Однокурсники - Эрик Сигал

— Как патриот Америки, — заметил Джейсон, — не могу с этим согласиться.

— Взгляни лучше правде в глаза, — вклинился в разговор Йосси. — Скажи мне, Джейсон, сколько лет евреи живут в Америке?

— Насколько я помню, в начальной школе мы проходили, что губернатор Питер Стайвесант позволил небольшой колонии евреев поселиться в Новом Амстердаме в середине семнадцатого века.

— Не надо спешить с выводами, мой мальчик, — сказал Йосси. — В Германии евреи жили дольше раза в два. И были так успешны…

— И так интегрировались в общество… — вставила Ева.

— … пока один сумасшедший маляр не решил, что евреи являются заразой для арийцев и их надо истребить. И вдруг тот факт, что Гейне и Эйнштейн были евреями, как и большинство музыкантов в оркестрах, которые играют Мендельсона, уже не стал иметь никакого значения. Нас должны были уничтожить. И почти уничтожили.

Джейсон сидел некоторое время молча, пытаясь убедить Себя, что все услышанное — пропаганда, которой промывают мозги всем, кто приезжает в Израиль.

Кроме того, Джейсону с детства внушали: существует еще один путь для евреев спастись от погромов и преследований, сопровождавших этот народ на протяжении всей его длительной и многострадальной истории. Это путь его отца. Ассимиляция.

Тем не менее после того, как он пробыл здесь целую неделю, днем собирая апельсины, а ночами напролет ведя бесконечные споры, ему все еще не хотелось уезжать. И в самом деле, лишь после того, как ему напомнили, мол, Дов Леви должен вскоре вернуться после прохождения службы и захочет занять свое место, Джейсон вдруг понял: надо что-то решать.

— Послушай, — обратился к нему Йосси, — я не уговариваю тебя провести здесь остаток своей жизни. Но если захочешь остаться на лето, я могу определить тебя в бунгало, где ты будешь жить вместе с шестью или семью другими волонтерами. Ну, что скажешь?

— Думаю, это будет отлично.

Он сел и написал письмо родителям:

Дорогие мама и папа!

Простите меня за молчание, затянувшееся со времени нашего последнего телефонного разговора, но вся моя жизнь внезапно развалилась на куски.

В следующем месяце должна была состояться моя свадьба. Боль от потери любимой еще так сильна, что смягчить ее можно, только находясь поблизости от места, где она умерла.

Кроме того, мне нужно время, чтобы подумать о том, что делать дальше со своей жизнью. Смерть Фанни меня очень изменила. Теперь мне, похоже, гораздо меньше хочется того, о чем я некогда мечтал: прославиться и добиться большого успеха, неважно в чем.

Меня очень привлекают отношения, существующие в кибуце. Уверен, некоторые молодые люди хотят стать врачами или учеными. Но когда они закончат свою учебу, многие из них обязательно вернутся сюда и используют полученные знания на благо всей общины.

Любопытно, но среди людей, с которыми я здесь познакомился, нет ни одного, кто хотел бы стать знаменитым. Они хотят жить в тишине и покое, наслаждаться простыми радостями. Такими, как упорный труд. И дети. И дружба.

Как бы мне хотелось, чтобы в душе моей воцарился мирно это не так. И не только чувство скорби владеет мной. Что-то первобытное внутри меня до сих пор взывает о мщении. Я знаю, это неправильно, но изгнать из себя это чувство пока не получается.

Поэтому я решил остаться здесь на все лето и поработать волонтером — бок о бок с другими кибуцниками.

Поскольку у меня есть навыки обращения с огнестрельным оружием, я буду также регулярно нести службу по охране территории. И если кому-нибудь из террористов взбредет безумная идея еще раз напасть на это место, то он горько об этом пожалеет.

В любом случае, спасибо, что позволили мне самому решать, что делать.

Ваш любящий сын,

Джейсон.

*****

Из июньского номера «Бюллетеня выпускников Гарварда» за 1963 год:

«Теодор Ламброс успешно окончил аспирантуру по классической филологии и получил степень доктора философии. Его переработанная диссертация выйдет в издательстве «Гарвард юниверсити-пресс» под названием «Tlemosyne: Героические герои в трагедиях Софокла». Осенью Ламброс приступает к работе на отделении классической филологии в качестве преподавателя».

