Избранная и беглец - Штерн Оливия

У входа в одну из нор Оллин нашел тряпичную куклу, грязную, разорванную. Нитки разошлись на боку, и оттуда торчали разноцветные лоскуты, перемазанные засохшей глиной. Глаза, нарисованные углем, почти стерлись. И Оллин вдруг подумал, что сам теперь как эта кукла — выпотрошен, почти ослеп. Выпотрошен нежными ручками Айрис, которую он так и не мог забыть, выдернуть из своего сердца и растоптать. Он сунул куклу во внутренний карман пиджака, хмыкнул, ловя на себе недоумевающие взгляды министров, и сказал:

— Все это безобразие разровнять, чтобы ничего такого я больше не видел. И разбить парк. Чтобы деревья скрыли позор Рамелии. Да, везде на месте резерваций я желаю видеть парки. Города… не стоит здесь возводить.

Еще у него состоялся разговор с Дармалем. Он сам взял аэромобиль и полетел во дворец высшего. Это случилось на пятый день после отбытия Айрис. Оллин не ожидал, что прозрачные двери сами раскроются перед ним, приглашая в стеклянное и как будто ледяное великолепие. Внутри было пусто, все указывало на то, что местный бог жил совершенно один.

Дармаль встретил его у подножия стеклянной же лестницы, спиралью уводящей на следующий уровень дворца. В белых свободных одеждах, с сияющими синими глазами, он и правда был как бог — да и являлся богом для тех, кто обитал на нижних уровнях городов и не понимал, как наногенератор может создать из воздуха глыбу льда.

— Вы знаете, зачем я пришел, — только и сказал Оллин.

Высший пожал плечами и доброжелательно улыбнулся, а в глазах плавился свет сверхновой.

— Я не увозил ее силой, — ответил Дармаль. — Это целиком и полностью ее решение.

И жестом предложил присесть в кресло, кипенно-белое, похожее на облако.

— И… что с ней теперь будет? — Голос прозвучал совсем хрипло.

Дармаль уселся в кресло напротив, сложил пальцы домиком.

— Ничего плохого, Оллин. Наногенератор прижился в ее организме на клеточном уровне. Теперь осталось загрузить в него набор нужных программ и отладить нейроинтерфейс. После этого Айрис сможет исцелять безнадежно больных, превращать воду в огонь и обратно, испепелять неугодных или же обращать их в ледяные статуи… Или не ледяные. Можно кварцевые. Или даже алмазные. Изменить структуру углеродных соединений на решетку алмаза несложно ведь. Летать, правда, Айрис не сможет, но ей и не нужно. Боги должны ходить по земной тверди, тогда им поклонится вся планета.

— И долго Поддержка искала бога на Эрфесте?

Дармаль тонко улыбнулся.

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Самое главное, что заповедник и его сотрудники свои обязанности выполнили, теперь все можно сворачивать и переводить на следующую планету, которая понадобится Федерации. Что до Эрфеста — там теперь будет Айрис, избранная, и там будут ее слуги. И конечно же первые последователи богини, которая откроет для людей звезды. Так что не беспокойся, с Айрис все хорошо.

Да, у Айрис все будет хорошо.

А ему хоть в петлю.

— А ребенок? Она хотела забрать ребенка, — подумав, спросил Оллин.

— Она получила своего малыша обратно, — заверил Дармаль, сверкнув синими радужками. — Мы никогда никого не обманываем. Нам просто нет смысла обманывать. Вы где-нибудь видели богов-обманщиков?

Оллин стиснул челюсти и промолчал. Да что тут было говорить? У Айрис все хорошо, и этого более чем достаточно.

— Я могу поговорить с ней? — неожиданно для себя самого спросил он.

Дармаль повел плечами, и его приятное лицо закаменело.

— Не думаю, что это целесообразно. Не нужно давать госпоже Ленне повод переосмысливать принятое решение.

Оллин вернулся к себе, заперся в спальне и снова напился. Посадил перед собой ту самую выпотрошенную куклу и заливал себе в глотку обжигающую субстанцию. Даже не разбирал, что именно пьет. Ему снова хотелось утопить боль, которая стала его постоянной спутницей. А потом, когда комната начала плыть, взял карандаш, подрисовал кукле глаза, усадил ее на подушку.

— Мне нужно увидеть Айрис, — сказал он.

Кукла согласно кивнула.

