Встреча на далеком меридиане - Митчел Уилсон

— Удалось вам договориться со станцией?

Лицо Гончарова на мгновение помрачнело, и сразу стало видно, что на самом деле его не оставляла нервная напряженность.

— Все уже устроено. — И тут же потрепал Ника по плечу. — Не волнуйтесь, — сказал он, словно из них двоих нуждался в утешении Ник. — Беспокоиться не о чем. В понедельник мы начнем все сначала и найдем решение. А сегодня надо только отдыхать. — Взяв себя в руки, он заговорил более оживленно и весело: — А вон там мой друг, который весь вечер ждет встречи с вами.

Ник вместе с Гончаровым подошел к человеку, в котором на первый взгляд не было ничего примечательного. Низенький, круглый, он держался очень прямо. Лысая голова его была гладко выбрита. У него были небольшие слегка раскосые голубые глаза. Ник подумал, что эти глаза, вероятно, способны выражать необычайно глубокие чувства, но умеют также и прятать эти чувства за внешней приветливостью. К одежде он, по-видимому, относился равнодушно: все было ему чуточку велико, воротник широк, рукава длинны, пиджак слишком свободен, на лацкане его алел эмалевый значок. Но у этого человека оказалась удивительно изысканная манера речи и легкая грация в движениях рук, хотя левая рука была искалечена — на ней не хватало двух пальцев, мизинца и безымянного, а указательный был всегда вытянут и не сгибался. Ушаков заговорил по-французски, словно не сомневаясь, что Ник не знает русского языка.

— Мне очень хотелось познакомиться с вами, — сказал он. — Я был в Америке во время войны, в очень недолгой командировке.

Ник читал и понимал по-французски неплохо, зато говорил с еще худшим акцентом, чем по-русски.

— Недавно в Нью-Йорке вышел мой роман, — продолжал Ушаков. — С тех пор как я там был, прошло много лет, но я хорошо помню Вашингтон, помню Нью-Йорк, помню Питсбург… Пока вы здесь, мне бы очень хотелось отплатить вам таким же гостеприимством, какое мне оказывали в Америке, — с немного чопорной любезностью добавил Ушаков. — Это мой давнишний долг.

Ник поблагодарил, но не стал продолжать разговор, его начинало тяготить неотступное внимание гостей, которое он ощущал как теплую, влажную тяжесть. В прошлый раз ничего подобного не было. Тогда он чувствовал, что его сразу приняли как своего. Что же сейчас происходит, черт возьми? Он обернулся, ища глазами Валю. Она сидела сзади него. Увидев, что она одна, Ник быстро сел на пустой стул рядом с нею.

— Я не знал, что вы будете здесь, — заговорил он. — Почему вы мне не сказали?

— Хотела сделать вам сюрприз.

— И это вам вполне удалось. А тогда утром, когда вы сказали, что вечер у вас занят, вы уже знали, что будете здесь?

— Нет, меня пригласили позже.

— А если бы я вас спросил, вы бы мне сказали?

— Не знаю. — Ник заметил, что они почему-то говорят полушепотом, будто слова их имели другой, более глубокий и тонкий смысл. — С тех пор вы десять раз могли бы пригласить меня куда-нибудь.

— Разве вы не понимаете, почему я не приглашал?

— Понимаю. Вам было не до того, — просто сказала она и засмеялась. Видите, вам не удастся сделать из этого трагедию. — Валя говорила по-английски, но это слово прозвучало у нее в русском произношении. — Я была около вас почти все время и видела, как вы работаете. Вы больше ни о чем не могли думать.

— Это неверно, — возразил Ник. — Вы забыли, как сами старались меня отвадить.

Валя не поняла этого слова по-английски и сдвинула брови.

— Вы не хотели меня видеть, — по-русски сказал Ник.

— Я этого не говорила.

— Но говорили, что заняты.

— Я действительно была занята. Но ведь вы хотели сказать что-то другое.

Ник попытался построить русскую фразу:

— Всегда говорить «Я занята», когда вы не так заняты… — Нет, это не совсем русская конструкция. Он попробовал сказать иначе: — Если кто-то говорит опять и опять «Я занята» и… — Валя ждала, не сводя с него пристального взгляда. Он объяснил по-английски: — Отвадить — значит отстранить.

— Отстранить? На время?

— Навсегда, — произнес он.

— О, не надо, — умоляюще сказала Валя. — Зачем нам спорить, да еще сегодня?

— А что сегодня такое?

Валя засмеялась:

— Вы не знаете?

— Нет, — недоуменно сказал Ник. — Какой-нибудь праздник? Скажите, что происходит? У меня такое чувство, будто все говорят обо мне или ждут от меня чего-то…

Подошла сестра Гончарова и, лукаво блеснув глазами, зашептала что-то на ухо Вале. Воспользовавшись этим, Ушаков, все время не сводивший глаз с Ника, подошел к нему, будто только и ждал удобного случая.

