Брусиловский прорыв. 1916 год - Максим Викторович Оськин

здесь же: «Без предварительного прекращения огня противника продвижение вперед крайне затруднительно, но для борьбы с артиллерией противника у нас недостаточно снарядов». Действительно, основную роль в неудаче сыграла артиллерийская мощь. Из гренадерского корпуса 25 июня докладывали: «Противник ведет неслыханный артиллерийский и пулеметный огонь… под действием ураганного артиллерийского, пулеметного и ружейного огня и контратак противника. Остатки киевцев и московцев оставили занятые пункты». Из 31-го армейского корпуса: «Проделывание проходов в проволочных заграждениях противника идет медленно вследствие ожесточенного пулеметного огня. В проходах много убитых и раненых, которых вынести нельзя. У всех проходов идет бой ручными гранатами»[246].

Вечером 25 июня из-за тумана атака была перенесена на несколько дней. Сводка от 26 июня говорила, что «по всему фронту армии противник отбивает наши атаки артиллерийским огнем небывалой силы… наша артиллерия часто не в состоянии разрушить постройки противника, так как разведка выяснила, что укрепления противника, находящиеся вне нашего наблюдения, совершенно не тронуты, имеют бетонированные пулеметные гнезда и широкие полосы проволочных заграждений»[247]. Правда, 3-й Сибирский корпус еще попытался атаковать, но неудача порыва и отваги частей одного-единственного корпуса была предрешена.

В Ставке еще на что-то рассчитывали и потому по-прежнему подбрасывали на Западный фронт резервы, хотя на Юго-Западном фронте они были куда как нужнее. Директива М. В. Алексеева от 26 июня говорила: «…Принять решительные меры к быстрому пополнению и восстановлению боеспособности некоторых частей 4-й армии. Содержанию частей в возможно сильном численном составе вообще придать важное для данного периода значение». И только убедившись в том, что Эверт не намерен возобновлять атаки, Алексеев стал передавать войска Брусилову.

Интересно сравнить письма главных участников этих событий. В этот день А. Е. Эверт писал домой: «Тяжело мне далась эта неделя! Так все было продумано, и я верил, что если не такой как на юге, где враг австриец, то все-таки большой успех будет. И первоначально он был, но несмотря на все мои предварительные указания, вовремя его не поддержали и вместо большого, получился малюсенький – гора родила мышь»[248]. Брусилов же сообщил супруге, что у Эверта не получилось, «но дело поправимо, если возьмем Ковель: движением на Брест-Литовск в тыл немцам, заставим их очистить большую часть фронта Эверта»[249].

В свою очередь, император Николай II 27 июня записал в своем дневнике: «День простоял серый. В общем, известия пришли хорошие; только под Барановичами не клеится, все наши действия происходят неумело, разрозненно, и поэтому молодецкие войска несут тяжелые потери»[250]. Эта «разрозненность» и стала одной из главных причин неудачного прорыва. Рагозе поручили слишком много войск в командование, и, чтобы хоть как-то справиться с этим количеством, командарм-4 был вынужден прибегнуть к созданию корпусных групп. Барановичская операция, характеризуемая «неумением оперировать резервами, распределять силы и средства, готовить инженерные позиции» – «превратилась в почти не взаимосвязанные действия групп корпусов»[251].

Не сумев организовать прорыва, русские генералы не сумели и надлежащим образом использовать резервы. Резервные корпуса просто-напросто вводились в первую линию, сменяя обескровленные войска, и вновь продолжали бросаться в лобовые атаки. Сознавая свое бессилие, главкозап сделал все от него зависящее, чтобы остановить атаки, вылившиеся в бойню. А потом наступление Западного фронта было и вовсе отменено под предлогом недостатка снарядов. Как справедливо заметил современник, «Эверт под Барановичами счел операцию неудачной, а между тем у Войрша не оставалось ни одного штыка в резерве… мысль о поражении в первую очередь находит себе место в сознании высшего командования»[252].

Потери сторон в Барановичской операции[253].

* По другим данным, противник потерял всего около 13 тыс. чел.

Что же стало осязаемым итогом операции, помимо восьмидесяти тысяч потерянных людей? Начальник штаба Юго-Западного фронта В. Н. Клембовский лаконично сказал об этом: «Итак, за 9 дней 3 артиллерийские подготовки, 3 перегруппировки, 3 штурма, 4 отсрочки штурмов, захват и удержание за собой небольшого участка неприятельской позиции у деревни Скробово [в 50 верстах к северу от Барановичей], высоты севернее деревни Ораховщина [в 5 верстах прямо на восток от Барановичей], и восточной части деревни Лабузы [в 40 верстах к юго-востоку от Барановичей] – вот в какой форме вылилось наступление Западного фронта»[254].

На следующий день Ставка передала главный удар Юго-Западному фронту. Сами же современники – участники войны, не знавшие о тех сложных взаимоотношениях, что существовали между Верховным главнокомандующим, его начальником штаба и фронтовыми главнокомандованиями, полагали, что продолжения наступления не последовало именно потому, что своего усиления требовал Юго-Западный фронт, уже добившийся крупных успехов. Будущий белогвардейский атаман А. Г. Шкуро вспоминал: «Ранней весной 3-й Кавказский корпус отправился походным порядком на север, в район Барановичей – Молодечно, где собирался большой кулак из 12 корпусов, долженствовавший совершить прорыв германского фронта. Удар этот не состоялся, вследствие совершившегося в это время знаменитого Брусиловского прорыва южного австро-германского фронта. Собранные под Молодечно корпуса были постепенно переброшены на развитие достигнутых Брусиловым успехов»[255].

Войска Западного фронта своими последующими частными атаками сумели удержать на своих участках противостоявших им немцев, позволив только самые минимальные переброски к Ковелю. Поэтому большая доля германских частей, дравшихся против Брусилова, была подвезена из Франции, где союзники, уже имевшие двухмиллионную английскую сухопутную армию и мощнейшую тяжелую артиллерию, в очередной раз не проявили должной жертвенности для помощи Восточному фронту. Уже в начале июля генерал Линзинген получил германские 86-ю и 121-ю пехотные дивизии. В отличие от русских, сковывавших врага, союзники позволяли неприятелю довольно свободно перебрасывать войска с запада на восток не только в 1915-м, но и в 1916 г.

Итоги операции

Барановичская операция закончилась очередным провалом русской стратегии. При этом немцы удержали свои позиции, а русские вновь понесли громадные и во многом бесполезные потери – более 80 тыс. чел., против 13 тыс. Выдающуюся роль в оборонительных боях сыграла система обороны германцев, а также германская артиллерия, умело взаимодействовавшая с пехотой при помощи специально выделяемых офицеров-корректировщиков. Как говорит германский источник, «артиллерии принадлежит заслуга огромной поддержки при отбитии русских атак и неудачи их. Вновь сформированный 4-й ландверный артиллерийский полк целый день сосредоточенным огнем наносил тяжелые потери атакующей пехоте. Отдельные офицеры на передовых наблюдательных пунктах с полуразрушенных фортов [ „Король Фридрих“, „Северное“, „Болотный холм“ и др.] передавали донесения о нужной поддержке пехоты в тыл и направляли огонь отдельных батарей в требуемом направлении. В результате такого дружного взаимодействия пехоты и артиллерии, сосредоточенный огонь которой обрушивался всегда там, где в нем была наибольшая нужда, 8,5 дивизии Войрша сумели удержать занятый ими