Однокурсники - Эрик Сигал

А она, сильная и независимая женщина-врач, могла позволить себе снова стать ребенком и наслаждаться теплым чувством защищенности.

Но когда любовная инициатива исходила от нее, он понимал, что может быть уязвимым. И впервые испытал, что женская любовь способна воспламеняться не только из-за его силы.

Так каждый из них нашел в другом и родителя, и ребенка, и возлюбленного, и товарища. Это была полная гармония — слишком чудесная, чтобы исчезнуть без следа.

Каникулы оказались очень короткими, и опять им предстояло расставание.

— Я прилечу сразу же, как только сдам последний экзамен в июне, — пообещал он.

— А мне что делать до тех пор? — спросила она с несчастным видом.

— Брось, это ж совсем недолго. Наша прошлая разлука длилась почти три года.

— Да, — с тоской ответила она. — Но тогда я и не подозревала, как сильно люблю тебя.

Джейсон пристально посмотрел на нее.

— Фанни, я должен признаться тебе кое в чем.

— В чем же? — спросила она, немного нервничая.

— Вчера, когда я днем один ушел в город, у меня была на то причина.

Он сунул руку в карман и извлек небольшую коробочку, обитую бархатом.

— Если оно подойдет на любой из пальцев на твоих руках, думаю, нам следует пожениться.

— Джейсон, — улыбнулась она, — не забудь, у меня есть еще пальцы на ногах. Это значит, что мы обязательно поженимся.

Будущие жених и невеста обнялись.

*****

Эндрю встретил Джорджа Келлера на автобусном вокзале «Трэйлуэйз» в Бангоре. Пока они ехали на машине в «Тюленью гавань», где Элиоты расположились на отдых, заодно обсудили ближайшие планы.

— Ты какой-то бледный, Джордж. Неужели все лето просидел взаперти?

— Эндрю, я же учусь в аспирантуре, а не работаю спасателем на водах. И должен закончить свою диссертацию ближайшей весной.

— Что за срочность?

— Я хочу получить свою степень в июне.

— А потом что будешь делать?

— Пока не знаю.

— Тогда к чему такая спешка?

— Ты все равно не поймешь. Но я обязан следовать своему графику. В любом случае, я признателен тебе за то, что ты выманил меня к себе на выходные.

— Выходные? Я-то думал, ты останешься здесь на неделю.

— Нет-нет-нет. Я должен вернуться к своей работе.

— Ну ладно, — сдался Эндрю. — Но если в эти два дня я увижу, что ты что-то пишешь, пусть даже это будет почтовая открытка, я вырублю тебя на месте.

— Вынужден подчиниться.

Стипендиат улыбнулся.

— Однако, старина, как твоя женитьба?

— О, скажу я тебе, Келлер, это весьма забавно. Тебе следует попробовать.

— Всему свое время, Эндрю. Но сначала я должен…

— Только не говори, — перебил его однокурсник. — Я запрещаю тебе даже упоминать о своей диссертации в эти выходные. И, э-э, если у тебя получится говорить на общие темы, это было бы хорошо для Фейт. Видишь ли, она, конечно, славная малышка, но академические науки не ее любимый конек.

Очаровательная миссис Эндрю Элиот махнула им с края пристани, когда они туда подходили. Даже занятый своими мыслями, Джордж Келлер не мог не заметить, как она хороша в своем бикини. И как приятно пахнет (он почувствовал это, когда она обняла его по-дружески).

Затем Фейт повела обоих мужчин на террасу, где их поджидал огромный кувшин с мартини.

— С тех пор как мы познакомились на свадьбе, я с нетерпением ждала возможности поговорить с тобой серьезно, — проворковала Фейт, вручая Джорджу бокал. — Эндрю говорит, у тебя блестящий ум.

— Эндрю мне льстит.

— Я знаю. — Она хихикнула. — Мне он тоже льстит. Но мне это нравится.

Тогда Джордж вручил ей сверток, обернутый в подарочную бумагу.

— Ну что ты, зачем это! — воскликнула она, вскрывая пакет. И с несколько деланной веселостью добавила: — О, это книга. Смотри, Эндрю, Джордж подарил мне книгу.

— Как здорово, — заметил ее муж и, повернувшись к их гостю, произнес: — Фейт очень любит книги. Что это за книга, дорогая?

— Выглядит прелестно, — ответила она и показала ему обложку.

Это была «Необходимость выбора», автор — Генри Киссинджер.

— О чем она, Джордж? — спросила Фейт.

— Об отставании США от СССР по ракетам. Это, бесспорно, самая значительная работа по этой теме на сегодняшний день.

— Ее автор — один из профессоров Джорджа, — объяснил Эндрю.