— Мне нужно спросить, неужели быть живой богиней настолько лучше, чем просто быть со мной. Я бы любил ее, любил всю жизнь. Я бы носил ее на руках. Я бы сделал все, чтобы она была счастливой…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он улегся на бок, все еще глядя на грязное, нарисованное лицо несчастной куклы. Да, вот оно, его истинное отражение. Изорванное, распотрошенное и такое одинокое.

— Я доведу здесь дела до конца, а потом полечу к ней. И все же спрошу, глядя в глаза. Она ведь не сможет солгать, если вот так, прямо глаза в глаза, а?

…На следующий день Лайон Делайн огорошил его предложением жениться на Лилиан.

Оллин рассмеялся дяде в лицо и честно сказал, что скорее сдохнет, чем возьмет к себе в постель Лилиан. Нет, не потому что она спала с Артемисом. Просто… пахнет она не так, как надо. Айрис пахла цветами и счастьем, а Лилиан — тленом и, по большому счету, помойкой.

Впрочем, последнее Оллин все же не произнес вслух. Не потому, что не хотел обижать дядюшку, а потому, что, оскорбившись, Лайон мог сделать какую-нибудь гадость.

* * *

Недовольных его решениями было предостаточно, и их число только увеличилось, когда Оллин собственноручно подписал еще один указ, теперь уже гарантирующий смертную казнь тому, кто злонамеренно убил модификанта и чья вина доказана. Он не сомневался, нет. Внимательно перечитал подготовленный текст, сделал несколько пометок относительно подлежащих рассмотрению прецедентов, а потом, когда миловидная секретарша все исправила и принесла заново, подписал. На следующий день на виселицу отправились горячие парни, которые уже после первого приказа, гарантирующего жизнь и свободу модификантам, нашли себе интересное занятие: отслеживали модификантов в лесах на поверхности планеты, отстреливали, а кисти рук отрубали и сохраняли у себя как трофеи. Оллин сам их видел, десятка два точно — мужские, женские и… детские. И сам летал в полицейское управление того города, где все началось, без дядюшки и не сказав никому ни слова о том, куда отправляется. На следующий день он подписал указ, еще через день шустрых молодцев поймали и повесили в назидание остальным.

Народу это не понравилось.

Все привыкли жить при Григоре Делайне и недоумевали, что такого случилось, что сын его перевернул всю внутреннюю политику Рамелии с ног на голову.

Народ снова вышел на демонстрации.

Но Оллин, чувствуя себя не человеком, а гладеньким, твердым и цельным, без единой трещинки камнем, потребовал демонстрантов разогнать, недовольных пересажать и усилить меры наказания за нарушение порядка. Он прекрасно понимал, что если даст слабину сейчас, то потом все эти недовольные и любящие порассуждать о том, как было хорошо раньше, попросту усядутся ему на шею.

Увы, он уже не был тем Оллином, который цеплялся за мягкие силиконовые щупальца своего ассистента. И даже не был тем Оллином, который в подвале свернул шею тому, кто похитил Айрис. Прекрасная женщина с белыми волосами и нежным лицом переломала его, перетерла в крошево костей и мяса и вывернула наизнанку. Порой он рылся в памяти Артемиса Делайна и даже начинал того понимать. Подумывал, не завести ли любовницу и не опробовать ли что-нибудь из арсенала красно-черной комнатки. Не потому, что сильно хочется, а просто так, чтоб уж окончательно перестать быть собой. Стать императором, жестким и хладнокровным. Просто Оллин, каким он был раньше, оказался никому не нужен.

…В тот день они поехали обедать с Лайоном в ставший привычным ресторанчик на поверхности. Оллин все больше привыкал к тому, что к нему иначе как «ваше величество» уже и не обращались. Он как будто обрастал новой кожей, кожей Артемиса, и потому, когда молоденькая официантка капнула водой на рукав его нового пиджака, сухо посоветовал той уволиться. В глазах девушки блеснули слезы, но она прикусила губу, сдержала рвущиеся из горла рыдания и быстро ушла. Оллин проводил ее мрачным взглядом и мимоходом решил, что чем-то она похожа на Айрис. То ли светлыми волосами, аккуратно убранными под форменную шапочку, то ли свежим скуластым личиком. «И наверняка такая же лгунья», — неприязненно подумал он. Уволить к ларху, пусть идет работать в дешевую забегаловку, если не умеет по-человечески подавать блюда…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})