Маньчжурский кандидат - Ричард Кондон

Данди.Благодарю вас.

Миссис Арнольд.Я тогда была совсем молоденькой девушкой. Это я говорю к тому, что не старалась сознательно ничего запомнить. Может, чтобы пробудить мои воспоминания, вы сами расскажете мне о Реймонде Шоу… ну, то, что известно вам?

Данди.Что известно мне? Миссис Арнольд, я знаю о нем больше, чем он сам знает о себе, но не имею права сообщать эти сведения даже ему, что уж говорить о вас, поскольку вся информация, связанная с Реймондом Шоу, засекречена; его привычки и комплексы — государственная тайна, а его мысли и сны — государственная тайна за семью печатями. Вы расскажете мне о нем?

Миссис Арнольд.Когда я познакомилась с Реймондом, ему было где-то двадцать один — двадцать два года. Мне казалось тогда — да я и сейчас так думаю — что он самый красивый мужчина из всех, которых я когда-либо видела, в жизни, на фотографиях или на картинах. В его глазах был такой укор миру. Он словно бы оплакивал тот факт, что мир сначала дал ему жизнь, а потом сделал невидимым.

Данди.Вы сказали „невидимым“, миссис Арнольд?

Миссис Арнольд.Это его собственное выражение, но я не знаю никого, кто видел бы истинного Реймонда. Мой собственный отец, чуткий человек и внимательный собеседник, не смог его разглядеть. Он увидел лишь нервного, высокого, очень стройного молодого человека. Ребенка, который вечно дуется и с кошачьей настороженностью следит за каждым движением собеседника. Мать Реймонда уж точно не смогла его разглядеть. Хотя, по правде сказать, не думаю, чтобы она когда-то пыталась это сделать.

Данди.И все же ведь именно мать создала Реймонда таким, какой он есть?

Миссис Арнольд.Она создала его холодность, его отстраненность. Создала недовольного всем и вся одиночку. Обиженного и бросающего миру вызов изгоя, который, прикрываясь щитом надменности, льет каменные слезы.

Данди.Похоже, но для вас он не был невидимым.

Миссис Арнольд.Нет Реймонд позволил мне себя увидеть. Он был такой робкий. И такой нежный. Стоило ему почувствовать, что его дары могут быть приняты, как он стал почти жалким в своем желании доставить мне удовольствие. Не считая меня, со всеми остальными он был очень скуп на выражение теплых чувств. Отмерял их пипеткой страха и робости. Но со мной Реймонд постепенно увеличил дозу до ложек, и наконец, убедившись, что я его люблю, позволил себе дарить и принимать тепло и любовь с такой щедростью, как это делают боги.

Данди.Миссис Арнольд, не стану притворяться, что не испытываю неловкости, задавая следующий вопрос. Можете быть уверены — от вашего ответа в колоссальной степени зависит интерпретация психиатрического анамнеза. Если бы не этот факт, я бы никогда не осмелился задавать вам такой вопрос, но, видите ли, мы…

Миссис Арнольд.Обладал ли Реймонд мною? Спали ли мы с ним? Это ваш вопрос, доктор?

Данди.Да. Благодарю вас. Совершенно верно. Буду очень благодарен за ответ.

Миссис Арнольд.Хотела бы я, чтобы он… чтобы мы. И если бы он овладел мною… я бы вам не сказала. Но этого не случилось, так что можно и рассказать. Реймонд никогда… мы ни разу… мы с Реймондом ни разу даже не поцеловались, доктор Данди».

Марко мягко забрал у Рози листки с записями. Аккуратно сложил и вновь сунул в карман пиджака.

— Кто такая миссис Арнольд? — спросила Рози.

— Джози. Девушка Реймонда.

— Его жена?

— Угу.

Марко с трудом поднялся на затекшие ноги. Сразу принять вертикальное положение ему не удалось. Пришлось сначала скатиться с колен Рози и встать на четвереньки, и уже потом, держать за кресло, медленно подняться. Чуть заметно пошатываясь, он отнес на кухню опустошенную бутылку из-под джина. Аккуратно пристроил ее в помойном ведре. Достал следующую. Возвращаясь к Рози, прихватил со столика у двери газету, которую принес с собой в шесть часов. Прочел. Уронил газету на колени девушке, а потом грузно опустился рядом с ней на диван.

— Сегодня утром Реймонд выстрелом в голову убил свою жену, — сказал он.

