Паутина - Пол Макоули

— Ему пришлось положиться на кое-кого постороннего. Соучастник не может его выдать, не выдав и самого себя. Но дело в том, что человек, который устроил убийство Софи, хочет, чтобы это преступление раскрыли: он просто умирает от желания. Хочет, чтобы всем стало известно о его участии. Именно таковы люди, подобные ему. Они не выносят, когда их считают заурядными. Вот почему я хотел еще раз побеседовать с вами о Софи. Я подумал, что в одном из ее клипов может найтись какая-то разгадка: что же она получила от своего дяди.

— А точнее… насколько это может оказаться важным?

— Я лишь ищу способ подобраться к убийце, — пояснил я. — Вы показали мне один из ее фильмов…

Лора кивнула:

— Есть еще два.

Первый фильм был тем, что Люси Мэтьюз назвала «обрядом при свечах». Бледные, едва различимые контуры, которые могли быть людьми, располагались друг возле друга в темноте среди мерцающих пятен, под аккомпанемент многоголосого шипящего шепота.

Второй же представлял собой нечто иное…

Лора спросила:

— Что с вами?

— Мне знакомо это место, — ответил я.

Это было там, где я увидел, как лисица попала под безжалостный взгляд системы слежения.

Парк Шордич. Ночь. Фигура в развевающемся белом платье, в лучах света, которые с механической грацией переливаются и скользят по ней. Но в отличие от лисы она могла танцевальными движениями выскользнуть в ночь. Огни гаснут один за другим, а потом, после небольшого перерыва в темноте, все они внезапно снова вспыхивают одновременно, соединившись на ее плавно двигающемся силуэте.

Это продолжалось пять минут, а в конце камера показала студию Гейнсборо в дальнем конце парка и зажужжала, демонстрируя фигуру, стоящую у освещенного окна.

— Она не говорила о том, как проделала этот трюк? — спросил я.

— Нет, — ответила Лора. — Помню, что она лишь хитро улыбнулась, когда я задала ей тот же вопрос.

Мы сидели за шатким угловым столиком в пабе — рядом с Сент-Мартином, наклонившись друг к другу, чтобы иметь возможность разговаривать. В заведении было очень жарко и душно. Здесь набилось полно туристов и их ненавистников. Лора заказала себе слабое корейское пиво, я пил виски «Джек Дэниеле» пополам с колой.

— Люси Мэтьюз тоже не знала.

Лора еще сильнее наклонилась вперед, чуть ли не прикоснувшись своими коленями к моим. Какой-то дюйм отделял нас друг от друга. Я едва не уткнулся носом в небольшую ложбинку между ее маленькими, но крепкими грудями. И тут она произнесла еле слышно:

— Вот из-за этого трюка ее и убили, верно? И это не имело ничего общего с преследованием.

Еще самое крохотное движение — и мы могли бы поцеловаться.

— Начаться могло с этого, но победила жадность, — сказал я.

— Что-то такое есть в нашей цивилизации, что заставляет нас вмешиваться в жизнь других людей. Желание подглядывать за эротическими сценами — мы хотим принимать участие в жизни других из-за того, что одна их заурядность утверждает нашу неповторимость… Софи играла этой идеей, использовала ее для самоутверждения. Думаю, она нуждалась в таком же внимании, какого жаждет кинозвезда. Она хотела быть желанной. Она кое-что рассказывала мне о своих родителях и об их разросшейся семье. Однажды даже призналась, что в собственном доме ощущает себя призраком.

Я подумал о Барри Дине. У него это чувство перешло в отчаяние. Он неистово мечтал получить то, чего у него не было и чего он не в состоянии понять. Заурядная жизнь, заурядные чувства.

Я начал было говорить это вслух, но Лора перебила:

— Не надо! — и на мгновение приложила палец к моим губам. — Дайте мне рассказать вам о Софи.

— Ладно, — согласился я. Место, где она тронула меня, покалывало.

— Интернет дает возможность людям раскрывать перед всеми свою жизнь. В этом и заключается истинно притягательная сторона Интернета. Секс привлекает, но большинство людей вовсе не из-за него заинтересовываются определенным сайтом. Они заинтригованы, потому что им дают возможность реально принять участие в той жизни, которая вовсе не их собственная. Все это может в конце концов прекратиться, как уже случилось с миллионами сайтов, показывающими миллионы заурядных жизней, но тут есть обещание, что ты и в самом деле способен заглянуть в другие жизни, чтобы убедиться, насколько мы все разные. Софи об это и споткнулась. Она не особенно анализировала то, что делала, она ощупью искала свой путь. Но я видела, как это повлияло на ее самоутверждение. Она начинала понимать себя, а это первое необходимое качество художника. Вернее, поиски понимания. Она увидела путь к самоутверждению, свое отличие от других. И тут ее убили. И не имеет значения, что она сделала, но на это она не напрашивалась. Она не заслужила такого конца.

— Я хочу посадить человека, который это сделал, — сказал я.

— Даже если для этого потребуется нарушить закон?

Зазвонил мой мобильник. Это был тот патрульный, с которым мне нужно было связаться. Он продиктовал адрес, я записал.

— Извините, — произнес я.

— Вам нужно куда-то идти? — улыбнулась Лора.

— Да, мне надо кое-что сделать, — кивнул я.

Лора вытащила ручку, написала что-то на краешке картонной подставки под пивной кружкой, оторвала его.

— Обычно я так не поступаю, — вздохнула она. — Это номер моего телефона. Звоните в любое время, когда захотите поговорить со мной.

— Позвоню, — пообещал я.

— Мы можем выследить любого человека и в любом месте. Мы делаем дело. Да мы здесь просто чудеса творим, Джон!

Я находился где-то глубоко под Уайтхоллом, в одном из бомбоубежищ эпохи холодной войны, задуманных для того, чтобы защищать министров и государственных деятелей высшего ранга от последствий ядерной атаки. Теперь здесь располагался один из центров наблюдения лондонской полиции: помещение размером с небольшой ангар, спроектированное, должно быть, архитектором — большим любителем научно-фантастических фильмов шестидесятых годов. Операторы на вращающихся стульях, сгорбившиеся перед стойками с телеэкранами. Лампы, дающие слабый свет кроваво-красного оттенка, запах нагретого пластика, треск статического электричества. Напряженная тишина, нарушаемая лишь стрекотом компьютерных клавиатур, шелестом кондиционеров да редкими голосами операторов, мужчин и женщин, которые бормочут что-то в микрофоны, управляя камерами на расстоянии.

Я сидел перед одной из телевизионных стоек, напротив экрана большого главного монитора, разделенного на четыре канала: вид на Мраморную арку, Оксфорд-стрит и изображения двух встречных потоков пешеходов. Дон Фа-улер по прозвищу Дональд Дак ловко орудовал джойстиком, отслеживая группу парней в футболках, мешковатых свитерах и соломенных шляпах, двигавшихся сквозь толпу. Он выделил изображение коротко стриженного парня с эмблемой оленя на груди — логотипом старинной американской топливной компании, нажал кнопку на джойстике, и один из вспомогательных мониторов переключился на отслеживание подростка.