Серые кардиналы советской эпохи - Валерий Владимирович Пирогов

следующего съезда в 1939‐м остались двое. Все семь кандидатов и членов ЦК от Ленинграда и 128 350 ленинградских коммунистов с 1934 по 1938 год подверглись «чистке» и репрессиям.

Теперь Ленинграду требовались эффективные исполнители. Таким стал новый глава Ленинграда Андрей Жданов. Однако в закрытом письме ЦК от 18 января 1935 года говорилось: «Ленинград является единственным в своем роде городом, где больше всего осталось бывших царских чиновников и их челяди, бывших жандармов и полицейских… Эти господа, расползаясь во все стороны, разлагают и портят наши аппараты».

Поэтому репрессии коснулись всех лица неправильного, не рабоче-крестьянского происхождения. Их вычисляли по дореволюционным адресным книгам. Активно помогали соседи, писавшие доносы в надежде получить освободившуюся жилплощадь. За март 1935 года из Ленинграда выслали 39 660 человек, 4393 «бывших» расстреляли.

Но годы «Большого террора» стали одновременно временем головокружительных карьер. Не успевал человек занять должность, как уже освобождалась вышестоящая. Так, Алексей Косыгин стал одним из немногих ленинградцев, кто выдвинулся и уцелел в сталинскую эпоху. С 1930 по 1935 год он учился в Ленинградском текстильном институте. В 1936‐м он мастер на текстильной фабрике. В 1938‐м — председатель Ленгорисполкома. В 1939‐м — нарком, а 1940‐м — зампредседателя Совнаркома СССР.

Другой выдвиженец Жданова — Николай Вознесенский — в 1935 году стал председателем городской плановой комиссии, а в 1938‐м — главой Госплана СССР и зампредом Совнаркома.

Так Жданова сформировал группу молодых и преданных ему руководителей. Но к концу Великой Отечественной войны усилилась и группировка Берии и Маленкова. Поэтому Сталин освободил Берию от поста наркома внутренних дел «в связи с перегруженностью», а в 1946 году появилось «дело авиаторов» на наркома авиапромышленности Шахурина и командующего ВВС Новикова, обвиняемых во вредительстве.

Это был удар по Маленкову, курировавшему авиационную промышленность, которого вывели из Секретариата ЦК, и вторым после Сталина в Секретариате стал Жданов, который перетащил в Москву Алексея Кузнецова — первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии, который стал секретарем ЦК и руководителем Управления кадров, которое с 1934 года возглавлял Маленков.

Ленинградцы обосновались не только в Москве, 800 из них заняли руководящие посты в регионах — в Крымском, Новгородском, Псковском и Ярославском обкомах. Сталин очень сблизился со Ждановым, а Вознесенскому передоверил огромную власть в решении экономических вопросов. Принято считать, что Вознесенского и Кузнецова он считал своими преемниками, однако почему-то он их быстро уничтожил и выбрал новых.

По «Ленинградскому делу» было репрессировано почти 20 человек из семьи Вознесенских. Николая Вознесенского, его сестру Марию и брата Александра — министра просвещения РСФСР — расстреляли. Сына Вознесенского Александра — жестоко допрашивали лично Булганин, Берия и Маленков, которые отправили Сталину записку: «По Вашему указанию Вознесенского А. А. допросили и считаем, что он виновен».

Дзержинский тогда отверг предложения Крыленко — ВЧК не правосудие осуществляет, а уничтожает политических врагов. Но Ленин неожиданно поддержал противников Дзержинского, и ВЧК было ликвидировано, а его полномочия переданы в Государственное политическое управления (ГПУ) при НКВД РСФСР. Дзержинский стал главой ГПУ, не на шутку перепугался, что созданное им ведомство распустят. Но за карательный орган диктатуры пролетариата вступился сам Бухарин, который в газете «Правда» заявил: «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».

Он предвидел предел власти в партийных верхах, а в таких делах лучше всего опираться на чекистов, работающих без оглядки на судебные органы. Но он не ожидал, что спасенный им карательный меч диктатуры пролетариата вскоре обратится уже против него самого.

В большой политике Дзержинский не преуспел. Он и при Сталине не стал членом Политбюро, остался кандидатом. С 1923 года его фактически отстранили от руководства ГПУ, назначив председателем Комиссии по улучшению жизни детей (по борьбе с детской беспризорностью). Затем его поставили руководить экономикой — главой Высшего совета народного хозяйства СССР вместо Алексея Рыкова, ставшего после смерти Ленина главой правительства — Совнаркома.

20 июля 1926 года на пленуме ЦК, посвящённом состоянию экономики СССР, Дзержинский произнёс двухчасовой доклад, после которого ему стало плохо, и в тот же день он скончался от сердечного приступа. Но, если бы он дожил до 1937 года, то мог быть расстрелян своими последователями Ягодой или Ежовым как «троцкист» или «польский шпион»…

«Дзержинский не только голосовал за Троцкого, а открыто его поддерживал при Ленине против Ленина, — заявил Сталин на заседании Военного совета при наркоме обороны. — Это был очень активный троцкист, и весь ГПУ он хотел поднять на защиту Троцкого. Это ему не удалось».

В 1937 году Политбюро утвердило приказ НКВД № 00485 «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР», где утверждалось, что деятельности польской разведки пронизала буквально все административные и силовые органы СССР. Посадили всю родню Дзержинского, всех поляков-политэмигрантов и коммунистов, бежавших в СССР, — единомышленников Дзержинского и друзей России.

Поэтому памятник Дзержинскому на Лубянке был поставлен только после смерти Сталина — по инициативе главы правительства Булганина, который большевистскую карьеру начал в Петрограде — одним из первых комиссаров ВЧК Дзержинского.

Значит, прав был Флобер, сказавший, что «в каждом революционере прячется жандарм». Сидя в Орловском централе, Дзержинский признался: «Я почел бы за величайшую честь для себя быть жандармом революции». Став главой госбезопасности, он посчитал, что у него нет оснований быть снисходительным к тем, кто держал его и других революционеров на каторге.

В годы Гражданской войны это было оправданно, но он сделал и следующий шаг: в этой борьбе не на жизнь, а на смерть он уже не считал себя связанным нормами морали.

22 ноября 1917 года глава советского правительства Ленин подписал декрет № 1, который отменял все старые законы и разгонял старый суд, судебных следователей, прокурорский надзор и адвокатуру. Нарком просвещения Луначарский констатировал: «Законы Конституции не распространяются на ЦК». Большевики учредили революционные трибуналы, которые руководствовались революционным чутьем и социалистическим правосознанием.

В написанном Стучкой «Руководстве для устройства революционных трибуналов» говорилось: «Трибуналы свободны в выборе средств и мер борьбы с нарушителями революционного порядка». Можно снова заметить, что в годы Гражданской войны это было закономерно. Поэтому ВЧК превратилась в инструмент тотального контроля и подавления. Беспощадность поощрялась и оправдывалась. За либерализм могли сурово наказать, а за излишнее рвение слегка пожурить.

Потом и Сталин упрекал очередного руководителя органов:

— Ты что, белоручкой хочешь быть? Не выйдет. Забыл, что Ленин дал указание расстрелять Каплан? Хотите быть более гуманными, чем был Ленин? А Дзержинский приказал выбросить в окно Савинкова. У Дзержинского были