Лилит. Злое сердце куклы - Артур Гедеон

в неловкой позе лежала его Лика. Одна пуля поразила девушку в лоб, другая в сердце. Она была мертва.

Наконец Крымов обмяк, медленно заполз на кровать и со всей обреченной нежностью, на какую только был способен, обнял ее – чужую, вялую и непослушную. Прижал что есть силы, изуродованную смертью. Именно в такой позе часом позже его и обнаружила полиция, которую вызвали неизвестные, якобы слышавшие в гостинице выстрелы…

3

Крымов возвращался в родной город только через полгода. Он проходил как главный подозреваемый в убийстве Лики Садовниковой. Безутешный миллиардер, ее любовник, грозился расправиться с ним любой ценой – на свободе, за решеткой. Тем более, что Платон Зверев получил письмо с убедительными доказательствами того, что частный детектив Крымов, бывший следователь, преследовал и шантажировал Викторию. Он был одержим ею. Несчастной молодой женщине даже пришлось изменить имя и фамилию. По сути брошенный на произвол судьбы Крымов был обречен. Да он и сам уже наплевал на себя. Следственный изолятор должен был стать трамплином для долгой отсидки, выдержать которую шансов у бывшего мента из убойного отдела, попавшего за решетку к матерым уголовникам, практически не было.

Но Крымову неожиданно удалось доказать свою невиновность. Вышла из длительной комы свидетельница и пострадавшая, бывшая работница ВСИН и бодибилдерша Кассиопея Рыбалкина по прозвищу Рыбка, телохранительница убитой Виктории. Ей нанесли тяжелейший удар топориком для колки льда, раскроив череп, и двадцать ножевых ранений в области сердца, печени и легких, почти ни одно из которых в силу мощной комплекции жертвы не достигло цели.

Рыбалкина сообщила, что в ту ночь в гостиничном коридоре крутился худой жилистый паренек «с кислой рожей» и обрезанным ухом, прошел пару раз, заговорил о том о сем, а потом вдруг оказался у нее за спиной, и она – в отключке. Также она сказала, что не верит в виновность детектива Крымова: он бы сам кого хочешь убил за ее хозяйку. А решающим аргументом стало то, что она видела и слышала, как детектив выходил из номера. Дверь еще не была закрыта, он спросил у Виктории, каких принести фруктов, и та ответила: «Персиков и винограда, милый». Одним словом, когда Крымов уходил, ее хозяйка была жива. Да и подслушала она их, когда те занимались любовью: о-го-го, так не ведут себя те, кто собирается совершить преступление. Это были счастливые любовники.

А потом Крымов попросил, чтобы его посетил Платон Зверев, и тот неожиданно согласился. Детектив не стал юлить, сказал, что он любил свою Лику и хотел вернуть ее, но никогда бы не причинил ей вреда. Он повторил слова Рыбки: любого бы сам убил за нее.

– Но я знаю, кто совершил преступление, – сказал он. – Я виноват лишь в том, что этот подонок использовал меня, чтобы выйти на Лику.

– Мне непривычно слышать это имя, – сказал Зверев.

– Но для меня она была именно Ликой. Он уже убил четырех женщин и выкрутился, Лика стала пятой. На справедливый суд надежды нет – я хочу отомстить лично. Если вы поможете, буду благодарен. Хотя бы не препятствуйте мне. – Он смотрел в глаза пожилому несчастному миллиардеру, который тоже испытывал утрату. – А потом, господин Зверев, можете делать со мной все что угодно. Моя судьба мне безразлична.

Внедорожник не доехал метров сто до старинной кирпичной водонапорной башни на дальней окраине села Зырино. Из машины вышел молодой бородатый мужчина в пуховике, шапке-ушанке и темных очках. Сельская улица была пустой. Таял на ярком солнце мартовский снег. Где-то мычала корова. Быстрым шагом бородач дошел до нужного дома, открыл калитку и направился по вытоптанной снежной дорожке к крыльцу. Слева, там, где летом в тени яблонь стоял старый круглый стол, сейчас горел костер. Хозяева сжигали старый хлам.

Гость поднялся по ступеням на крыльцо, посмотрел по сторонам и позвонил. Вот и шаги за дверью. Быстрые, значит – молодые. Щелчок замка, стук щеколды. Отпер хорек в рабочем халате, подозрительно уставился на бородача.

– А где краска? – с ходу спросил он.

– В магазине, я так думаю, – ответил незнакомец и весело поинтересовался: – А где хозяин этой хаты, Гришаня? Колдун дома?

– Кто там? – громко вопросили издалека. – Краску привезли?

– Не узнал? – снисходительно улыбнулся гость. – Жить долго буду.

Догадка исказила лицо хорька, он сунул руку в карман халата, вырвал ее уже с большим канцелярским ножом, из которого стремительно выехало лезвие, но было поздно. Ему в лоб смотрел черный ствол с навинченным глушителем. Два коротких выстрела, и Гришаня, отступая, шумно повалился на пол коридора.

– Банки не перебей, Гриша! – вновь крикнули из глубины дома.

Гость оглянулся, переступил порог, закрыл дверь и запер ее на щеколду. Достал из кармана телефон, сделал три снимка убитого, и только потом, держа пистолет на изготовку, гость двинулся по хорошо знакомому коридору в сторону мастерской.

Там, в тюрьме приморского города, Платон Зверев неожиданно поверил ему. Миллиардер уже знал подробности дела, читал показания Рыбки. Конечно, ему хотелось придушить молодого соперника. Но еще больше – отомстить истинным виновникам. Тем более, что подозреваемый сказал: «Она бы вернулась к вам в ту же ночь. Для нас это было точкой. И моим условием для разрыва». – «А кем был ей тот человек – убийца?» – «Кукольник, мы в управлении звали его так. Гипнотизер, психопат, жестокий манипулятор людьми, в первую очередь женщинами». Зверев долго смотрел детективу в глаза, а потом сказал: «Я хочу получить доказательства». – «Я пришлю их», – заверил его Крымов. «А я снабжу вас всем необходимым для возмездия».

Кукольник напевал детскую песенку: «Мы едем, едем, едем в далекие края», – и увлеченно мастерил Петрушку.

– Гришаня, кто там? – не оборачиваясь, спросил он. – Должны были краску привезти, они все время опаздывают. И что там упало?

– Это Гришаня упал, – ответил Крымов. – А с краской и впрямь задержка.

Кукольник стремительно обернулся и выронил кисть. На него было направлено дуло пистолета, на этот раз с глушителем.

– Вы?! – вопросил старик.

Он хотел было встать, но гость остановил его:

– Сидеть! Место, старый колдун, место.

– А вас с бородой не сразу узнаешь.

– Мне уже говорили. Так у меня одного дежавю? – Он рассмеялся. – Мы живем в удивительном мире – повторений, обманов, ошибок. Все это уже было. Правда, Савва Андронович? Но кое-что изменилось…

– Что же?

– На этот раз Гришаня лежит у входа с простреленной башкой – в ней целых две пули, и ничто не вернет его в мир живых.

– Ну и черт с ним.

– В этом я не сомневаюсь. И сегодня вы не разведете меня на очередную экскурсию