Клинки севера - Алина Илларионова

Вздохнув, Алесса встала под фонарём и развернула купленную на всякий случай карту. Изначально столица, основанная Лезандром Нэвемар, подарившим городу мощь и славу, и его женой Катариной, давшей городу имя, была совсем крошечной. Ныне старая крепостная стена — не что иное, как стена дворцовая, за которой живут сам Кэссарь, часть его родственников и приближённых. Время шло, и план города стал походить на сеть с осевым перекрестием двух главных улиц — Золотой Аллеи и Улицы Одарённых. Остальные проспекты и улицы были уже, и как раз по их ширине, а также качеству и количеству фонарей, можно было без труда определить, кто там проживает: знатные сури и саары или же простолюдины. Катарину-Дей обнесли новой крепостной стеной, ещё мощнее прежней. А город всё рос, вместе с ним росло и население. Аристократы не желали делиться территорией с простолюдинами, и в итоге в приморской западной части города образовался район трущоб с двух-трёхэтажными домами, слипшимися друг с другом стенами, и такими путаными улицами, что картовед поленился разбираться в них либо ноги пощадил, поэтому просто обозначил границу.

Туда кольцо и позвало. Этот зов был как врождённый инстинкт. Ничему не надо учиться, ничего не нужно запоминать. Ты просто знаешь, и всё. Чётко.

Всё бы хорошо, да только посольство находилось гораздо севернее. Алесса заколебалась: неужто Вилль тоже решил погулять под луной? Интересно, один или подружку захватил?

«Мымррра!»

Розовый куст слева от неё качнулся. Алесса вздрогнула и, машинально потянувшись к сапогу, приподняла согнутую в колене ногу. И поставила обратно, выпрямляясь.

Это была всего лишь кошка, ночная серая кошка. Она вышла на дорогу и облизнулась. Судя по умильной мордочке с янтарными пуговками глаз, для кого-то эта ночь стала последней. Кошка подошла, мазнула хвостом по алессиному сапогу и, прогнувшись всем телом, нырнула под забор.

Почему-то встреча показалась Алессе знаковой. Ведь она тоже вышла на охоту?

Липовую улицу пересек безымянный переулок и повёл на запад. Дома стояли всё теснее, а магические фонари сменили масляные. В воздухе повис сладковатый привкус, поначалу едва уловимый, с каждым шагом он крепчал и распадался на запахи рыбы, подгнивших овощей и подобной пакости, а вскоре обнаружился их источник.

Трущобы встретили девушку, в первую очередь, кучей мусора в яме, во вторую — порскнувшими оттуда крысами. Алесса, брезгливо сморщившись, обошла помойку по широкой дуге: южная кошка терпеть не могла мышей.

Серыми, как мыши, были дома. Алесса с досадой отметила, что стены каменные и довольно высокие: даже в зверином обличье не забраться на крышу. Разве что к кому-нибудь в окно, но это лишь в крайнем случае. Шанс схлопотать по лбу чем-то увесистым перевешивал надежду на радушную встречу. А кто может обитать в таком захолустье? Стены не только серые, но и грязные; кирпичи из дрянной глины крошились разве что не на глазах; откуда-то доносилось хлопанье крыльев, но самих нетопырей Алесса не увидела. И хвала богам! На фоне этого убожества ярко-алые ставни на втором этаже смотрелись как рубин в коровьей лепёшке. Только пришло на ум это сравнение, как из окна послышался пьяненький, развязный женский смех и стих так же внезапно, будто хохотунье залепили рот. Девушка перешла к соседнему дому.

— Ви-иль! — завернув голову за угол, протяжным шёпотом позвала Алесса.

Никто не ответил ей, даже ветер. Как назло, небо заволокло, и о Белой Сестре напоминала только размытая проплешина чуть светлее, чем грязно-серая вата облаков.

Только бы ливень не начался.

«В чёрном-чёрном городе?» — неловко съязвила Алесса.

Южная кошка поджала хвост. Ей тоже было не по себе.

Девушка отошла к входной двери с масляным фонарём, на чёрной цепи свисающим с деревянного козырька, и присела на прибитую к двум чурбачкам доску. В тоннеле меж домов, куда звало кольцо, затаились зыбкие тени, и уходить от света к ним вовсе не хотелось. А хотелось сидеть и думать, что Вилль придёт к ней сам. Как раньше…

…в самый последний момент…

Внезапно Алесса почувствовала чужой взгляд и едва не заорала: рядом на скамейке на расстоянии ладони от её руки, сидела жирная серая крыса!

Знахарка зло плюнула в крысу и решилась. Чего трусит, в самом деле?!

Перехватив нож удобнее, она шагнула во тьму.

Внутри оказалось не так страшно, как можно было предположить. Почти у каждой двери висел на цепи масляный фонарь, и не важно, что половина не горела, главное — они были. Жители трущоб как смогли, обустроили свой мирок. Алесса видела и закрытый колодец с целым, не уворованным ведром на верёвочке; и столик со скамьями в полуарочной нише; и некое подобие крохотного — в три локтя — палисадника. Нашлись и нетопыри. Алесса чуть на попу не села, когда один пронёсся мимо лица, крылом зацепив щёку, и прямо у неё на глазах схватил мотыля, дотоле мирно кружившего у фонаря.

Девушка быстро шла по улице, длинной, совершенно пустой, а кольцо волновалось всё сильнее. Поворот направо она едва не проглядела — до того был узким. Затем — налево. А потом… ещё куда-то. «Куда-то» вывело к городской стене, которую подпирали горы разносортного хлама, но Вилля в горах не было. Начиная закипать, Алесса вернулась и встала на углу подле ржавой водосточной трубы.

Итак. Она заблудилась — раз. Вилль совсем рядом — это два!

Рукоять Разящего стала скользкой. Гномьей работы длинного смертоносного лезвия в полтора пальца шириной, способного пробить чьё-то сердце навылет. Алесса пыталась прислушаться к своему, но её отвлекали: писк треклятой крысы, точившей лаз; хлопанье нетопыриных крыльев. А ещё — шаги из проулка справа. Бесшумные, и выдавало их лишь шарканье когтей о землю. Собака или… или волк?!

— Вилль!

— Ррр…

Круглая белая голова выплыла, казалось, прямо из стены как призрак, знакомо сверкнули раскалённые угли глаз… Снежный пёс!

Это было так неожиданно и страшно, что Алесса забыла, как дышать. Это было невозможно! Вилль сказал, что убил демонов!

Зверь поводил носом из стороны в сторону, принюхиваясь не к следам, а к сущности жертвы. Наконец, почуяв знакомое, выбрался на улочку целиком и сел, склонив голову на бок.

Но Алессы там уже не было. Только труба, задетая локтем, тревожно гудела.

Она бежала вперёд, потому что сворачивать было некуда. Проклятая улица тянулась и тянулась, не желая поделиться хотя бы одним проулком, одной щелью, где можно затаиться и переждать. Мешок монотонно шлёпал по спине — видать, лямки затянула плохо.

Это невозможно…

Мелькнуло светло-рыжее окошко на втором этаже, но оно уже позади, а возвращаться нельзя.