потому что, сколько не старайся, человек рано или поздно изобретет лук и стрелы».

И так размышляя, старый механор шагал всё дальше и дальше...

Закончив долгий спуск, он пересек ручей, скачущий по перекатам вниз к реке, и начал карабкаться вверх, к мрачным, суровым гранитным зубьям, венчающим высокий бугор.

Кругом что-то шуршало, и новое туловище сообщило сознанию. что это мыши снуют в своих ходах, которые проделали в густой траве. И на мгновение он уловил незатейливое счастье, простенькие, легкие мысли счастливых мышек.

На стволе упавшего дерева притаилась ласка, но её душу переполняло зло, вызванное мыслью о мышах и воспоминанием о тех днях, когда ласки кормились мышами. Вражда крови и страх перед тем, что сделают еноты, если она убьет мышь, страх перед сотней глаз, следящих за тем, чтобы убийство больше не шествовало по свету.

Но ведь человек убил. Ласка убивать не смеет, а человек убил. Пусть даже не со зла, не намеренно. Но ведь убил. А каноны запрещают лишать жизни.

Случались и прежде убийства, и убийц наказывали. Значит, человек тоже должен быть наказан. Нет, мало наказать. Наказание проблемы не решит. Проблема-то не в одном человеке, а во всех людях, во всем человеческом роде. Ведь что один сделал, могут сделать и остальные. Но и ласка может попробовать убрать запреты. А это опять убийства...

Огромный Чертог модификантов высился чёрной громадой на фоне неба, и до того гладкими были его стены, что он мерцал в лунном свете. И никаких огней, ни одного огонька не горело в его стенах. Но в этом не было ничего удивительного, потому что никто еще не видел в Чертоге огней. И никто не помнил, чтобы отворялись двери этого мрачного зиккурата. Модификанты выстроили одинаковые строения в разных концах света, вошли в них, и на том все кончилось. Прежде они вмешивались в людские дела, даже вели с людьми нечто вроде саркастической пикировки, когда же люди исчезли, модификанты тоже перестали показываться.

У широкой каменной лестницы Дядюшка остановился. Запрокинув голову, он глядел на возвышающееся перед ним сооружение.

«Федька, наверное, умер, – сказал он себе, – Он был долгожитель, но ведь не бессмертный. Вечно жить не мог. Странно будет теперь встретиться с модификантом и знать, что это не он».

Механор начал подниматься по ступенькам, шёл медленно, все нервы на взводе, готовый к тому, что вот-вот на него обрушится первая волна сарказма.

Однако ничего не произошло.

Он одолел лестницу и остановился перед дверью, размышляя, как дать его обитателям знать о своем появлении.

Ни колокольчика. Ни звонка. Гладкая дверь, обыкновенная ручка. И всё.

Бэмс нерешительно поднял кулак и постучал несколько раз, потом подождал. Никакого ответа. Дверь оставалась немой и недвижимой.

Постучал еще, на этот раз погромче. И опять никакого ответа.

Медленно, осторожно взялся за дверную ручку и нажал на неё. Ручка подалась, дверь отворилась, и механор ступил внутрь.

Глава 7

Глава 7

– Ну и дурень же ты, – сказал Волчик, – Я заставил бы их поискать меня. Заставил бы погоняться за мной, так просто не поддался.

Семён покачал головой:

– Может ты так и поступил бы, дружище, может быть, для тебя это норма. Но для меня это не подходит. Раскины никогда не убегают.

– И с какого перепуга ты это взял? – не унимался волк, – Несёшь какую-то чушь. До сих пор ни одному раскину не надо было убегать, а раз ни одному раскину еще не приходилось убегать, откуда ты можешь знать, что они никогда…

– Ну всё, заткнись, – отрезал молодой человек.

Они продолжали молча подниматься по каменистой тропе, взбираясь на холм.

– Слушай, за нами кто-то следует, – вдруг сказал Волчик.

– Не придумывай ерунды, тебе померещилось, – с усмешкой возразил Семён, – Кому это нужно следовать за нами? Басе?

– Не знаю, но…

– Что, чуешь чей-то запах?

– Нет…

– Может услышал? Или увидел?

– Нет, но…

– Значит, никто за нами не следует, – решительно заявил Семён, – Теперь вообще никто никого не выслеживает.

Свет луны, струясь между деревьями, освещал бликами серебра черный лес. В ночной долине, на реке, утки о чем-то сонно спорили вполголоса. Слабый ветерок снизу принес с собой дыхание реки.

Тетива зацепилась за куст, и Семён остановился, чтобы освободить её. При этом он уронил на землю несколько стрел и нагнулся, чтобы поднять их.

– Придумал бы какой-нибудь способ носить эти штуки, – пробурчал Волчик, – Без конца то зацепишься, то уронишь, то…

– Я уже думал об этом, – спокойно ответил его спутник, – Пожалуй, сделаю что-нибудь вроде сумки, чтобы можно было повесить на плечо.

Подъём продолжался.

– Ну и что ты собираешься сделать, когда придёшь в усадьбу Раскиных? – спросил волк.

– Найду Дядюшку, – ответил Семён, – Собираюсь рассказать ему, что я сделал.

– Бася уже рассказала, не беспокойся.

Парень пожал плечами:

– Может быть, она не так рассказала. Может быть, что-нибудь напутала. Бася очень волновалась.

Волчик согласился:

– Да она вообще дурная.

Они пересекли лунную прогалину и снова нырнули во мрак.

– Что-то у меня нервишки разгулялись, – сказал волк, – Затеял ты ерунду какую-то. Я тебя до сих пор проводил и…

– Ну и возвращайся, – сердито ответил Семён, – У меня вот нервы в порядке. Я…

И тут он круто обернулся, а волосы на голове поднялись дыбом.

Что-то было не так… Что-то неправильное... В воздухе, которым он дышал, в его мозгу… Тревожное, жуткое ощущение опасности, но ещё сильнее – чувство омерзения, оно вонзило когти ему в лопатки и поползло по спине миллионами цепких