За крокодилами Севера - Анатолий Онегов

Вот почему, всякий раз, собираясь по весне на лед Онежского озера, я обычно и планировал свою поездку с таким расчетом, чтобы побывать здесь, как говорится, на Северах, только во второй половине марта: прибыть числа пятнадцатого, а к первому апреля уже быть дома, в Москве — именно на это время и приходится самый пик, самый яркий час праздника Весны Света. И пусть в середине марте еще трещат здесь по ночам крепкие морозцы, пусть не каждый день весеннее солнце распускает ледок в твоей лунке, но, главное, оно есть, будет, да и как ему не быть здесь в это время, когда Весна Света уже вступила в свои права.

Ну, а дальше, с апреля, Весна Света куда-то отступит, будто отойдет в сторону, чтобы затем, после нагрянувших было вновь холодов, подарить нам вместо себя новую весну — Весну Воды.

Весна Воды — состояние по-своему яркое, буйное…Сумрачная, холодная непогодь, что покуролесила, побыла с неделю — полторы, в конце концов уберется, и снова выглянет солнце, и тут весеннее тепло разойдется так широко, что за день — два растопятся по льду озера все снега, и тебе, ушедшему по льду далеко от берега, придется брести домой уже не по снежной каше, как в конце марта, а по разлившейся повсюду, полой воде, осторожно выглядывая впереди: а не размыла ли уже эта широкая вода где какую полынью…

Увы, Весну Вода на Онежском озере я ни разу не встречал — мои весенние походы в эти края всегда были ограничены по времени, и потому я довольствовался встречей только с Весной Света и до апрельской круговерти старался уехать в Москву.

Вот и на этот раз я наметил встречу с Онего на пятнадцатое марта… Тринадцатого выехать из Москвы, четырнадцатого днем Петрозаводск, вечером Медведгора, а там к ночи и небольшая по нынешним временам, полуживая деревушка в устье реки, пробившейся когда-то из тайги к Онежскому озеру, первая ночь в теплой, уютной избушке, которая на время нашего пребывания здесь будет принадлежать только нам. А там с утра пораньше на лед — это и будет как раз утро пятнадцатого марта. И впереди почти две недели счастья-свидания с озером, понемногу отходящим от зимнего сна.

В Петрозаводске мы были часа в три по полудню — это как раз то время, когда щедрый весенний день успевает разойтись вовсю, когда следов недавнего ночного морозца нет и в помине. Платформа вокзала суха, как по лету в ясный день, а чуть в стороне, откуда зима еще не убралась, снег сырой, кислый, готовый вот-вот уйти прочь талой водой. Словом, Весна Света в Петрозаводске вступила в свои права и вступила на этот раз куда раньше, чем полагалось ей заведенными когда-то правилами.

Что это: потепление климата или просто исключение из правил? Не знаю, но только встретившие меня в Петрозаводске друзья сообщили, что тепло у них уже давно, недели с две, и что на это тепло из глубин Онежского озера уже поднялся хороший окунь и давно тешит удачливых рыболовов.

Известие приятное: значит, и нам выпадет счастье встретиться с этими хозяевами онежских глубин.

Прощаемся с друзьями в Петрозаводске и к вечеру мы в Медведгоре. Здесь тоже явные следы теплого, ясного дня — ночной морозец пока еще не объявил о себе, и здесь под ногами кислая снежная каша.

Впереди километров сто дороги. На полпути останавливаемся передохнуть. Я тут же проверяю снег на обочине дороги: вроде бы морозец уже показался — значит, завтра снова ясный день, солнце и онежский окунь, поднявшийся из своих зимних глубин на кормовое плесо… Перед сном снова выхожу на улицу, снова проверяю ночной снег: морозец вроде есть, но не такой крепкий, как обычно перед новым днем-праздником Весны Света.

Утро встречает нас солнцем — солнце показывается из-за стены леса и заглядывает в окошко нашей избушки. Первый день, после дороги, мы не торопимся на лед — впереди много времени и оно все наше.

До озера с километр пути сначала по деревушке, а затем через лес. На всякий случай берем с собой лыжи, но в лесу дорога, примятая снегоходами, держит и без лыж. Но перед озером снегоходы сворачивают вправо, к поселку, и на лед мы выходим уже по следам рыбаков, которые только вчера, в выходной, были здесь. Рыбаки то и дело проваливались в сугробах, наметенных за зиму со льда на берег. Нас тут выручают лыжи, но мы расстаемся с ними метров через сто, когда наша дорога сползает с сугробов на лед. По льду снег неглубокий — всего сантиметров тридцать, но это уже не снег, а чуть загустевшая за ночь, кислая от напитавшей ее талой воды, снежная каша.

По такой каше уходим все дальше и дальше от берега и понемногу начинаем догадываться, что дельного ночного морозца, который должен был бы прихватить за ночь всю эту кашу и вымостить ледком для нас более-менее легкую дорогу по озеру, в этот раз так и не было. А это еще одна неприятная догадка: а не ломается ли погода, не уходит ли от нас наша Весна Света, к которой мы так стремились?..

Оборачиваюсь, ищу солнце, которое еще в начале пути посвечивало в наши спины, и вместо чистого, ясного диска нахожу только мутное пятно среди сероватой пелены, что упорно надвигается на нас с запада. На западе, где и лежит само Онего, небо совсем темное, неприветливое. Но ветра пока нет, пока наступление хмари идет при полном штиле, в тишине, которая, как обычно в таких случаях может вот-вот взорваться. Правда, в этот раз хмарая тишина, совсем спрятавшая от нас дальние острова, не взрывается, а неслышно присылает нам первые полоски сырого снега… Нет, это пока не вода, но уже и не снег…

Мы останавливаемся возле нашей любимой «ямки»… Вокруг кормовое плесо-залив с глубинами три с половиной — четыре с половиной метра, а тут ямка — до шести метров. Ямка небольшая — всего шагов сто пятьдесят вдоль и столько же поперек. Но здесь-то как раз и выпадают нам самые интересные встречи: то очень приличный окунь вдруг соблазнится мормышкой-крошкой, то заинтересуется червем, насаженном на крючок небольшой блесны, лещ, да еще такой, что с трудом протиснется в лунку, просверленную ста тридцати пяти миллиметровым коловоротом, а то нагрянут под вечер сюда толстопузенькие онежские ерши — да нагрянут в таком числе, что, честное слово, станет не по себе от тихой догадки, что там, внизу, этого самого ерша сейчас «море-океан».

Что значила эта «ямка» для знакомых нам обитателей местных вод? Была ли она им убежищем или скатерью-самобранкой?.. Я так и не знаю ответа на эти вопросы. Только всегда эта наша «ямка» добро встречала нас — здесь всегда можно было достать рыбу и на уху и на сковородку.

Вот и в этот раз, кое-как разместившись среди густой каши из снега и талой воды, принялись мы потягивать из нашей «ямки» небольших окуньков. Но на этот раз наши окуньки были что-то не в настроении: ловились они с неохотой, а там и вообще отказались реагировать на наши подношения. И как раз тут с запада на наши спину опустился вместо мокрого снега косой и по летнему спорый дождичек.