На краю империи: Камчатский излом - Сергей Щепетов

– Я сделаю, друг! – заверил глава повстанцев.

Полного контроля над событиями установить, конечно, не удалось. Пока Митька собирался и придумывал, как не попасть в лапы Петрову, в захваченном поселении появились ительмены, приплывшие с низовьев. Они обогнали команду русских, двигавшуюся тем же маршрутом. Митька захотел взять с собой на бат двух гребцов, чтобы иметь преимущество в скорости. В процессе их вербовки выяснилось, что желающих составить ему компанию на переговорах очень много. Тогда он изменил свой план – решил отправиться во главе армады, вооруженной ружьями. Это, кстати, даст возможность собрать захваченное огнестрельное оружие в одну кучу. Началась чехарда с фузеями и винтовками.

Большинство тех, кому они достались при грабеже, пользоваться таким оружием не умели. А те, кто умел… В общем, довольно быстро выяснилось, что всего несколько человек способны с грехом пополам самостоятельно зарядить ружье и произвести выстрел. Да и то при условии, что оно полностью исправно. Скажем, поправить кремень в зажиме или подтянуть пружину ни один ительмен не способен – не потому что руки плохие, а как-то иначе мозги работают.

Внезапно среди всей этой кутерьмы раздались крики, возвещающие о том, что русские на подходе и вот-вот начнут высадку на берег. Почти сразу закричали и с другой стороны – русские идут по берегу!

«Доигрались! – мысленно ужаснулся Митька. – А комиссар молодец – высадил часть людей заранее и пустил их по суше. Если сейчас дружно навалятся, то разгонят всю толпу к чертовой матери!»

Ничего страшного, однако, не случилось. Казаки не атаковали с ходу, да это и невозможно было при здешней обстановке. Однако их приближение послужило сигналом к тому, чтоб ительмены перестали валять дурака и начали торопливо стаскивать за стены острога все, что можно, – еду, оружие, вещи. Русские все не появлялись, и дворы за пределами стен были полностью очищены от какого-либо имущества. Надо сказать, что имущества этого было совсем немного, потому что мало кто из местных обзаводился серьезным хозяйством, предпочитая жить за счет ительменов. Голгоч и Харчин решили сжечь избы, близко расположенные от стен, да и все остальные, если успеют. Митька прекрасно понимал, что это правильный тактический ход, однако воспрепятствовал поджогу – мол, русских не может быть много, мы и так справимся! В конце концов от реки бабахнул выстрел, со стороны церкви – другой. Очевидно, наступающие группы казаков подавали друг другу сигналы. Ительмены забаррикадировали ворота и полезли на крышу ясачной избы и на вратную башню. Лезть вместе с ними Митьке совершенно не хотелось – для полного счастья ему не хватало только засветиться перед служилыми в толпе бунтовщиков. Единственное, что он мог сделать, это в последний момент отловить Харчина и уговорить его не кричать русским, что он теперь комиссар, – дескать, еще не время.

Довольно дружно ительмены трижды проревели боевой клич. В ответ послышался русский мат. На крыше бабахнула фузея, из-за забора ответили. Началось то, что с большой натяжкой можно было назвать перестрелкой. Особо рьяные ительмены стреляли из луков. Чтобы узнать результат, смотреть на поле боя было необязательно. И так ясно, что русские прячутся за ближайшими избами. На таком расстоянии попасть в кого-то стрелой из камчадальского лука крайне трудно, как, впрочем, и из гладкоствольной фузеи. У обеих сторон есть винтовки с нарезами в стволах, бьющие довольно далеко. Однако зарядить такой «винторез» – целая история, а прицельно стрелять на большое расстояние, наверное, никто не умеет. Пальба прекратилась, опять началась ругань. Судя по всему, острог не был окружен, и у Митьки возникла идея.

Выбрав на периметре острожной стены самое спокойное место, он долго рассматривал окрестность в щель между бревнами. Не обнаружив опасности, забрался наверх и благополучно спрыгнул на землю. Воровато оглянувшись по сторонам, служилый припустил к ближайшим кустам. Там он отдышался и двинулся дальше, уже не прячась и не особенно торопясь.

Расчет оказался верным: десяток батов, на которых приплыли казаки, охраняли только двое русских. У них имелось одно ружье и одна сабля на двоих. Это место, где обычно причаливали лодки, было открытым со всех сторон. От ближайших прибрежных кустов до охранников было не меньше сотни метров, так что подкрадываться к ним не имело никакого смысла. Митька и не стал – подошел и поздоровался. Служилый из «жилых» Никита и посадский Иван были ему, конечно, знакомы, хотя ни друзьями, ни врагами до недавнего времени не являлись. Почему их оставили на охрану, было понятно – тот и другой считались людьми пьющими и здоровьем слабыми. Встретили они Митьку недружелюбно, но без особой враждебности:

– Ты чо тут шляешься?! Вот ужо наши подвалят, они те устроят!

