Яблоневое дерево - Кристиан Беркель

Сала, теперь на ней ответственность за ребенка. Ей наконец нужна реальность, место, где можно твердо стоять на ногах, откуда можно смотреть на мир, зная, что у нее есть полное право там находиться. Девять лет назад она собирала в Берлине чемодан. Тогда она была дома в последний раз. Путешествие длилось уже девять лет. Знала ли она тогда свою цель и продолжительность остановок? А теперь? Changer la vie, changer la ville, говорят французы. Новая жизнь, новый город. Чтобы закончить это бегство, ей нужен другой континент. А Отто? Что, если он не вернется? Она – не единственная военная вдова. Вдова? Нет, она даже не вдова.

ВСЕГДА РАДЫ ТЧК КОГДА ПРИЕДЕШЬ ТЧК НУЖНЫ ЛИ ДЕНЬГИ ТЧК

Сала повалилась на кровать. Она схватила маленькую Аду и принялась подбрасывать ее в воздух, малышка засмеялась от радости, и Сала прижала ее к себе.

– Нам рады, нам рады, слышишь? Аде и маме рады.

Это будет первое путешествие, в конце которого ей не грозит арест. Не грозит гонение. Не грозит унижение. Только свобода.

37

– Почему ты захотела уехать в Аргентину?

– Захотела?

Моя мать поправила парчовую скатерть на журнальном столике.

– Больше не могла выносить все это немецкое дерьмо. Было хуже, чем в войну. Сейчас такое и представить нельзя. Все было разрушено. Библиотека моего отца сгорела. Все написанное им за долгие годы – уничтожено. Я постоянно была подавлена. Все вокруг были подавлены. Мы влачили существование, удивляясь, что солнце продолжает всходить и заходить. Как можно петь в таком унынии колыбельные?

Но ведь худшее было позади, хотел сказать я, но вовремя сдержался, осознав, насколько неправ. Нет, худшее только ждало впереди.

Воспоминания о счастливых временах оставались единственным раем, откуда невозможно было изгнать, но теперь они грозили превратиться в неизбежный ад. Пока пленные солдаты ковыляли по русским степям, их соотечественники впадали в забытье среди руин.

– Ты знала, что папа в плену у русских?

– Что я знала? – резко переспросила она. – Ничего я не знала.

– Ты потеряла его след?

– Возможно. Да. Так оно и было. В последнее время я стала забывчивой, знаешь?

– А тогда?

– Тогда я ничего не забывала. Ничего. Но другие… – Она рассмеялась. – Люди могли разом позабыть обо всем. Но каждый рассказывал о каком-нибудь прекрасном еврее, с которым он познакомился еще до войны. Как сказал мой отец, немцам пришлось уничтожить шестьдесят миллионов прекрасных евреев, чтобы у каждого появился такой знакомый. Просто безумие. Для меня это было слишком, понимаешь?

– И как вы добирались до Аргентины?

– Как-как? Конечно, на корабле. Должна сказать, это было довольно волнующе. Крещение морем и все такое. Сначала тебя натирают вонючими тряпками, а потом опускают под воду. Некоторые при этом еще и пьяные.

– Серьезно?

– Я же тебе сказала, – она посмотрела на меня с возмущением. – Но со мной такого не делали. Один добрый попутчик меня предупредил. Когда матрос спросил, впервые ли мы пересекаем экватор, я лишь устало улыбнулась, – она рассмеялась.

– Ты знала, что кое-кто из нацистской верхушки сбежал в Аргентину?

– Меня это не касалось. Так было даже лучше.

– Расскажи про Аргентину.

– А что там рассказывать? Это было лучшее время в моей жизни. Вот и все. Чудесная страна. А главное, люди. Уникальные. Пока там не побываешь, не поймешь. Уникальные.

– Кто?

– Ну, аргентинцы. Чудесный народ. Свободный. Понимаешь?

Она наклонила голову влево, прикрыла глаза и на мгновение исчезла. Куда? В воспоминания? Я постоянно пытался хоть что-нибудь выяснить о времени, когда они с Адой жили в Аргентине. Идиллические описания широких просторов, диких лошадей и еще более диких гаучо напоминали картины из третьесортных передач о путешествиях, что демонстрируются под стереотипное танго. В ее Аргентине не было мужчин. Одинокая женщина, красивая, молодая, любопытная и всегда лишь вдвоем с дочерью?

– Нет, мне там было не до мужчин, я же работала. Была постоянно занята. На такие вещи не хватало времени.

Разве в двадцать восемь лет нужно время, чтобы влюбиться? Ее рассказы напоминали герметичный аквариум со сломанной подачей кислорода. Все персонажи безжизненной истории задыхались, словно умирающие рыбы за толстыми стеклянными стенками.

– Хочешь, полетим туда?

– Куда?

– В Буэнос-Айрес.

На мгновение мне показалось, что она перестала дышать.

– Скажешь тоже! Откуда у тебя такая безумная идея?

– Так она тебе нравится?

– Нет.

Я удивленно на нее посмотрел.

– Нет?

– Определенно нет, – решительно ответила она.

– Почему?

Она осторожно покачнулась, словно услышав знакомую мелодию.

– Его больше нет.

– Кого?

– Моего Буэнос-Айреса. Моей Аргентины. Их нет.

– Хочешь сказать, все изменилось?

– Изменилось? – Она задумчиво рассмеялась. – Пожалуй.

– Как? В смысле, как там было?

В комнате повисла гнетущая тишина.

– Твой отец тогда повел себя не лучшим образом.

Она так сжала ладони, что побелели костяшки.

– Я думал, он был в русской военной тюрьме, – осторожно сказал я.

– Да, был.

– И как тогда он попал в Аргентину?

38

«Хуан де Гарай» достиг залива Ла-Плата, такого же мелкого, как Эльба. До берега оставалось 250 километров. Сала поднялась с Адой на палубу. Корабль скользил над илистым дном. Винт поднимал грязь со дна, она смешивалась с водой, напоминая горячий шоколад. Над головой простиралось синее небо. Она нашла свою землю. Там царило лето. В Германии через несколько месяцев будут праздновать Рождество, там все дрожат от страха. Боятся, что мир наступил ненадолго. Сала больше не будет дрожать.

Корабль пришвартовался к причалу, раздался гудок, зашумел двигатель, со всех сторон зазвучали голоса и лошадиное ржание. Нетвердой походкой, с широко распахнутыми глазами люди покидали судно и растворялись в толпе. Сала остановилась. Растерянно огляделась. К ней, размахивая руками, спешила пара. Цеся и Макс.

– Ох, как же здесь воняет вода, – пожаловалась Цеся, которая оказалась гораздо моложе и грубее сестры Изы. Макс был одет в светло-серый костюм, его темные густые волосы зачесаны назад с помощью бриолина. Когда он смеялся, то напоминал знаменитого французского комика Фернанделя. «Зубы, как у лошади», – подумала Сала, и в эту же секунду услышала громкое ржание.

– Там впереди отель иммигрантов, придется сначала заглянуть туда, чтобы уладить все формальности. Макс… – Цеся коротким кивком указала мужу на чемодан Салы. Похоже, в бойкости она ничем не уступала сестрам.

– Dios mio, боже, ребенок просто очарователен. Ты настоящая красотка, – она чмокнула Аду в губы, и та испуганно отпрянула. Цеся наморщила лоб.

– Вся в бабушку. Как тебя зовут?

Ада молча смотрела ей в глаза.

– Ада, – быстро вставила Сала.

– Я знаю, просто хотела услышать это от нее самой. Ада,