Из дневника Эндрю Элиота

25 июня 1963 года

Я позвонил Ламбросу, чтобы поздравить его с исполнением мечты: он вошел в преподавательский состав Гарварда. Мало того, его книгу приняли к публикации. Парень просто реактивный.

Он, скромничая, стал говорить, мол, преподавательская работа — не такое уж большое дело, а вот дадут ему должность или нет — это самое интересное. Ну и нетерпелив же наш приятель. Уверен, он обязательно достигнет всего, что хочет. Только чрезмерно волноваться по этому поводу ему не стоит.

Потом Сара взяла у него трубку и стала поздравлять уже меня.

Я возразил, сказав, мол, честь и хвала целиком и полностью принадлежат Фейт. Моя заслуга заключалась лишь в том, что как-то вечером я вовремя пришел с работы, чтобы запустить весь механизм в действие. Она же носила маленького Энди целых девять месяцев.

Сара с особым интересом расспрашивала про подгузники, кормление грудным молоком и обо всем, что связано с материнством. Из этого я сделал вывод, что они с Тедом тоже решили завести ребенка. И правильно. Он уже достиг определенного статуса в жизни, когда есть чем гордиться. И теперь пора подумать о детях.

Когда Фейт забеременела, мы решили раскошелиться и купили большой дом в районе Стэмфорда. Оттуда мне очень удобно добираться до работы. Поскольку теперь я занимаюсь первичным размещением акций на фондовом рынке (или, как это еще называют, «гарантированным размещением ценных бумаг»), то время в пути чаще всего провожу с пользой для дела, «компостируя мозги» кому-нибудь из своих приятелей по школе или университету. Они теперь работают в других учреждениях на Уолл-стрит, и я хочу, чтобы они поучаствовали в финансировании одного из наших новых проектов.

За последние годы я многому научился в сфере банковского дела. Есть, конечно, кое-какие технические тонкости, но главное зависит от того, насколько хорошо ты проведешь время за обедом со знакомыми преппи в клубах на Уоллстрит.

Мне это совсем не трудно, поэтому меня еще не выгнали с работы. Между прочим, на днях один из вице-президентов банка даже сказал мне, что я хорошо работаю, и велел «наращивать потенциал».

Не знаю, каким образом я могу еще улучшить свою работу — разве что ходить обедать в клубы по два раза в день.

Быть женатым мне нравится. Это не только приятно, но и весьма эффективно с точки зрения экономии времени и душевных сил. У нас на работе все холостяки озабочены только тем, где и с кем у них произойдет очередное свидание. А я точно знаю: стоит мне сойти с поезда в конце тяжелого рабочего дня, в течение которого я трудился в поте лица, стараясь обаять всех и каждого, потом проехать до дома на собственной машине еще одиннадцать минут — и вот меня встречает сногсшибательная блондинка с бокалом мартини в руке, самого сухого во всем штате Коннектикут. Ну скажите, это ли не блаженство?

Естественно, мы с друзьями по-прежнему посещаем все футбольные матчи Гарварда, следуя установленному ритуалу — начинаем с небольшого пикника перед игрой и заканчиваем вечеринкой с коктейлями после игры. Иногда я даже остаюсь в Нью-Йорке после работы и смотрю в Гарвард-клубе отснятый на пленку матч, который наши играли в предыдущую субботу. Мы сидим с ребятами и обсуждаем, что не так.

Фейт не возражает. В этом смысле она у меня молодец.

На самом деле я мечтаю о том, что когда-нибудь отведу своего сынишку на футбол. И он будет играть в команде Гарварда выпуска 1984 года.

Уверен, то, что я стал отцом — самое интересное из всего случившегося со мной за всю мою жизнь.

Конечно, мне пока особенно нечего делать с сыном. Вообще-то у нас такая великолепная няня-англичанка, что Фейт тоже особенно нечего делать. Но я и правда с нетерпением жду того времени, когда смогу разговаривать с Энди, учить его, как надо плавать и играть в мяч, и чтобы он — хотя бы чуть-чуть — смотрел на меня с уважением.

И я постараюсь сделать так, чтобы на него не давили все эти «традиции Элиотов».

Я с ним уже разговариваю. Иногда, когда поблизости нет няни, я тайком пробираюсь к нему в детскую и говорю всякие глупости, вроде: «Эй, дружище, может, слиняем в «Кронин», пивка попьем?»

Он обычно улыбается — может, и в самом деле понимает больше, чем мне кажется.

В общем и целом жизнь моя, похоже, протекает вполне забавно.

И в будущем все станет еще лучше.