– А где ж мне шляться?! Из острога вот сбег…

– Да ты чо?! Там же камчадальцы, кажись, засели? Отсель не видать, а стреляют! Нешто правда?!

– А! – махнул рукой Митька. – Все пограбили. А вы чо, того не ведаете?

– Ты-то чо видел?

– Видел… То и видел! Ну, от вас я утек и сюда добрался. Ну, принял винца с устатку. Пред тем ночь-то, считай, не спал вовсе. Вот и разморило. Просыпаюсь, а меня уж вяжут! Слава Богу, хоть не зарезали спящим. Холопом, грят, нашим будешь. Считай, два дня в ясыре был. Ну, а как шумство началось, я и сбег! Брать будете острог-та?

– А камчадальцы чо, в осаду сели?

Дальнейшая беседа оказалась очень информативной – для обеих сторон. Митька узнал, что после отбытия «Фортуны» и «Святого Гавриила» вся партия «провожающих» собралась плыть домой, оставив у складов четырех сторожей. Пока собирались, из Нижнего прибыли трое служилых с известием о нападении камчадалов на острог. Поскольку дело было ночью, они не могли объяснить толком, какие именно камчадалы напали, сколько их было и чего хотели. Известно лишь, что они ворвались в великом множестве в острог – тогда-то служилые и бежали. Михаил Петров решил немедленно двинуться на выручку своим, однако боевые действия пришлось начать прямо на месте: взбунтовались прикомандированные камчадалы. При этом у них и луки нашлись, и копья при себе оказались. Казаки же, отправляясь сюда, вовсе не имели в виду боевые действия. Фузея или винтовка имелась в хозяйстве почти у каждого, но половина служилых оставили огнестрельное оружие дома – целее будет. Тем не менее имеющихся стволов и холодного оружия вполне хватило, чтоб нагнать на врага страху и заставить его пуститься в бегство – вот сюда, в Нижний острог. Собственно говоря, и сама стычка произошла из-за того, что ительмены хотели самовольно покинуть лагерь. Они это и сделали, предоставив служилым самим работать шестами на пути к дому. Расставаясь с казаками, ительмены грозили вернуться в большом количестве и разграбить склады морской экспедиции.

Это следовало считать самой большой пакостью, которую иноземцы смогли сделать. Комиссар оказался как бы между двух огней: в остроге непонятно что творится, а склады с казенным имуществом в опасности. Пришлось оставлять команду – аж пятнадцать человек – для охраны. Они, кстати, были этим очень недовольны, поскольку дома осталось их имущество и семьи. С собой Михаил Петров привел человек тридцать…

«Вот я и узнал военную тайну, – мысленно усмехнулся Митька. – И „языка“ брать не надо! Три десятка служилых, наверное, сумеют отбить острог у сотни ительменов, но будут жертвы, за которые командиру придется ответить. Да и не пойдут, наверное, служилые на штурм – „за малолюдством“ своим. Осада в этом смысле лучше, но их слишком мало».

Со своей стороны Митька тоже поделился информацией. Для начала перечислил убитых казаков, которых опознал. Рассказал о своих мучениях в плену. А потом перешел на доверительный полушепот:

– Вы вот чего, братцы… Я ж по-камчадальски малость разумею. Слыхал, чо они промеж себя сказывали!

– Ну?!

– Тока вы комиссару про это не очень… Ну, ежели расскажете, то с умом – как бы хуже не было!

– Да чо они сказывали-та?

– Сговорились нехристи, чтоб, значит, острог за собой навечно оставить.

– Хрена им лысого!

– А коли мы от них отступимся, то обещали пожитки, какие награбили, все отдать. Баб и детишек наших выдать, казну ясачную отдать нетронутой. А коли русские нас, грят, боем брать будут, баб ихних и ребятенков в куски порежем, а острог и избы все огнем сожжем к едрене матери.

– Да ты чо?!

– Ну, примерно так и сказывали. Дескать, все отдадим, и оружье, только будем сами править, сами ясак с себя сбирать!

– Во, б ля, обнаглели!

– Не-е, – протянул Митька. – Эт все от грамоты беда. Их уж сколь лет крестят, а кого и грамоте учат. Вот и прознали ироды про указы государевы.

– Эт чо ж за указы?

– А я знаю?! Слыхал тока, что по государеву закону нам в камчадальские острожки соваться не можно. Они, значит, сами с себя ясак сбирать должны и в Большерецк везти. Про те указы кто и знал, так забыл давно, а они, вишь, вспомнили. В опчем, дело тут мудреное. Как вы, не ведаю, а коли мне б мое отдали, так я б на стенах биться не стал.