Клинки севера - Алина Илларионова

Жилет со шляпой подарить глазастой горничной — плевать, что и нас нос не налезут — и вежливо попросить её НЕМЕДЛЯ перекрасить рубашку в чёрный цвет. И плевать, что к вечеру получится! В темноте все кошки серы, ну а она будет линялой. Хоть выделится, хе-хе.

Разящий из высокого сапога не торчит, специально подбирала, чтобы и незаметно было, и удобно.

Волосы собрать в пучок и сколоть шпильками крест-накрест.

Сдуть упавшую на лоб смоляную прядку.

Готова!

Подслащённая лимонная водичка, которую можно тянуть через соломину — вот лучший способ остыть в жаркий день. Во всех смыслах жаркий. Что это она, в самом деле? Ну, заревновала, бывает. Но зачем же пороть горячку или голову напекло?

Похоже на то, а иначе соображала бы лучше.

Алесса присела на кровать и размотала бинт. «Не снимешь!» — привычно поддразнил ободок и сверкнул изумрудом в ответ на улыбку. Так значит, Тай-Линн — всего лишь боевая подруга, да, лгунишка Аэшур? Но собратьям по оружию именные клинки дарят, а не обручальные кольца!

Интересная получается история. Жених дарит невесте кольцо и быстренько линяет в чужую страну по-орочьи, не прощаясь!

Пантера вкрадчиво заурчала, сбивая с мысли.

«Ну что ещё?»

«А может, для начала признаемся себе…»

«Да-да-да! Люблю, жить не могу и никому не отдам! Попробуют отобрать — порву на лапшу!»

Алесса разъярилась вновь: ногти стали удлиняться и заостряться, превращаясь в орудие убийства белобрысых мымр. Усилием воли втянув их обратно, она выхватила из мешка сменную рубашку. Лестницу проигнорировала, попросту перемахнув через перила прямо в зал под гул, аплодисменты и грохот выроненной кем-то глиняной кружки.

На кухню влетела не девушка — гарпия!

— Сегодня на ужин отбивные будут?

— Сунна желает отбивную? — невозмутимый толстяк в белом фартуке, точивший тесаки друг о друга, перевёл взгляд на трясущиеся под столом колпаки поварят.

— Сунна желает знать, будут ли отбивные на ужин?!

— Сунна, ну какое же меню без отбивных?! — брови повара встали домиком. — На ваш выбор: баранина, свинина, телятина, индейка, спецзаказ на деликатесы делайте заранее. Но мясо ещё не готово…

— Дайте сюда молоток, уж я вам помогу с радостью и безвозмездно!

Той же ночью сторожевой пёс любовался звёздами, распластав по песку уши-лопухи и сложив передние лапы на раздутом донельзя пузе, и размышлял: «А соседка тявкала, будто мяса много не бывает… Брехунья!»

«Ночь окутала город муаровой шалью; чернильное небо вспыхнуло месяцем, рассыпалось алмазным крошевом звёзд. Поведя рукою, заволокла деревья сумраком, превращая городские парки в бестиарии невиданных, сказочных зверей. Дворцы и храмы, дома и улицы — всё прислушалось к дыханию её ветров. Ночь… Время волшебства и обмана, время грехов и молитв…

В белых храмах жрецы испрашивают милости у всех богов мира и, преклонив колени, смиренно ждут ответа. Добропорядочные горожане снимают с постелей тяжёлые покрывала и задувают свечи, готовясь окунуться в причудливый, непредсказуемый мир видений. Сон кэссиди исполнен умиротворения: её щеки уже коснулась длань Иллады-Судьбы, благословляя смертную подопечную.

Город стих…

…И только один ПРИДУРОК с час сидит перед зеркалом как девка, и чешется-чешется-чешется!»

— Заткнись.

Отложив расчёску, рука замерла над золотым зажимом для волос, дрогнула и нехотя потянулась к кожаному шнурку. Закончив работу, юноша оценил результат. Собственное отражение нравилось ему, равно как и мощь крылатого зверя. Пресветлая Богиня воистину искуснейшая из Созидателей! О, да, весь мир будет у его ног! А вслед за ним и другие. Мириады вселенных Мироздания…

«…А за деревом дерево, а за деревом дерево, а за деревом — пень! А за пнём опять дерево, а за деревом дерево…»

— Заткнись!

