Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

— Меня зовут Петр, — убрав ото рта руку, глухо рычу, акцентируя ее внимание на последнем слове, обозначающим мое имя. — Петр, Петя, Петенька, Петька…

— Хм…

— Не «хм»!

— Буратино! А все остальное под настроение.

— Считаешь, что вытянула счастливый билет? — подмигиваю.

— Ты о чем?

— Установим срок ваших отношений? Согласна?

— Пошел ты, — намеревается развернуться и уйти, но я успеваю поймать ее за локоть и подтащить к себе. — Что ты делаешь?

— Ты ведь в браке не заинтересована, Смирнова.

— Что?

И снова именительный падеж, но не винительный же, в самом деле.

— Желаешь еще одно пари? — вкрадчиво ей предлагаю.

— Пусти! — Тузик дергается, пытаясь освободиться и трусливо в торговый зал сбежать. — Ну? Велихов! — затем вдруг, похныкивая, произносит. — Пе-тя…

— Ваши отношения через парочку недель пойдут на спад. Рейтинг пары, подающей надежды, быстро скатится и достигнет дна, а очки, заработанные Егорычем, вероятно, вниманием и собачьими глазами, которыми он без конца пялится на тебя, как идиот на блажь, сгорят. Вернее так! — еще ближе приближаю ее к себе, заставляя выгнуться в спине и упереться животом мне в пах. — Он надоест тебе. Знаешь, почему? — подмигиваю и нездоровым взглядом всматриваюсь в лицо Смирновой. — Отвечай! — грубо дергаю ее, трясу, как куклу.

— Перестань, — всхлипывает, закрывает глаза и тяжело вздыхает. — Что с тобой? Ты такой…

— Знаешь, почему? — приближаю к ней свое лицо, утыкаюсь лбом в маленькую переносицу и давлю со всей силы, на которую еще способен, наклоняю Тузика, располагая ее тело параллельно полу. — Знаешь, знаешь? — шиплю.

— Нет! Нет! Нет! — пищит, кулачками упираясь в мою грудь. — Мне больно. Что ты делаешь?

— Он чересчур порядочный, Антония. Это сраный интеллигент в каком-то там колене. Егор воспитан по-другому. Он не Велихов и не Смирнова. Его фамилия Ланкевич, а Мантуров — укор отцу за то, что типа бросил мать. Хотя, хотя, хотя… Вы, стервы, во всем сами виноваты, но вы же нежные цветы, а у нас, у подлецов, чумазые и грубые рыла. Кто недоразвитых принимает во внимание, когда выслушивает обвинительную речь, таких наш справедливый суд признает недееспособными, а значит, неподсудными, но это не мешает вам стричь купоны, называя их моральными отступными или алиментами на содержание общего ребенка. Вы так страдали, когда жили со скотиной. Ладно уж, — злобно ухмыляюсь, — возьмем и этот грех на душу. Вы святые, святые… Матери наших детей и подруги жизни. Вы светочи в царстве вечной тьмы. Вы…

— Петя, перестань.

— Так вот! Егор скорее женится на тебе, чем… — встряхиваю Смирнову и слежу за тем, как безжизненно раскачивается ее голова. — Чем бросит или расстанется? Хотя такую, как ты нужно проучить и раскрыть глупому глаза. Дрянь!

— Зачем ты оскорбляешь меня? Я…

— Пари? — шиплю ей в губы.

— Какое?

— Хочу половину твоего заведения.

Интересно, Тоник спросит, какого из или будет строить нежную фиалку, выкатывающую по ночам свой тонкий аромат? Ночная бабочка из нее откровенно никакая. Я вот не раскушал, если честно, а в то утро ей из вежливости с три короба наврал.

— Что? — трепещет ресницами и не рискует посмотреть на меня.

— Ты не устала роль играть? Здесь же никого нет! — ослабляю свою хватку и поднимаю Нию, притягиваю к себе и сильно обнимаю, обхватив затылок, ее лицом еложу по своей груди. — Никогда не будешь счастлива с Егором, потому что ты не умеешь доброе ценить. Не отличаешь интерес, симпатию, от заискивания, считаешь, что все тебе должны, ты…

— Отпусти меня, пожалуйста, — ноет Тоник.

— Ты не выйдешь за Егора, даже если он предложит. Если совесть у тебя есть, Смирнова, то ты оставишь Мантурова в покое.

— Я…

— Ты бессердечная, насквозь прогнившая и злая. Могу поспорить, что…

— Принимаю!

Недослушала? Так от меня устала? Или…

— Я получу половину «Шоколадницы», если ты откажешь горемычному и уйдешь в закат?

— А если…

— В противном случае уйду я.

— Навсегда? — зачем-то временной отрезок уточняет.

Так надоел? Противен? Ненавидит? Что за отношения? Пиздец! Ни хрена не понимаю.

— В чем твоя проблема, Тоня?

— Навсегда, Петруччио? — дергает меня за воротник куртки, которую я так не снял. Спасибо за то, что в шоколад и патоку байкерской косухой не залез.

— Навсегда.

— По рукам, — отталкивает меня и тут же выставляет руку.

— Отлично! — пожимаю теплую ладонь и…

Быстро отпускаю!

*компрачикосы, *Гуинплен — отсылка к роману Виктора Гюго «Человек, который смеется» (Петя — начитанный, черт возьми, мальчик). Компрачикосы — преступное сообщество (насчет подлинности и исторической составляющей ничего не берусь судить) торговцев детьми, физически уродующих маленькие души и завышая при этом стоимость своего живого товара, предназначенного для увеселения зевак, посещающих, например, представления цирка физических недостатков (не хочу писать цирка уродов — грубовато звучит, хотя суть одна и та же). Гуинплен — тот самый «человек, который постоянно смеется». Так выглядит наш герой после неоднозначной встречи с разноглазой Нией! Околдовала бестия!

Глава 12

Антония

Расположение букв на клавиатуре плывет перед глазами, а в голове бешено пульсирует кровь, пробивая кости моего черепа насквозь, пальцы дергаются, суетятся, нервничают и вообще не попадают на нужные позиции, которые мне следует набрать, чтобы войти в свой аккаунт, который я завела на сайте, на правах единоличной владелицы магазина товаров для взрослых мальчиков и девочек, скучающих в интимной жизни и требующих разрядки с вибрирующей палкой между своих ног.

Я ведь полноправная и единственная хозяйка, главный учредитель, духовный лидер, маховик-затейник, великий комбинатор-организатор, важный администратор… Я, черт меня возьми, неповторимый модератор и идейный вдохновитель, а нервно бьюсь за то, чтобы произвести вход в свой личный кабинет так, словно являюсь рядовым пользователем или озабоченным посетителем, клиентом, которому настолько невтерпеж, что он, как пианист, вынужденно выкладывает любую мелодию на клавишах персонального компьютера, полагаясь на наш любимый авось.

«Авось мне повезет, и я пробьюсь в запретное