Принцесса на измене - Варвара Мадоши

была еще тяжелой — видно, проспал я недолго. Однако разговор с Рагной переместил на сознательный уровень подсознательное понимание: у Ночки кончилось терпение, Ночка торопится. Значит, и мне пора поторапливаться.

Я вылез из спальника и принялся его сворачивать.

— Ну что, пойдем дальше, красавица?

Ночка зашагала в темноту.

* * *

В этом зале я понял: все, перед нами последняя руна.

К тому времени я уничтожил остальных знаков уже двенадцать штук — распространенное магическое число. Под землей я не мог нормально замерить и оценить расстояние, но, скорее всего, эти знаки были расположены по секторам огромного круга, причем, судя по всему, по четыре на каждый виток спирали, от края к центру. Это стандартное расположение для высокоэнергетических магических кругов. Значит, скорее всего, нас ожидала точка фокусировки.

И точно. Она.

Горящая огнем спираль, похожая на рисунок Галактики, посреди огромной пещеры.

Я представил себе, как эта спираль горит тут бесконечно и неутомимо, а над нею на земле проходят, вероятно, века — и не мог не поежиться.

— Эту штуку ладонью не закроешь, — вслух произнес я, и мой голос неожиданно гулко заметался под темными сводами. — Даже если я целиком на нее лягу…

Тут Ночка вспыхнула особенно ярко, и яростно, куда заметнее, чем раньше, мотнула головой.

— Ни в коем случае на нее не ложиться, да? — я сглотнул. — Это тебя прямо здесь… принесли в жертву?

Потому что я почти не сомневался, что Ночка все-таки не сама это сделала. Слишком много скрытой ярости мне чудилось в ее движениях по мере того, как мы двигались от знака к знаку!

Ночка кивнула, так же резко и решительно, как до этого помотала головой.

Потом подошла ко мне — и обняла. Впервые.

Ее каменная шкура, так же, как в лошадином облике, казалась мягкой на ощупь. Алый огонь, которым она теперь пылала почти целиком, не обжигал, а согревал. И в целом, несмотря на то, что в этом облике она была куда крупнее меня и легко могла бы раздавить, я едва чувствовал ее прикосновение.

Тогда я обнял ее в ответ, прижался щекой к каменной коже.

— Ноченька… прости меня, — мой голос звучал хрипло и дрожал, в тишине пещеры я слышал это очень отчетливо. — Я так мало уделял тебе времени. Почти ничем не смог тебе помочь. Если бы я догадался раньше! Мне стоило привезти тебя сюда самому, а не ждать, пока обстоятельства удачно сложились! А ты так помогала нам, была такой опорой… Если сейчас что-то пойдет не так… мне очень жаль. Знай, что если я хоть чем-то могу помочь, даже если это очень рискованно, — я не буду колебаться! Все, что тебе нужно.

Ночка отпустила меня, отступила на шаг. Поглядела на меня — с прежним выражением, но, как мне показалось, грустно. А затем попятилась, не сводя с меня глаз.

Я машинально вытянул к ней руку, будто хотел удержать. Так же я несколько дней назад протягивал руку к призраку Рагны. Но Ночка не была призраком и отлично контролировала свои движения. Она легко уклонилась от моего прикосновения, сделала еще шаг назад. Ее стопы коснулись алой спирали. Тут же огонь взвихрился, поднялся ввысь — точно так же, как поднимался туман над магическим кругом, когда мы с Рагной возвращали тело Ханне.

Ночка сделала еще несколько крупных шагов назад, остановилась в самом центре. И вдруг вспыхнула сама, да так ярко, нестерпимо ярко, что я вскрикнул от боли и зажмурился.

Вспышка тут же пропала.

Я открыл глаза — полная, чернейшая чернота, ни лучика света! Только зеленые пятна плавают перед глазами. То ли я ослеп, то ли…

Тут же я сотворил тусклый магический огонек — и отлично увидел его голубое мерцание. Сглотнув, я послал огонек вперед.

Он осветил центр пещеры, пол, на котором остались впечатанными спиральные линии — но уже без огня. И бесформенную глыбу в центре спирали. Глыбу, которая, наверное, раньше была Ночкой.

Наверное, я не такой хороший человек, каким пытаюсь быть и казаться. Потому что вместе с горечью и нестерпимым чувством вины я ощутил и ледяной страх: а как мне теперь выбираться наверх? Я старался, оставлял пометки мелом на каждой развилке и каждом привале, но найду ли я эти пометки? И обратно придется идти голодом: припасы у меня кончились. Пока Ночка была со мной, это меня не беспокоило, но теперь все иначе.

Однако если я поддамся сейчас этому ужасу, то потеряю право называться мужчиной. Или мужем.

Так я не развернулся и не бросился назад по своим следам, убегая от мрака подземелья. Сперва я подошел к этой глыбе, прижался к ней ладонями и лбом.

— Ноченька… — пробормотал я. — Ты еще там? Или ты ушла?

Хмуро подумал про себя, что делаю сущую глупость. Еще бы слезу уронил, по обычаю диснеевских принцесс!

Но… по камню вдруг побежала светящаяся трещина! Прямо от моих рук!

Я машинально отпрянул — и светящаяся линия не исчезла! Камень пошел трещинами, очень яркими, куда ярче, чем мой магический огонек, — и вдруг осыпался пылью!

Открыв девушку, что стояла в самом центре.

Не высокая, но и не низкая, ростом примерно с Леу в ее человеческом облике или с Хелену, обсидианово-черная — и без, сомнения, каменная. Блестящий, отлично отполированный обсидиан местами переходил в более грубую каменную текстуру, как у Ночки; виднелось даже две-три трещины, сквозь которые пылал огонь. Глаза, как и раньше, горели, длинные рыжие волосы клубились пламенем.

Одежды девушка не носила, зато была буквально увешана золотыми украшениями. Ожерелья, кольца, браслеты, ножные браслеты, золотой пояс с пряжкой, тиара… Я с непередаваемым чувством узнал все драгоценности, которые «скормил» Ночке за последние семь лет! Даже не думал, что их столько.

Но и это не главное. Главное, что бросилось мне в глаза: девушка была невероятно, победительно красива. Ее черты немного не дотягивали до безупречной гармонии Мириэль — но близко к тому. Более «человечный», я бы даже сказал, более милый вариант. А уж фигура! Такую идеальную грудь я кроме как у Миры видел только еще у одной женщины. Собственно, даже лицо — если абстрагироваться от черноты и горящих глаз…

— Хелена⁈ — ахнул я. И тут же поправился: — Хелена — твоя родственница⁈

Значит, она все-таки из королевского рода?

— Да, — сказала девушка. Поразительный голос: низкий, сильный, вибрирующий. Не совсем человеческий, в нем будто слышался гул