— Если вы завтра днем свободны, мне очень хотелось бы, чтобы вы приехали ко мне. Я живу на даче недалеко от Москвы — меньше часа езды, по воскресеньям у меня всегда собираются друзья. У нас все просто, без церемоний — мне кажется, вы приятно проведете время.

— Буду очень рад, — сказал Ник и дотронулся до плеча Вали. — Могу я приехать со своей переводчицей?

— Разумеется! Я сам ее приглашу. — Повернувшись к Вале, уже закончившей краткие переговоры с сестрой Гончарова, он повторил свое приглашение по-русски. Машина будет ждать их у гостиницы в час тридцать. Слушая его, Валя от удивления чуть приоткрыла рот — она не сразу поняла, что ее принимают за переводчицу Ника. Она невольно взглянула на него, ожидая объяснения, но он учтивым тоном быстро проговорил по-английски:

— Скажите ему, что мы очень рады и обязательно приедем.

— Но он считает…

— Я знаю, что он считает. Но нельзя же из-за этого отказываться от приглашения. Завтра мы приедем, все ему объясним, и он посмеется вместе с нами. А сейчас мы только поставим его в неловкое положение.

Валя поколебалась, потом с серьезным видом поблагодарила и согласилась. Гончаров вышел на середину комнаты и с сияющим видом поднял руку, как церемониймейстер.

— Товарищи, прошу тишины! — сказал он. — Все готово, можно начинать наше сегодняшнее торжество!

Его сестра, смеясь, вошла в комнату, неся нагруженный, закрытый большой белой салфеткой поднос. Гончаров, глядя прямо на Ника, простер в его сторону обе руки.

— Дорогой друг, — сказал он по-английски, — вы сейчас далеко от дома…

— Ох, Митя, не надо длинной речи! — жалобно простонала его сестра и засмеялась. — Поднос тяжелый, я не удержу!

— Товарищи, ведь сегодня у нас важное событие! — наставительно изрек Гончаров. — Я ждал его целую неделю и…

— Так не заставляйте же и нас ждать целую неделю! — взмолилась она. Ну, Митя!..

— Вот вам русская женщина! — воскликнул он, и раскатистое «р» прозвучало у него, как барабанная дробь. — Ну что ж, хорошо! Дорогой друг, — скороговоркой начал он, — поздравляем вас с днем рождения. Живите еще сто лет, а мы хотим хоть половину ваших дней рождения праздновать вместе с вами здесь, в Москве! — Он сорвал с подноса белую салфетку. Под ней оказалось множество маленьких свертков. — Это вам от всех нас!

Все захлопали и засмеялись, глядя на ошеломленного Ника. Сам он совершенно забыл о дне своего рождения. Он медленно поднялся, обводя взглядом присутствующих, смущенный, растроганный до того, что не находил слов. Он только беспомощно протянул руки ладонями вверх. Откуда они узнали? Гончаров, поняв этот американский жест по-русски, крепко обнял его и поцеловал, шепча по-русски какие-то дружеские слова. На глазах у Ника выступили слезы. Гости аплодировали, смеялись и по очереди обнимали его. Он мельком подумал, что все это случилось потому, что его паспорт и дата рождения проверялись много раз, но вот Гончаров проявил теплое человеческое внимание, запомнив эту дату, а Анни — нет.

Он развернул несколько пакетиков — там были маленькие игрушки, большей частью заводные, и среди них — два вырезанных из дерева медвежонка.

— О, мишка! — воскликнул он.

Нику поднесли бокал; чокнувшись с остальными, он выпил. Ему налили еще. Выпили за дорогого хозяина. Потом налили снова и выпили за науку. Ушаков предложил тост за Нью-Йорк, родной город дорогого гостя, и выразил надежду, что в ближайшем будущем между Нью-Йорком и Москвой установятся дружба и взаимопонимание. Все чокнулись и выпили до дна. Бокалы наполнили снова. Выпили за прошлые дни рождения Ника, которые он праздновал без них. Пили за присутствующих дам. Потом за отсутствующих дам. Потом кто-то, уже перепутав тосты, предложил выпить за родной город нашего дорогого гостя, с надеждой, что в ближайшем будущем…

— Но, Юрочка, мы уже пили за это! Где же ты был! Юрочка удивленно оглядел присутствующих.

— Разве пили?

— Пили.

Он поднял свой бокал, поглядел на него с важным недоумением и, пожав плечами, объявил:

— Я же чувствовал, что за что-то еще не выпил.

Кто-то поставил танцевальную пластинку и включил проигрыватель. Гости развеселились еще больше. Тосты делались все более замысловатыми, более цветистыми, пока не стали совсем уж фантастическими. Женщина, танцевавшая с Ником, сказала: