Город бездны - Аластер Рейнольдс

— А откуда ты знаешь?

— Ты сам сказал мне, Небесный.

Разумеется, это было вполне возможно. Так забавно было подтолкнуть человека к отчаянному, скручивающему внутренности пределу тотального страха, а затем смягчиться. Это можно было проделывать с помощью машины — или просто продемонстрировать пленнику некоторые хирургические инструменты.

— Он не сделал мне ничего такого, за что бы я его ненавидел.

— Разве? Но прежде ты говорил другое, — пленник говорил с чуть заметным акцентом, которого уже давно никто не слышал. — Ты был сыном бессмертных, и если бы не Тит — он выкрал тебя — ты бы продолжал спать среди других пассажиров. Вместо этого ты провел в этой дыре несколько лет своей жизни. Ты стареешь, подвергаешься смертельному риску и даже не можешь быть уверен, что доберешься до Конца Путешествия. А если Тит тебя обманул? Что, если ты — не бессмертный? Чтобы узнать наверняка, потребуются годы.

Небесный повернул рукоять дальше.

— По-твоему, я выгляжу на свой возраст?

— Нет…

Нижняя губа диверсанта затрепетала — несомненный симптом приближения экстаза.

— Просто у тебя могут быть хорошие гены.

— Что ж, рискнем, — он толчком добавил напряжение. — Ты знаешь, я могу причинять тебе боль.

— А-ах… знаю. Боже, я знаю.

— Но я предпочел этого не делать. Тебя охватывает религиозный восторг?

— Да. Я чувствую, что нахожусь перед чем-то… чем-то… а-ах. Господи. Это невозможно передать…

Лицо пленника исказила нечеловеческая гримаса. К его черепу прирастили двадцать дополнительных лицевых мускулов, и при необходимости он мог менять внешность до неузнаваемости. Скорее всего, таким образом он и пробрался на корабль — превратив себя в подобие человека, которому предназначалось место в камере. Теперь он «копировал» Небесного, отчего его искусственные мускулы непроизвольно подрагивали, подстраиваясь под новое выражение.

— Это слишком прекрасно.

— Ты уже видишь яркие огни?

— Я не могу говорить…

Небесный повернул рукоять еще на несколько делений, почти до упора. Стрелки на циферблатах зашкаливало. Нет, еще не предел… благодаря логарифмической калибровке, оставался крошечный запас. Это могло означать разницу между ощущением просветления и появлением ярких видений рая и ада. Он еще не уводил пленника так далеко и не был уверен, хочется ли ему рискнуть.

Покинув пульт, он подошел к диверсанту. Позади него вздрагивал в своем резервуаре Слик, вверх и вниз по телу дельфина пробегали волны, — он предвкушал нечто особенное.

Пленник истекал слюной, теряя контроль за основными мышцами. Теперь его лицо словно оплыло, мышцы безвольно расслабились. Небесный взял его голову в руки и заставил взглянуть себе в лицо. Он почти ощущал, как разряды, проникая в мозг диверсанта, покалывают кончики пальцев. На миг их взгляды встретились — зрачок в зрачок, но это оказалось для пленника чрезмерным испытанием. Это было все равно, что увидеть Бога, — не самое приятное из переживаний, даже для человека, охваченного благоговейным трепетом.

— Послушай меня, — прошептал Небесный. — Нет, не пытайся говорить. Просто слушай. Я мог бы убить тебя, но не убил, а решил пощадить тебя. Я выбрал милосердие. И значит, проявил сострадание. Я хочу, чтобы ты запомнил это, но запомни и кое-что другое. Я могу быть также ревнивым и мстительным.

В этот миг на руке Небесного зазвенел браслет-коммуникатор. Тот самый, что достался ему от отца, когда он принял командование службой безопасности. Он тихо выругался, отпустил безвольно повисшую голову пленного и повернулся спиной к пленнику. На вызов надо было ответить.

— Хаусманн, это ты? — послышался голос Старика Бальказара. Небесный улыбнулся, одевая маску немногословного профессионала.

— Это я, капитан. Чем могу помочь?

— Кое-что случилось, Хаусманн. Нечто очень важное. Нужно, чтобы ты меня сопровождал.

Свободной рукой Небесный начал убавлять силу тока — но не до исходного уровня. Пленник мог прийти в себя и заговорить. По крайней мере, во время беседы с капитаном его следовало держать в напряжении.

— Сопровождать, сэр? Что-то случилось на корабле?

— Нет, Хаусманн. Не на корабле. Мы отправляемся на «Палестину». Я хочу, чтобы ты сопровождал меня. Это не слишком обременительно?

— Я буду в ангаре для такси через тридцать минут, сэр.

— Ты будешь там через пятнадцать минут, Хаусманн, и кэб будет готов к отправлению, — капитан выдержал флегматичную паузу. — Конец передачи.

Изображение капитана мигнуло и исчезло. Еще с минуту Небесный стоял, уставившись на браслет. Интересно, что это может означать. Учитывая, что все четыре корабля находились в состоянии холодной войны. Подобные поездки осуществлялись крайне редко и были настоящим событием. Обычно они планировалась за несколько дней, а все детали тщательно прорабатывались. Обычно во время визита на другой корабль сопровождение любого из руководителей обеспечивал полный состав службы безопасности. Небесный при этом оставался на борту в качестве координатора. Но на этот раз Бальказар дал ему лишь несколько минут. И до того, как прозвучал вызов, не возникало даже слухов о происшествии.

Пятнадцать минут. Одну он уже потратил. Резко одернув обшлаг мундира, он сделал несколько шагов к двери, но на пороге остановился. Пленник все еще подключен к «Ларцу», и его мозг погружен в электрический экстаз.

Слик снова вздрогнул.

Небесный вернулся к аппарату и сменил настройки. Теперь дельфин мог управлять стимуляцией электротоком. По длинному телу Слика пробежала лихорадочная дрожь, он забился о тесные стенки резервуара, окутываясь пузырящейся пеной. Теперь диалог с аппаратурой вели имплантаты в черепе дельфина. И точно также могли заставить пленника вопить от боли — или задыхаться от наслаждения.

Впрочем, Слик обычно предпочитал первое.

Он услышал, как старик, тяжело дыша и шаркая, бредет по ангару, и только потом увидел капитана. Два медика-помощника, Вальдивия и Ренго, следовали за своим подопечным на почтительном расстоянии. Они держались настороженно, перебирая в руках распечатки жизненных показателей и не сводя с них глаз, а их лица выражали такую озабоченность, словно старику оставалось жить лишь несколько минут. Однако Небесный не разделял их беспокойства. Он прекрасно знал, что это лишь имитация, которую помощники демонстрируют годами, и за которой кроется лишь тонкий слой показного профессионализма. Вальдивии и Ренго приходится внушать каждому встречному, что капитан балансирует на грани жизни и смерти — иначе их заставили бы применять свои не слишком отточенные навыки где-то в другом месте.

Но, разумеется, нельзя сказать, что Бальказар находится в расцвете лет. Жизнь старика поддерживал медицинский стимулятор, закрепленный на груди под плотно застегнутым мундиром, что придавало капитану вид откормленного петуха. Впечатление усиливалось хохолком жестких седых волос и подозрительным блеском темных, широко расставленных глаз. Бальказар был старейшим членом экипажа. Он был назначен на эту должность еще до того, как Тит возглавил службу безопасности. Несомненно, когда-то его разум был подобен стальному капкану, и капитан с ледяным спокойствием вел свою команду сквозь бури многочисленных мелких кризисов. Но столь же несомненно было иное. Прежние времена миновали, «капкан» проржавел и стал жалкой пародией. Кое-кто поговаривал, что капитан почти выжил из ума, но на людях предпочитали называть это «ненадежностью». Говорили о необходимости передать бразды правления молодому поколению; говорили о том, что капитан должен быть молодым или хотя бы среднего возраста, чтобы он не успел одряхлеть к тому времени, когда Флотилия достигнет цели. Если прождать слишком долго, то у преемника может не оказаться времени, чтобы приобрести необходимые навыки — прежде, чем наступят по-настоящему трудные времена.

Люди выражали свое недоверие капитану, говорили о необходимости отставки по медицинским показателям. Разумеется, до мятежа не доходило. Но старик был тверд, как кремень. Однако его положение никогда не было столь шатким. Его самые преданные союзники умирали. Среди них был Тит Хаусманн, о котором Небесный по-прежнему не мог думать иначе, как об отце. Это был тяжкий удар для капитана. Он привык целиком и полностью полагаться на этого человека. Бальказар прибегал к его советам, узнавал о подлинном настроении экипажа. Кажется, капитан так и не смог привыкнуть к потере и был бесконечно счастлив, позволив Небесному взять на себя эту роль. Быстрое повышение было лишь надводной частью айсберга. Иногда капитан называл Небесного Титом. Поначалу тот считал это ничего не значащими оговорками, но, поразмыслив, решил, что это гораздо более серьезный симптом. Похоже, не зря говорят, что у капитана «едет крыша», что события путаются у него в голове, а недавнее прошлое то и дело скрывается в тумане. Нельзя управлять кораблем в таком состоянии.