Рози читала газету, одновременно стараясь не упускать из поля зрения Марко. От написанного в газете она опешила, а от вида Марко пришла в ужас. Перед ней было лицо человека, чей мир рухнул прямо у него на глазах. Пока Рози читала статью, полковник выпил немного теплого джина. Дочитав, она сказала:

— Но в газете не сказано, что Реймонд убил свою жену.

Марко не отвечал. Он пил, думал, слушал вторую сторону пластинки, пока не рухнул лицом вниз, прямо в жуткие капустообразные розы на голубом французском ковре. Рози подняла его, поцеловала, отволокла за ноги в спальню, раздела и в несколько этапов затащила на кровать.

XXVI

Реймонд, не отрываясь, смотрел на бубновую даму — верхнюю карту в аккуратно сложенной колоде. Мать говорила, обращаясь к нему:

— … а потом Чанджин даст тебе советскую снайперскую винтовку, раскладывающуюся на две части. Винтовка отлично поместится в специальном чемоданчике — точь-в-точь таком, с каким обходят своих пациентов доктора. Возьмешь ее с собой в отель в Ньюарке. Наконец-то, мой милый Реймонд, мы подходим к финалу этого ужасного пути. После долгих лет и бесконечных страданий скоро, совсем скоро, мы сможем отдохнуть. Власть в наших руках — и теперь, когда это произошло, пришла их очередь бояться. Теперь, мой дорогой, мы можем отомстить им за все, что они сделали с тобой, со мной и с твоей красавицей Джози.

Непосредственно перед этим сеансом мать Реймонда ввела в вену изрядную дозу, и как говорится, «хорошо пошло». Когда она говорила, ее магнетические, расположенные на идеальном расстоянии друг от друга голубые глаза сверкали. Гибкая, литая фигура смотрелась еще лучше благодаря безупречной осанке. На ней был китайский халат нежного, идеально контрастирующего с глазами оттенка. Вытянув длинные ноги совершенной формы, она расположилась в шезлонге, и любой мужчина — кроме сына и мужа — видя сокровище, которым она обладает, и зная, что ее великолепное сорокадевятилетнее тело есть не более чем футляр для бесполой и бесчувственной энергии, разрыдался бы, сокрушаясь над бессмысленностью такой растраты.

Ее голос, обычно с металлическими нотками — голос женщины, которая ни перед чем не остановится ради достижения цели, — сейчас заметно смягчился. Элеонор молила, и в этих мольбах проскальзывали новые для нее обертоны самообмана. Все годы, прошедшие со времени возвращения Реймонда из армии, когда один шок следовал за другим, та часть ее личности, которая отвечала за сохранение здравого ума и сейчас выбивалась из сил, чтобы помочь ей простить, а через это и спасти саму себя — так вот, все эти годы эта ответственная за самосохранение часть ее самой делала все возможное, дабы оттянуть день, когда придется дать Реймонду объяснения в надежде получить его прощение.

— Я знаю, дорогой, что ты никогда до конца этого не поймешь, и знаю, что ты сейчас в таком состоянии, что с моей стороны это все равно что разговаривать шепотом с собеседником, находящимся на далекой звезде. И все же я должна это сказать, ради собственного душевного спокойствия. Реймонд, поверь: я не знала, что они собираются сделать с тобой. Я им служила. Я думала за них. Я стала для них в этой стране такой точкой опоры, о которой они могли только мечтать. И вот как они отплатили мне — забрали твою душу. Я сказала им, что мне нужен убийца. Такой, который будет повиноваться приказам мгновенно и безотказно. И они сделали это с тобой, потому что считали, что таким способом еще крепче привяжут меня к себе. Когда я, ожидая увидеть этого идеального убийцу, вошла в палату санатория Свардона и обнаружила, что этот убийца — мой сын, с измененным, перелопаченным мозгом, и все мосты сожжены… Но теперь конец близок, и настала наша очередь изменить их завтрашний день, потому что точно так же, как прежде всего я мать, я еще, во-вторых, американка, и, взяв власть в свои руки, я сотру их в порошок, втопчу в грязь за то, что они сделали с тобой, и за все остальное, что они сотворили, пренебрегая мной и недооценивая меня. — Взяв сына за руку, она вдруг в порыве поклонения стала целовать его безучастные пальцы. Потом обхватила лицо Реймонда ладонями и с нежностью посмотрела ему в глаза. — Как ты похож на моего папу! У тебя такие же красивые руки, ты с таким же достоинством, гордо держишь свою красивую голову. А как ты улыбаешься! Улыбнись, мой дорогой.

Повинуясь приказу, Реймонд улыбнулся, естественно и обаятельно. Элеонор тяжело задышала.