Только ты и я - Лор Ван Ренсбург

продолжала она. – Ты – моя лучшая подруга, так что… В общем, это не так глупо, как кажется, – получить первый поцелуй от человека, который тебя по-настоящему любит». Она сунула мне в руки бутылку, и я машинально сжала в пальцах холодное горлышко, чувствуя, как часто-часто колотится сердце. Мне ничего так не хотелось, как прижать губы к ее губам, ощутить на них терпкую сладость шампанского, но страх запечатал мне рот и сковал язык. Секунды, которые прошли перед тем, как я нашла в себе силы ответить, были самыми длинными и самыми страшными в моей жизни, потому что каждая из них могла заставить Венди произнести холодно: «Забудь. Это была дурацкая идея».

«Ладно…»

Я была уверена, что Венди слышит, как стучит мое сердце. Меня его удары почти оглушали. Когда она повернулась ко мне лицом, дыхание сперло у меня в груди. Венди взяла бутылку у меня из рук, сделала глоток и снова протянула бутылку мне. Я тоже выпила, но алкоголь нисколько не помог мне справиться с нервами – тугой комок по-прежнему стоял в горле. Звякнуло стекло – это бутылка коснулась бетонной площадки под ногами. Кто поставил ее туда? Неужели я?.. Когда?.. Венди крепко зажмурила глаза, отчего ее нос сморщился, а все веснушки пришли в движение. Похоже, она тоже здорово нервничала.

«Венди Мойра Анжела Дарлинг [34], успокойся!»

Ее черты чуть дрогнули, расслабляясь. Она попыталась улыбнуться, но тут же икнула. Это мгновение было… прекрасным, и я, подавшись вперед, крепко прижалась губами к ее губам. «Только ты и я…»

Ее мягкие губы чуть раздались, и на меня повеяло теплым дыханием. Я вцепилась в край скамейки и замерла, стараясь навсегда запечатлеть в памяти эту минуту – запечатлеть в мельчайших подробностях. Кисло-сладкий вкус шампанского на ее языке подействовал как электрический разряд, простреливший меня вдоль позвоночника. Ванильно-жасминовый аромат ее духов окутал меня точно облако. Тускло-желтый свет садового фонаря проникал сквозь мои сомкнутые веки, окрашивая полумрак в розовые тона. Этот цвет всегда будет для меня цветом нашего первого поцелуя. Он всегда будет ее цветом, когда бы я ее ни вспомнила.

Эти воспоминания – вот все, что у меня осталось.

51

10 мая

Интересно, это очень больно – умирать? То есть я имею в виду – успеваешь ли ты почувствовать боль или все происходит быстро и легко?

Насколько легко?

Ну, как дунуть на одуванчик…

52

Элли

Слезы снова текут по моим щекам, собираясь в уголках кривящихся губ. Венди всегда удавалось пробудить во мне целый мир эмоций, но ее письмо плюс воспоминание о нашем первом поцелуе на благотворительном приеме и последняя запись в дневнике – всего этого слишком много. Чересчур много.

Я вытираю слезы рукавом. Негромкий шорох привлекает мое внимание, напоминая, что я в комнате не одна.

– Что с тобой? – Его голос звучит негромко и почти ласково, как будто это не он привязан к креслу, как будто это не я усадила его туда. Можно подумать, что мы всего лишь вспоминаем прошлое, после того как выяснилось, что у нас когда-то были общие знакомые.

– Ты видел ее? – спрашиваю я. – Ты встречался с ней в тот день, когда она умерла?

Он качает головой.

Снаружи ветер наметает огромные сугробы, взметает вверх снежинки – огромные, как перья, но совсем легкие. Кажется, что природа тоже устала и решила упростить себе задачу. Они кружатся в воздухе как пух из наших подушек, которые разорвались, когда я впервые осталась ночевать у нее в доме. Наша дружеская схватка с применением нетрадиционного (или, напротив, традиционного, это как посмотреть) оружия, а также довольно-таки неопрятные последствия этой шуточной дуэли привели к тому, что ее мать решила: я дурно на нее влияю.

И вот я заперта в доме, но врата моей памяти открыты. Меня осаждают образы и картины, сладостные моменты прошлого, но стоит открыть глаза, и я оказываюсь лицом к лицу с человеком, который все это у меня отнял – с человеком, по вине которого у меня больше никогда не будет новых воспоминаний. Он вырвал ее из моей жизни и тем самым, даже не зная меня, поломал мою жизнь, разбил ее на такие мелкие кусочки, что их уже никогда не склеить и даже не собрать. Я ненавижу его за то, что у него-то есть воспоминания о ней – воспоминания, которые никогда не будут моими. А еще я ненавижу его потому, что он погубил жизнь Венди, лишил ее возможности делать выбор, ошибаться, терять и обретать себя, принимать решения, взрослеть, учиться со мной в Беркли, бунтовать, красить волосы в розовый цвет, становиться вегетарианкой, рыдать у меня на плече после пьяного «тройничка», на который она решилась не из порочности, а потому что ей хотелось новизны. Всего этого у нее никогда не будет. И ее самой тоже не будет. Он убил ее не один раз, а много‑много раз, уничтожил ее тысячью разных способов.

Нож по-прежнему лежит на диване. Он буквально гипнотизирует меня. Я подхожу, беру его в руки и в задумчивости провожу по лезвию кончиком пальца. Это будет просто, думаю я, крепко сжимая рукоятку. Несколько раз ударить в сердце или провести лезвием по горлу чуть выше адамова яблока – и все. Конец. Но отражение в темном оконном стекле принадлежит не мне – Венди. Она смотрит на меня, и ее взгляд напоминает мне, что Стивен не заслуживает легкой смерти. Ради нее я должна сломить его чудовищную гордыню и заставить его выбрать – покончить с собой или остаться в живых, но потерять все и до последнего дня терпеть презрение и ненависть нормальных людей.

Я бы на его месте предпочла петлю.

Интернет и криминалистические справочники снабдили меня подробной информацией, касающейся физики, физиологии и механики повешения. Я получила много полезных и еще больше бесполезных сведений об этом процессе. Падение с высоты лестничной площадки с петлей на шее должно было сообщить телу Стивена достаточные скорость и инерцию, чтобы веревка сломала шейные позвонки. В этом случае смерть произойдет мгновенно. Никаких страданий, но и никаких шансов, что в последний момент его кто-то спасет. (Кто бы это мог быть? Уж не я ли?) Если же падать, точнее – прыгать, Стивену придется со стула, инерции, чтобы сломать ему шею, будет недостаточно. Вместо этого его ожидает мучительная агония. Дыхательное горло и сосуды шеи будут пережаты затянувшейся петлей, отток крови от головы прекратится, и растущее давление в артериях и венах приведет к тому, что лопнут многочисленные капилляры кожи и глаз. Через пару-тройку минут лишенный кислорода мозг начнет умирать, и (а я очень на это надеюсь!) последним, что увидит Стивен перед тем, как окончательно погрузиться в холодное ничто, будет лицо Венди – его персонального Ангела Смерти. В конце концов умирающий без кислорода мозг включит блуждающий рефлекс