— Исключительно великий человек, — тут же подхватил Джордж. — Он руководитель моей научной работы и с самого моего прибытия в Америку стал для меня in loco parentis[51].

— То есть будто помешанный? — поинтересовалась Фейт.

Этот вывод, как показалось Джорджу, не вполне соответствовал изложенным ранее посылкам. И он добавил:

— Вот здесь, в предисловии, он пишет обо мне. Можно, я прочитаю вам, что он написал?

— О, чудесно, — с преувеличенной радостью произнесла Фейт, передавая ему фолиант. — Среди моих знакомых еще не было никого, о ком бы писали в книжках.

Джордж быстро отыскал нужное место и зачитал вслух:

— «Невозможно в достаточной мере выразить всю мою признательность ученику и другу Джорджу Келлеру за его советы и рекомендации, основанные на глубоком понимании сути вопроса».

— Черт возьми, — вырвалось у Эндрю, — он и вправду называет тебя своим другом. Потрясающе!

— Да. И он не только назначил меня вести группу на семинарских занятиях по курсу «Управление в государственной сфере», но даже договорился, что мою статью напечатают в «Форин афферс».

— Ах, Джордж, — расцвела Фейт. — Это звучит так безнравственно!

Джордж был очарован ее восхитительным чувством юмора.

— Элиот, — с улыбкой произнес он, — да ты просто счастливчик.

— Ну, Фейт, — обратился Эндрю к жене, вернувшись после того, как отвез Келлера на машине к автобусу, — что ты думаешь о старине Джордже? Сумасшедший гений, да?

— Он очень привлекательный, — задумчиво ответила она. — Но что-то меня в нем беспокоит. Не могу точно сказать, что именно. Может, то, как он разговаривает. Ты заметил, у него совершенно нет иностранного акцента?

— Конечно. Меня это в нем просто восхищает.

— Эндрю, не будь таким наивным. Если у иностранца нет иностранного акцента, это значит, он что-то скрывает. Я думаю, твой бывший сосед по общежитию, возможно, просто шпион.

— Шпион? Ну и на кого ему, к черту, шпионить?

— Не знаю. На врагов. Может, даже на Демократическую партию.

*****

Из раздела «События» журнала «Тайм» от 12 января 1963 года:

«ПОЖЕНИЛИСЬ:

Дэниел Росси, 27 лет, молодой пианист-виртуоз, и Мария Пасторе, 25 лет, его возлюбленная с университетской поры; оба впервые; в Кливленде, штат Огайо.

После медового месяца в Европе (во время которого Росси выступит с несколькими давно запланированными концертами) молодая супружеская пара планирует поселиться в Филадельфии, где Росси только что назначили вторым дирижером симфонического оркестра этого города».

*****

Единственное, о чем попросила Мария перед свадьбой у Дэнни, это чтобы он обещал ей решительно сократить безумное количество гастролей — тогда они смогли бы осесть в каком-нибудь месте, пустить корни и наладить домашний быт.

Впрочем, сначала ему не очень-то хотелось отказывать себе в удовольствии принимать восторги на разных языках мира, но предложение из Филадельфии, неожиданно поступившее к нему как по волшебству, стало чудесным решением проблемы.

Они купили большой дом в стиле поздней английской готики в Брин-Море, на участке земли площадью в полтора акра. Здесь оказалось достаточно места, чтобы переделать весь верхний этаж и устроить там студию для Дэнни. А еще подготовить светлый просторный зал для Марии, который, по настоянию Дэнни, оборудовали балетным станком; правда, ей бы хотелось, чтобы это помещение превратилось в детскую комнату, и чем скорее, тем лучше.

Свадьба проходила в отеле «Шератон» в самом центре Кливленда, где Джин Пасторе устроил роскошный банкет.

Во время торжества Дэнни был почему-то подавлен, хоть и старался не подавать виду. Все мысли его были об одном: хотя он и заработал себе репутацию донжуана международного масштаба, но вдруг в самый решающий момент его жизни ему не удастся это подтвердить.

Как и ожидалось, приглашенные на свадьбу гости заставили Дэнни сесть за рояль. И ему показалось, что это выступление лишь подтвердило его худшие предположения. Дело в том, что, пока все наслаждались полным воспроизведением содержания пластинки «Росси на Бродвее», сам он, наверное, был единственным из присутствующих, кто заметил, что исполнение этих произведений дается ему не так хорошо, как обычно.

Возможно, из-за шампанского. Он весь вечер потягивал его понемногу, чтобы успокоить нервы, хотя догадывался, что ничего хорошего из этого не выйдет. У него было железное правило — ничего крепче кока-колы перед концертом не пить. Если нервы особенно шалили, он мог принять таблетку милтауна или фенобарбитала. Но сейчас уже слишком поздно.