Есенин - Виталий Безруков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Публика разразилась бурными аплодисментами и долго не отпускала его со сцены, устроив бурную овацию.
После выступления, сидя за одним столиком с Алексеем Толстым и Кусиковым, который тоже принимал участие в вечере, он, как всегда в последнее время, много пил. Заплетающимся языком Есенин пытался им что-то сказать важное — о поэзии, о поэтах.
— Я… я вижу, вы свободные и писать можете все, что хотите… А я… я не могу здесь писать! Не могу, и все тут! За все время — десяток стихотворений!! Мне бы домой, в Россию… И-э-х, ма-а-а… да что там! — Крупные слезы покатились из синих глаз. Он взял полный стакан водки и, горько улыбнувшись, выпил залпом, как воду. И в том, как взял, как пил и как поставил, было что-то безутешное!
И так повелось: после выступления — пьяные застолья ночи напролет, разбитые зеркала, поломанная мебель. А то и просто собиралась многочисленная компания есенинских приятелей — поэты-эмигранты, художники, музыканты, неизменный Кусиков с гитарой, и все они развеселой гурьбой набивались в его номер… Заканчивалось все тем, что Есенин начинал буянить и колотить все вокруг.
С каждым днем жизнь Дункан и Есенина становилась все невыносимей. Айседора ревновала мужа ко всякому и ко всякой.
— Ты — кобель! — возмущенно говорила она Есенину, не обращая внимания на присутствующих.
— А ты сука! — парировал Есенин брезгливо.
Мери Детси, с первого дня знакомства возненавидевшая Есенина, с ужасом взирала на все происходящее, но до поры до времени молчала. Но однажды Мери не выдержала и расплакалась. Она подошла к Айседоре, нежно обняла ее и сказала:
— Дорогая моя, так жить больше нельзя! Неужели ты этого не понимаешь? Посмотри, на кого ты стала похожа?!
— Мери, мне так плохо!! — закрыв лицо руками, простонала Дункан.
— Успокойся, ведь я с тобой рядом и никогда тебя не брошу! — заговорила Мери, взволнованно всхлипывая. — Но мне больно смотреть, как ты губишь себя. Твоя безумная любовь к Есенину в конце концов убьет тебя! А твой талант, брошенный к ногам этого пьяницы? Это преступление!
Детси вытерла набежавшие слезы и сказала решительно:
— Самый лучший выход из этого тупика — это вернуться в Париж и начать вновь работать, а работа вылечит тебя от любой болезни, в том числе и от сердечной.
Дункан молчала. Она чувствовала, что Детси абсолютно права, но Есенин?.. Что с ним будет? Без нее он погибнет!! Мери понимала, какие сомнения терзают Айседору, но, собрав свою волю в кулак, твердо заявила:
— Ты должна решиться — или загубить себя и свой талант, или…
Айседора вздрогнула и с надеждой посмотрела на подругу, но та закончила совсем жестко:
— Ты должна оставить Есенина! Должна оставить Есенина!
— Никогда!!! Никогда я не сделаю этого! — истошно закричала Айседора. — Оставить сейчас Есенина, бросить на произвол судьбы, — это бессердечно! Ты предлагаешь матери бросить своего больного ребенка!? Бедного, больного Серьеженьку?!
Несмотря на недомогание и поднявшуюся температуру, она вскочила с дивана и босиком заходила по комнате.
— Я сама во всем виновата! Ведь это я захотела показать ему весь мир: Европу, Америку. Это из-за меня он уехал из России! И теперь пьет, потому что не может писать стихи, творить без Родины!!!
Детси испугалась такого эмоционального всплеска Айседоры. Она лихорадочно стала искать выход.
— Сядь, Айседора! Ты можешь простудиться!.. Мне кажется, есть еще один вариант.
Она вышла в прихожую и, взяв там свою сумочку, вернулась, на ходу отыскивая в ней телеграмму.
— Утром на твое имя из Москвы пришла телеграмма, вот, — Мери протянула Айседоре сложенный бланк.
Усевшись на диван, Айседора быстро пробежала взглядом сообщение: лицо ее оживилось, глаза впервые за последнее время загорелись надеждой:
— Мери! Это от Шнейдера! Он пишет, что меня помнят в Москве и что я очень нужна моей школе! Представляешь! Ему удалось организовать на московском стадионе занятия с пятьюстами детьми! Это то, о чем я так долго мечтала! Судьба наконец сжалилась надо мной! Я еду в Россию!.. Теперь уже навсегда!
