Философские обрывы - Иустин Челийский

самая драгоценная истина в нашем человеческом мире. Поэтому каждый человек – наш брат, наш бессмертный брат, ибо каждый человек имеет образ Божий в своей душе. И тем самым имеет вечную, божественную ценность, поэтому нельзя ни одного человека рассматривать как материал, как средство, как инструмент. И самый незнатный человек представляет абсолютную ценность. Поэтому, как только встретишь человека, говори себе: смотри, вот маленький бог во прахе, смотри, вот мой милый, мой бессмертный брат и вечный собрат!

IV. Печали и стремления

Роение бесконечности

Все же, все же – оказаться человеком в этом загадочном мире – это первое и самое большое удивление! Я немею перед ним. И никак не могу прийти в себя от этого удивления… Прийти в себя? Что это значит? Что означает: быть собой, быть «я», быть личностью? Ощущать себя как себя, и все же, и все же – не быть в состоянии провести четкую границу между «собой» и «не собой», потому что все каким-то необъяснимым образом переливается в нас и мы во все. Некий постоянный прилив и отлив, постоянное волнение и переливание всего что угодно во все и вся. А сквозь все это и во всем этом вечно кружится человеческое ощущение и осознание себя как себя, как личности, как существа неделимого и односоставного. Не спрашивая нас, нас, людей, вплетают в грандиозную тайну бытия. Вселенная вокруг нас подобна телу, а мы в ней – как душа. А все в мире как-то округло-округло. Округло, потому что не имеет ни верха, ни низа. И во всем бездна. Посмотреть ли с верха космической перспективы или с космического дна – земли, все равно: бездна есть бездна, простирается она вверх или вниз. Человеческий разум это знает. Как, каким образом? Неизвестно, ибо неизвестно, из-за чего разум есть разум. Окруженный разнообразными и бесчисленными существами и предметами, человек ощущает себя как чудо среди них. Чувствовать – разве это не чудо? Мыслить – разве это не чудо? Желать – разве это не чудо? Не ищи чуда вне себя, ибо ты сам – самое большое чудо. Не ищи удивительного вне себя, потому что ты сам – самое удивительное. Вообще, существовать – разве не есть это само по себе нечто бесконечно удивительное и непостижимое?

Человек хотел бы оковать себя твердыми и массивными земными реальностями. Иногда приятно быть окованному ими, потому что душа таким образом имеет хотя бы некоторую опору. А так – все какие-то бездны, все какие-то бесконечности немилосердно воют и завывают по своим пропастям и обрывам. И тогда вздох за вздохом: о, только бы поменьше сознания! и еще меньше чувства! легче было бы быть человеком, и – менее удивительно. Человеческое сознание, человеческое чувство: две маленькие-малюсенькие свечечки в страшном мраке безмерной тайны мира, как страшно с ними! Может быть, надо погасить их, чтобы человек был спокоен, без страха от многих бесконечностей, которые зияют на него со всех сторон. Или превратить две свечечки в два солнца, чей свет осиял бы все потемки в человеке и в мирах вокруг человека? При столь фантастической природе человеческого сознания и чувства, есть ли для человека лекарство от фантастического? Разве миры в нас и миры вокруг нас не сотканы из чего-то фантастического, непостижимого, ненаблюдаемого? Именно из-за этого чувство тоски никогда не иссякнет в человеке. И все человеческие муки сливаются в гром, который проносит сквозь все миры человеческий стон и вопль: зачем сотворен я человеком, зачем, зачем, зачем?..

* * *

Ни одно существо не переживает больших противоположностей, более жутких противодействий, непримиримых противоречий, чем человек, – ни Бог, ни ангел, ни диавол. Ибо человек переживает и жизнь и смерть, и небытие и всебытие, и добро и зло. И все, что в них и между ними. Ибо ни перед кем не простирается такой длинный путь: от небытия до всебытия, от диавола до Бога. И еще: жуткая разнородность чувства, мысли, желания, переживания. В человеке все перемешалось, все: от ничего до всего, от безумия до всеумия, от преходящего до вечного, от смертного до бессмертного, от адского до райского, от диавола до Бога. Чего-чего, а непостижимого и бесконечного в нем всегда много, и тем самым – бессмертного и вечного, поэтому он никак и никогда не умрет весь, даже тогда, когда упорно желает этого; и никак и никогда не уничтожит себя полностью, даже если хочет этого всем сердцем. От него и в нем всегда останется много для бессмертия и вечности.

Тяжко человеку, если мысль его охватит метафизическая паника. Ибо она гонит его и преследует из хаоса в хаос, из ужаса в ужас, из потрясения в потрясение, из вопля в вопль. Тогда во всех слоях человеческого существа все трещит, ломается и лопается. Возникают трещины, и сквозь них измученная душа смутно видит бесчисленные миры. А там, в космических туманностях и потемках, белеет и светится какой-то заманчивый, тихий, благой свет. И таинственный магнетизм миров неодолимо влечет мысль и увлекает ее в некую страстную игру и вихрь… Человек? – Праужас захотел отдохнуть и вселился в человека как мысль. В малое тесто положено много закваски.

Мысль цепенеет: многие противоположности обнялись в человеке объятием, в котором они задыхаются, но никак не разомкнут объятия. Как нерасплетаемое сплетение змеи. При такой действительности для человека метафизической тоски и самое комическое становится трагичным. Иногда человеческий смех кажется мне похожим на помешательство, а то и на безумие. Смех? – чье-то безумие… Разве можно смеяться в мире, где есть смерть? Ах, в глиняном тесте нашего существа есть и эта закваска. Кто знает, чья рука ее вложила, кровью нашей замесила и свою упорную насмешку сквозь этот мир пустила?

* * *

Иногда мысль задумчиво кружит по златой грани вселенной, а чувство рыдает во глубине тревоги. И клонится разум, клонится к пределу безумия в поисках Бога. О, если бы душа была просто каналом для впечатлений из внешнего мира! Но она подобна ненасытному чудовищу: все, что коснется ее, она впитывает в себя, перерождает, превращает в свое, оживляет некоей чудесной жизнью, обессмерчивает каким-то необычным бессмертием. Если что-то и умрет – это милые покойники…

Душа? – Самый гениальный и всемогущий чудотворец. В ней взгляды превращаются в мысли, звуки – в чувства, разнородные впечатления – в разнообразные переживания, или идеи, или призраки. Разве Ты не видишь, Невидимый, как слова Твои в море души моей превращаются в драгоценный жемчуг?