Невидимый певец злобно расхохотался. Юноша перевёл горящие глаза на отражённую в зеркале дверь.

— Когда ты, наконец, уберёшь этого?!

— Пока он нужен. Не капризничай, малыш…

— Не называй меня так!

«Да-да, она будет! Хватай дррянь за лохмы, и — башкой в зерркало! Чего терять?! Зачем слушать её? Слушай меня! Ты же послушный… малышшш…»

— Заткни-ись! — он зажал уши ладонями, но в голове громыхал издевательский хохот, отдаваясь вибрацией в каждой мышце измученного бессонницей тела.

Алебастровая женская рука ласково, едва касаясь светлых волос, погладила по затылку.

— Давай помогу?

Кошки бывают чёрные, белые, рыжие — разные! Ночью они одинаковы. Хищные. И серые, да. Как мышки, которые тоже выходят на свою маленькую мышиную охоту в то время, когда спит старший охотник мира — человек. Мышки шустрее, кошки ловчее, человек умнее и опасней.

Но если ты выглядишь и думаешь, как девушка, ведёшь себя, как мышка, а сущность у тебя кошачья, значит, опасна втройне.

«В чёррном-чёррном городе на чёррном-чёррном холме стоит…» — проникновенно затянула пантера.

«Какой же он чёрный?»

«Для настроя!» — пояснила южная кошка.

При всём желании с поддержкой настроения Катарину-Дей невозможно было назвать чёрной даже ночью. Ровно и ярко горели круглые, белые, как морские перлы, шары магических фонарей, заливая светом серую мостовую осевых улиц и утопая в трещинах булыжников, отчего казалось, будто дорога накрыта сетью. Алесса без труда обошла разводы, издали заслышав тяжёлую поступь усталых к концу смены стражей, и нырнула в спасительную тень проулка. Когда Поющая Катарина пробьёт полночь, на городские улицы выйдут свежие отряды — вот тогда придётся удвоить бдительность. Но до полуночи ещё далеко.

Вышла Алесса на улочку поуже и потемнее, но опять-таки отнюдь не чёрную. Здесь фонари стояли реже, а деревья были неухоженными и разрослись по своей воле, а не садовничьей. Здесь — тихо.

И кошка Алесса крадётся тихо.

Шелестят липы; ветер подхватил сорвавшийся лист, уронил и повлёк по разбитой мостовой с еле слышным шуршанием. Из дома, спрятанного в черешнях, донёсся смех, и его подхватили два, нет, три голоса. А в небе горит серп Сестры: она вышла, чтобы осветить путь младшей сестрёнке.

Кошачье время, неверное время. Время оборотней.

Быстрая, неуловимая, лёгкая как тень. Почти невесомая…

«Мешок картошки, и тот повесомее будет!» — припомнила девушка хохочущего аватара, и мистический настрой полетел к бесям собачьим.

Вздохнув, Алесса встала под фонарём и развернула купленную на всякий случай карту. Изначально столица, основанная Лезандром Нэвемар, подарившим городу мощь и славу, и его женой Катариной, давшей городу имя, была совсем крошечной. Ныне старая крепостная стена — не что иное, как стена дворцовая, за которой живут сам Кэссарь, часть его родственников и приближённых. Время шло, и план города стал походить на сеть с осевым перекрестием двух главных улиц — Золотой Аллеи и Улицы Одарённых. Остальные проспекты и улицы были уже, и как раз по их ширине, а также качеству и количеству фонарей, можно было без труда определить, кто там проживает: знатные сури и саары или же простолюдины. Катарину-Дей обнесли новой крепостной стеной, ещё мощнее прежней. А город всё рос, вместе с ним росло и население. Аристократы не желали делиться территорией с простолюдинами, и в итоге в приморской западной части города образовался район трущоб с двух-трёхэтажными домами, слипшимися друг с другом стенами, и такими путаными улицами, что картовед поленился разбираться в них либо ноги пощадил, поэтому просто обозначил границу.