Франкенштейн и его женщины. Пять англичанок в поисках счастья - Нина Дмитриевна Агишева

с принцами тете решительно не везло — даже те, кто казались таковыми, как Байрон и Шелли, на деле предавали ее. Паулина после короткой прогулки продолжила чтение и наткнулась на запись, касающуюся непосредственно ее лично.

Вторник, 13 сентября

В девять вечера принесли мне письмо от Чарльза — он сообщает о том, что 28 июля у него и милой Тони родилась малышка Паулина. В семье решили ее звать Плин.[25]

* * *

Знала бы тогда Клер, что пройдет много лет и эта «малышка» поселится с ней во Флоренции. Она будет оплачивать из средств отца почти все их расходы и вести хозяйство, в чем тетя никогда ничего не смыслила, вплоть до своей смерти в 1877 году.

Дневник меж тем подходил к событиям, которые трагически изменили и жизнь семьи Посниковых, и судьбу самой Клер. Хотя начинались они вполне идиллически — с поездки в Саввино-Сторожевский монастырь недалеко от Звенигорода.

Пятница, 29 июля

Давала уроки. Прекрасная погода. После обеда мы все отправились в Звенигород, сначала — в монастырь, который находится в двух милях от этого города. Там мы сразу же услышали «Тебя, Бога, хвалим». Двор монастыря квадратный и окружен четырьмя бе[26]лыми стенами с башней на каждом углу. Он на горе, поэтому приходится подниматься — но по очень, очень красивой дороге. Нигде я не видела рощи прекрасней, чем та, что окружает этот путь: огромные сосны, белоснежные березы, залитые теплым закатным солнцем. Сверху открывается изумительный вид на Москву- реку, которая петляет вдали, словно повторяя изгибы высоких стволов и выпирающих из земли корней старых деревьев. Даже дети, включая Джона и Дуню, прекратили шуметь и примолкли при виде такой красоты.

Понедельник, 5 сентября

Ясная, но холодная погода. У бедного Джонни жар — подозревают скарлатину. Я пока чувствую себя нормально. Весь дом в тревоге и печали.

Понедельник, 19 сентября

Мистер Гамбс уехал рано утром в Ильинское, имение графини Остерманн, за немецким доктором. Уроки, читала жизнеописание Карла XII. Офицеры за обедом. Дуня плохо почувствовала себя после чая, и ее уложили в постель.

Пятница, 23 сентября

Мрачная холодная погода. Дуня очень плохо провела ночь, утром ей наложили на горло компресс. Получила письмо от графини Зотовой, которая сообщила мне, что 16 сентября ее дочь — моя любимая Бетси — вышла замуж.

После обеда все в тревоге по поводу состояния Дуни. Она без сознания и мечется из стороны в сторону. Я пошла к ней в восемь вечера и не оставляла ее до пяти утра следующего дня — все то время, когда она уходила. Она лежала без чувств, тяжело дышала, щеки горели, а вокруг рта уже собиралась пепельная бледность. В полночь мистер Гамбс снова поехал в Ильинское за немецким доктором, а мы приподнимали ее, потому что дышать бедняжке становилось труднее и труднее. В пять утра Гамбс вернулся и привез распоряжение поставить больной за ушами пиявок и намазать горчицей ноги. Мы сделали все это, но она тихо умерла на наших руках. Невозможно описать последовавшую затем сцену. Убитая горем мать бросилась наземь, а прекрасное дитя с улыбкой на лице неподвижно лежало на кровати. Тысячи игл вонзились в мое сердце, оно истекает кровью.

Суббота, 24 сентября

В шесть утра мистер Гамбс поехал в Москву — сообщить страшную новость Захару Николаевичу. Дуню одели в белое платье, положили на стол, вокруг которого поставили канделябры и зажгли свечи. Ангельская улыбка уже исчезла с ее лица и сменилась страшной печатью смерти. Свинцовая пустота вокруг. Немецкий доктор приехал в одиннадцать утром. Он сказал, что виной всему халатное отношение к Дуниной болезни: ее вялость и апатия были первыми признаками воспаления мозга, и надо было незамедлительно принимать меры. Мы не знали, что надо было ставить пиявки, класть лед на голову — и в результате это воспаление погубило ее за одну ночь. Вечером приехал Захар Николаевич.

Воскресенье, 25 сентября

Полночи я просидела у открытого окна и глядела в черноту. Что происходит с сердцем, когда видишь, что юное существо, которое ты любила, о котором заботилась, уходит навсегда. Сама жизнь разверзается перед тобой, как страшная темная бездна. Захар Николаевич безутешен: каждую минуту он заходит в комнату, где лежит Дуня, и тут же выбегает обратно, будучи не в силах вынести этого зрелища.

Днем мы гуляли с Ольгой Михайловной по большой аллее — природа замерла: ни единого звука, ни одна птица не подает голос, и только мертвые листья шуршат под ногами.

Понедельник, 26 сентября

Церковь, куда Дуню привезли еще в одиннадцать вечера накануне. Служба, отпевание. Невозможно видеть, как Мария Ивановна бьется на полу в истерике, как вопят плакальщицы, — кажется, что каждый вокруг кричит и хочет лечь в могилу вместе с Дуней. Это было так ужасно, что я ничего не чувствовала, кроме страха перед этими криками и давящей атмосферой, наполненной воплями и слезами.

Четверг, 29 сентября

Мы покинули Иславское и прибыли в Москву в три часа дня. Нашли Джонни не в лучшем состоянии — у него нервная лихорадка, вызванная в том числе и смертью сестры, и переживаниями матери. В доме все вверх дном, как было и накануне отъезда в Иславском: достаточно сказать, что я спала на креслах, потому что не было кровати, ее увезли.

Все эти события всколыхнули в моей душе то, что я старалась похоронить, хотя забыть такое невозможно. Еще одна девочка. И я опять не могу плакать — на фоне всеобщих стенаний это выглядит странно, и кто-то здесь уже наверняка обвиняет меня в холодности и черствости. Боюсь, что даже Мария Ивановна: мне кажется, я чем-то ее раздражаю. Живо напоминаю о том времени, когда Дуня была весела и здорова? Да и что мне делать здесь теперь, когда у Джонни есть мистер Гамбс, а моя подопечная умерла? Похоже, меня держат из милости.

В доме княгини Воронцовой встретила мадам Кайсарову — она настаивает на том, чтобы я переехала к ним и занималась ее дочерьми. Пока не дала ответа. Жду письма от миссис Сеймур, она уехала в Одессу, где планирует открыть пансион. В случае успеха обещала забрать меня туда.[27]

Суббота, 15 октября

К Захару Николаевичу сегодня приходил человек, который так кричал и рыдал, что это слышал весь дом. Завтра его должны судить, и он вопрошал: скажите мне, я разорен или