Ее фантазия рисовала радужные картины: она вернется в особняк на Пречистенке, и Есенин, обретя наконец свою любимую Россию, окруженный ее материнской заботой, будет писать свои гениальные стихи. А сама она с тысячью своих учениц будет танцевать на огромных стадионах для простого народа, и, конечно, на всех выступлениях в первом ряду любоваться ею будет ее Серьеженька, без которого она не мыслит своей жизни. Голос Детси вернул ее из мира грез на грешную землю:
— Айседора, что же ты решила?
Дункан понимала, какого ответа она от нее ждет, и, чтобы не расстраивать близкую подругу, сделала вид, что согласилась:
— Ты открыла мне глаза, Мери. Так продолжаться больше не может. Но я должна отвезти Сергея на Родину. Я верну Есенина его России, и на этом наши отношения закончатся.
Детси не поверила ни одному ее слову. Она видела, насколько глубоко и болезненно любила Айседора своего молодого мужа, и понимала, что с такой легкостью обещанное расставание с Есениным — всего лишь наивное лукавство. Мери понимающе покачала головой:
— Очень хорошо, Айседора, но на какие средства ты собираешься отправиться в Москву? Тебе Зингер дал денег?
Дункан от его упоминания передернуло.
— Зингер слизняк и негодяй! — сказала она с отвращением. — Больше никогда не упоминай мне о нем!.. Я… я продам свой дом в Париже!..
— Но это твой последний дом, Айседора, — запротестовала подруга.
— Хриен з ним! — отчаянно махнула рукой Айседора, подражая Есенину. — А может, сдам в аренду… Мебель — это тоже деньги!.. И кроме того, мои два выступления двадцать седьмого мая и третьего июня в Париже — это тоже доход… Что скажешь?
Детси только пожала плечами. Переубедить Дункан, если она что-то забрала себе в голову, было невозможно.
— Итак, сначала в Париж, уладим все денежные дела, и оттуда через Берлин в Москву!! — с радостью подвела черту Айседора.
Но планам Айседоры не суждено было осуществится в той четкой последовательности, какую она себе нафантазировала. Как говорится, человек предполагает, а Господь располагает. Дверь с шумом распахнулась, и в номер влетел запыхавшийся Кусиков. Он был навеселе.
— Айседора! Есенина забрали в полицию! — выпалил он залпом и рухнул на диван, утирая платком вспотевшее лицо. Это сообщение прозвучало, как гром среди ясного неба. Женщины на мгновение оцепенели, потом Дункан обессиленно опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Она качала головой и стонала, как от невыносимой зубной боли.
— Как в полицию? — недоуменно передернула плечами Детси, вперив в Сандро свой пронзительный взгляд.
— В ресторане… кто-то нелестно отозвался о России… и Есенин тут же устроил скандал! — оправдывался Кусиков, обмахиваясь платком. — Сергей обматерил всех присутствующих. Началась драка. Есенин запустил в кого-то канделябром, но попал в зеркало, оно, конечно, вдребезги… Прибыли четыре полицейских, и Сергея увезли в полицию. — Сандро виновато опустил голову.
— Ты друга оставил там… одного? — Дункан внезапно судорожно вцепилась в его плечо. Ее красивое лицо исказилось. Сандро увидел белые оскаленные зубы и два огромных кошачьих глаза. Казалось, еще мгновение — и она исцарапает ему лицо. Он чуть не вскрикнул от испуга. С силой оторвав ее руку, Кусиков встал и заходил по комнате.
— Как вы могли так подумать, Айседора?! — начал он обиженно. — Я тут же бросился к их начальнику… стал объяснять ему, что Есенин самый знаменитый… даже величайший поэт России… что Эдгар По, гордость американской поэзии, был запойным алкоголиком… Поль Верлен, Бодлер были пьяницами, но они создавали бессмертные, гениальные творения! — Он еще не кончил говорить, а Дункан уже мотала головой:
— Я это все знаю!.. Что вы сказали в полиции?
— Полиция выпустит Есенина только при условии, что он немедленно покинет страну! — ответил Сандро и облегченно вздохнул, словно свалил с себя тяжелую ношу. Но тут же устыдился, видя, как сникла Айседора. Взгляд ее стал пришибленным и робким.
— Послушайте, что я вам скажу… Я дошла уже до такого предела, что моя жизнь не имеет для меня никакой цели… Единственное, что я хочу, это выполнить свое обещание сохранить Есенина и вернуть его в Россию. Я сейчас терзаю свой мозг, пытаясь придумать что-нибудь… Но что? Что?
На помощь, как всегда, пришла Мери. Она сказала тоном, не терпящим возражений:
— Выход есть! Надо пригласить знакомого врача, чтобы он письменно подтвердил, что Есенин страдает психическим заболеванием и не несет ответственности за свои поступки и что его необходимо поместить для обследования в частный санаторий!.. На некоторое время! — добавила она, а про себя подумала: «А хоть бы навсегда! Вот было бы облегчение всем!»