Другой Владимир Высоцкий - Федор Ибатович Раззаков

свои сомнительные песни. Г-н Окуджава был исключен из Коммунистической партии в прошлом году (и тут же, кстати, восстановлен, о чем журналист почему-то сообщить забыл. — Ф. Р.), а г-н Галич был исключен из Союза писателей, потому что он отказался дезавуировать иностранные публикации своих остросатирических произведений о сталинизме и советской политической жизни.

Большинство советских интеллектуалов находят г-на Высоцкого сравнительно более умеренным, особенно когда он поет перед большими аудиториями. Тем не менее «Советская культура» указывает на официальное неодобрение некоторых из его песен, отмечая, что их «литературные достоинства не всегда одинаковы», и цитирует главу официального концертного агентства, выражающего недовольство, что его концертные программы никогда не были «одобрены и утверждены»…»

Несмотря на все эти события, 12 апреля благополучно завершилась эпопея с разрешением Высоцкому выехать за границу. Как мы помним, в эту историю были вовлечены различные силы, как в самом СССР, так и во Франции, из-за чего выдача визы Высоцкому затянулась почти на полтора месяца. Вполне вероятно, что проволочки могли возникнуть и по вине французской стороны. В том апреле в Париже сменился министр иностранных дел — в это кресло сел Мишель Жобер, который (впервые для Франции!) не был профессиональным дипломатом, но был личным другом президента страны Жоржа Помпиду. Эта «смена караула» во французском МИДе могла иметь непосредственное отношение к нашему герою, поскольку чехарда с новым назначением отразилась и на тех службах, которые отвечали за выдачу въездных виз. Тамошние чиновники, держа «нос по ветру», видимо, ждали директив из Елисейского дворца.

Вспоминает М. Влади: «На следующее утро специальный курьер приносит тебе заграничный паспорт взамен того, который каждый человек в СССР должен иметь при себе. По всем правилам оформленная виза, на которой еще не высохли чернила, и заграничный паспорт у тебя в руках. Не веря своим глазам, ты перелистываешь страницы, гладишь красный картон обложки, читаешь мне вслух все, что там написано. Мы смеемся и плачем от радости.

Лишь гораздо позже мы осознали невероятную неправдоподобность ситуации. Во-первых, посыльный был офицером, а во-вторых, он принес паспорт «в зубах», как ты выразился, а ведь все остальные часами стоят в очереди, чтобы получить свои бумаги! Приказ должен был исходить сверху, с самого высокого верха…»

Буквально накануне получения визы Высоцкий «родил» на свет очередную «нетленку» — песню «Про козла отпущения». И опять под видом шуточной песни миру была явлена сатира на советскую действительность и место самого Высоцкого в ней.

Речь в песне шла о том, что в неком заповеднике (то есть в СССР) «жил да был Козел — роги длинные» (Высоцкий). Хоть жить ему приходилось с волками (намек на советские власти), но он «блеял песенки все козлиные» (то есть неугодные волчьим властям). И хотя «толку с него было как с козла молока, но и вреда, однако, тоже — никакого». Здесь Высоцкий заблуждался: вред своими песнями он, конечно, наносил меньший, чем, например, Александр Галич своими (у того антисоветский подтекст буквально вылезал наружу), и уж тем более их нельзя было сравнить с диссидентскими прокламациями, однако основы советской идеологии они все же подтачивали. Поскольку почти в каждой из них имелся тот самый пресловутый подтекст, причем отнюдь не провластный, а даже наоборот. Сам Высоцкий, считая основы советской идеологии прогнившими и кондовыми, видимо, всерьез полагал, что, разоблачая их, он делает благое дело. Однако точно так считали много столетий назад и талмудисты, которые с неменьшим азартом боролись в Великом Хазарском каганате со сторонниками официальной идеологии караимами, итогом чего и стало последующее разрушение этого самого каганата. Вспомним слова В. Розанова в адрес евреев: «Не подкрадывайтесь к нам с шепотом: «Вы же ОБРАЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК и писатель и должны ненавидеть это подлое правительство». Так вот у Высоцкого это не шепот был, а настоящий вулкан страстей!

Но вернемся к песне «Про козла отпущения».

Далее в ней сообщалось, что этого вот невинного козлика столпы заповедника за его стоическое терпение взяли и избрали в козлы отпущения. Периодически били, а за это делали разного рода поблажки. Например, сделали его выездным:

Берегли Козла как наследника, —

Вышло даже в лесу запрещение

С территории заповедника

Отпускать Козла отпущения.

Эти строчки, написанные еще до получения Высоцким официальной визы, ясно указывают на то, что он догадывался — выездным его очень скоро обязательно сделают.

Далее в песне речь шла о том, что от свалившихся на его голову благ Козел отпущения сильно осмелел и стал вести себя не по ранжиру: назвал Волка сволочью, начал рычать по-медвежьи — короче, оборзел (по В. Розанову: в открытую стал ненавидеть подлое правительство). Концовка у песни была такая:

…В заповеднике (вот в каком — забыл)

Правит бал Козел не по-прежнему:

Он с волками жил — и по-волчьи взвыл, —

И рычит теперь по-медвежьему.

Отметим, что в первоначальном варианте песни концовка была иная — более революционная:

А козлятушки-ребятки засучили рукава —

И пошли шерстить волчишек в пух и клочья!

А чего теперь стесняться, если их глава

От лесного Льва имеет полномочья!

Ощутил он вдруг остроту рогов

И козлиное вдохновение —

Росомах и лис, медведей, волков

Превратил в козлов отпущения!

Намек был более чем прозрачен: Высоцкий предупреждал власть предержащих, что, будь его воля, он бы со своими единомышленниками (козлятушками-ребятками) «отшерстил» их в «пух и клочья». Понимая, что такая концовка могла ему дорого обойтись (как пел он еще в первой половине 60-х: «это, значит, не увижу я ни Рима, ни Парижа ни-ко-гда» — то есть его недоброжелатели могли и визу аннулировать), Высоцкий от нее благоразумно отказался.

В своей песне Высоцкий дал весьма точное определение СССР — заповедник. Это и в самом деле была некая заповедная зона на земле, где люди впервые в истории вершили эксперимент по построению небывалого еще общества — самого справедливого на Земле. Естественно, не все в этом эксперименте обстояло благополучно, однако в основе своей это все-таки было здоровое и прогрессивное общество, где большинству людей их жизнь нравилась. Однако было еще и меньшинство, которое в силу разных причин считало этот эксперимент глумлением над человеческой природой. Это меньшинство делилось на две категории. Представители первой считали, что данный эксперимент надо свернуть и вернуться в лоно цивилизации (то есть в капитализм), представители второй грезили не о