По собственному желанию - Борис Егорович Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Шанти, это я.
Шанталь боязливо дотронулась до его лица, тут же убрала руку и охнула.
— Что с тобой? — испугался Кент.
— Это действительно ты? — тихо спросила она. — Ты не снишься мне?
— Да нет же, — Кент засмеялся.
Лицо Шанталь вдруг некрасиво искривилось, она застонала и, больно вцепившись в плечи Кента, сильно встряхнула его.
— О господи, неужели ты?
— Ну конечно я, — совсем растерялся Кент, не понимая, что с ней.
А с Шанталь случилась настоящая истерика. Она рыдала, ощупывала его лицо, целовала ему руки и обнимала с такой силой, что у него от боли темнело в глазах. Потом, успокоившись, она стала рассказывать:
— Понимаешь, Кент, до того мне последние дни скверно было. Так рвалась к тебе, а приехала — тебя нет. Я чуть не взвыла, хотела тут же лететь к тебе, но режиссер не пускает. А ты снишься мне каждую ночь… Просыпаюсь — и реву, как дура. Смотрю на дверь и думаю: вот если бы ты сейчас вошел… А когда ты на самом деле вошел, я и не поверила, решила, что это опять во сне…
В ту ночь они совсем не спали, и это были часы, каких немного выпадает за всю человеческую жизнь, какой бы богатой она ни была… Шанталь будто обезумела, и это безумие передалось Кенту. Прижимаясь к нему так, словно хотела до конца слиться с ним, раствориться в его теле, она говорила необычно низким, хриплым голосом:
— Боже мой, Кент, я только сегодня, сейчас начинаю понимать, как люблю тебя… Но почему раньше так не было? Ведь мы уже три года вместе… Я как будто совсем другая стала, сама не знаю, что со мной… Кент, Кент, Кент, Кент… — бесконечно повторяла Шанталь его имя. — Правда, я не знаю, не понимаю… Я ведь с самого начала любила тебя, но как-то обычно, так, как представляла когда-то, что буду кого-то любить. А сейчас все не так, совсем другое… Господи, но почему нельзя объяснить это? — Она даже заплакала от бессилия. — Но ведь и ты так чувствуешь, да? Не говори, я сама знаю…
И утром она никак не могла успокоиться, возбужденно ходила по квартире, то и дело дотрагивалась до Кента, гладила его руки и беспомощно говорила:
— Ну как я уйду от тебя? Я же не могу… Я ведь и машину не смогу вести.
— Я отвезу тебя, — сказал Кент, сам не отрывавший от нее глаз.
— Нет, что ты! — испугалась почему-то Шанталь. — Я не хочу. Я боюсь, вдруг случится что-нибудь. Не за себя, за тебя боюсь, понимаешь? А я сейчас так счастлива, что и умереть не жалко. — Она засмеялась. — Вот дура, чего несу? Нет, не хочу я умирать, совсем не хочу, хоть это и красиво звучит — умереть от счастья. Но как я поеду, я же все равно не смогу играть…
Но Кент знал, что не ехать Шанталь нельзя — фильм давно «горел синим пламенем», съемки шли в две смены. И он посадил ее в такси — Шанталь так и не разрешила ему сесть за руль, — доехал вместе с ней до киностудии, проводил до проходной и пошел к Ленинским горам, пытаясь понять, что случилось с ним, с Шанталь, почему действительно ничего подобного не было в эти три года. Двухмесячная разлука? Но и раньше они подолгу бывали врозь и расставались порой даже с облегчением… А теперь представлялось непонятным, как прожить шесть часов до встречи с Шанталь, а завтра — неужели это возможно? — он должен улететь еще на три недели. Наваждение какое-то… (А надолго ли?) Влюбиться в собственную жену через три года после свадьбы… И вообще как-то странно складывается его жизнь. Были обычные юношеские влюбленности, так и не приведшие ни к чему серьезному, какие-то скоротечные, спокойно начинавшиеся и спокойно кончавшиеся связи, — скорее потребность тела, а не души и ума, — смутное ожидание, — тоже, впрочем, довольно спокойное, — что придет час и он встретит свою женщину. И, наконец, Наташа. И ведь тени сомнения тогда не возникло, что это и есть та самая долгожданная женщина! А всего через месяц Кент с тоскливым удивлением обнаружил, что рядом человек не то чтобы чужой, но далекий, совсем не нужный ему… Он долго скрывал свое равнодушие к жене, надеясь, что со временем все как-нибудь уладится и Наташа ничего не заметит. Но ничто не улаживалось, даже рождение сына не растопило ледяной брони отчуждения. И Наташа все понимала, в конце концов не выдержала и сама ушла от него. Он даже не пытался удержать ее, да и зачем? И тут же, словно подарок судьбы, встреча с Шанталь… Но это сейчас он может сказать — подарок судьбы, а тогда? О нет! Многое тогда привлекало его в Шанталь — и красота, и очевидная незаурядность, и даже то, что она и не думала скрывать своего влечения к нему, хотя Кент поначалу никак не отзывался на него. (Потом сама же Шанталь со смешком говорила ему: «У меня, грешным делом, однажды даже подозрение возникло — уж не импотент ли ты?») Но чувство его к ней даже с большой натяжкой нельзя было тогда назвать любовью. Всего два месяца прошло после ухода Наташи, но и этого с лихвой хватило, чтобы понять — один он жить не сможет. Открытие было не из приятных… Но и о женитьбе на Шанталь он всерьез тогда не думал.
Все получилось как-то само собой. Сидели они в ресторане — она приехала к нему в Долинск на субботу и воскресенье. Шанталь была какая-то рассеянная, смотрела на него непонятно, как будто и не слушая, и он тоже замолчал, потянулся к меню и спросил:
— Может, еще чего-нибудь хочешь?
— Хочу, — Шанталь улыбнулась.
— Что?
Шанталь покачала головой, отобрала у него меню и просто, как-то печально сказала:
— Я тебя хочу, Кент… — И, чуть помедлив, уточнила: — Замуж за тебя хочу. Чтобы не раз в неделю видеться с тобой, а каждый день. И засыпать рядом с тобой каждую ночь.
Он, помнится, не очень удивился, осторожно накрыл ладонью ее руку и сказал:
— А если у нас ничего не получится?
— Все может быть, конечно, — Шанталь вздохнула. — Но может ведь и
