Камбрийская сноровка - Владимир Коваленко

Плата за переворот — дымок, от которого морщат нос горцы и раздувают ноздри вороные жеребцы из пасторальных королевств.

Пасторальных, но сильных. Болота, малярия, нет городов… Но главная слава Камбрии — родом именно из тех краев. Что Немайн прошепчет чужая память о Камбрии–Уэльсе, если вычеркнуть профессиональное знание о полезных ископаемых, водных путях и портах? Валлийские стрелки! А еще раньше — валлийские лучники, собственно, и создавшие грозную славу «английского» длинного лука на полях столетней войны.

Валлийские–камбрийские… Все камбрийцы неплохо стреляют из лука, но Гвинед больше славен копейщиками. Диведцы знамениты билами в руках ополчения и моряками–десси. Лучниками знамениты края лесные, горные, болотистые. То есть — как раз Брихейниог!

Потому Кейндрих лук и получила, что в глазах ее народа это подарок разом и ценный, и обыденный… Вещь, которую нельзя обозвать ни ненужной дешевкой, ни чрезмерной роскошью.

Сверху кажется, что ноги коня то вылетают параллельно земле, то прячутся под брюхом. Быстрей, быстрей! Поворот. Разумеется, у нее и спереди серебро с золотом! Но никакая безвкусица не в состоянии испортить зрелище — ловкая наездница на могучем коне, кажется, летит над песком. Мужские взгляды цепляет высокая грудь, женские — разрезы на рукавах, что демонстрируют тончайший лен нижних рубах. Наряд без слов говорит: «Приличия? Три одежки? Вот вам, кумушки — и отстаньте!» Ворот зашнурован под горло узорной тесьмой. Все приличия соблюдены, и никакой сидовщины вроде пуговиц!

Немайн разглядывает лицо. Красивое, когда на нем ни ревности, ни тщеславия. Сейчас для Кейндрих есть только ветер в лицо, цель впереди, новое мощное оружие в руках… Верно, Гулидиен как–то увидал ее в учении или на охоте. Полюбил. Такую не полюбить — невозможно!

Прямая к мишеням. Стрела наложена на тетиву, лук поднят. Не рано ли? Не дострелить! Но учебная смерть уходит в полет — неожиданно быстрый. За ней, сразу — вторая!

Немайн вскочила — и замерла на полувдохе. Стрелы не просто достигли мишени — ударили мощно, впились, несмотря на тупые наконечники, глубоко. Будь на их месте бронебойные… Любая кольчуга — насквозь, причем два раза. Но как?!

На мгновение мелькнуло недоверие — вдруг Сущности, несмотря на все обещания, засунули на планету какой–нибудь двухламповый автоматический исполнитель заклинаний, и теперь стрелы толкает вперед невидимая гадость, вероятно, радиоактивная? С них станется…

Осознание пришло постепенно. Тогда широко распахнутые глаза сузились в щелку, приоткрытый рот весело показал клычки — всякая улыбка немножко оскал. Дыхание тоже вернулось…

— Вот у лошади так же сбивается, если ее шпорой ткнуть или плеткой огреть, — уточнил Ллойд. — Что тебе не по нраву, леди сида?

— Почему вы мне такого не показывали? — спросила Немайн. — почему на учениях не отрабатываем?! Вот так, строем… С галопа… Стрелы тяжелые, медленные, и разгон коней прибавится к скорости, сообщенной луком. Или треть к дальности, или к убойной силе. Сущая вражья погибель! Пешему лучнику на такое ответить нечем.

Сэр Ллойд заглянул в лукавые щелки — и не увидел древней воительницы. Только восторженное существо, вроде оруженосца, впервые узнавшего, что, оказывается, и так можно! Видимо, в артуровских войнах она не участвовала. Тогда только такими атаками и держались. Редкий случай: деды говорили, что молодежь выросла крепкая. У прежних изнеженных бриттов один герой приходился на сотню робких, в Камбрии же один трус приходится на сотню храбрецов! Увы, мужество не означает умения. Когда рыцарей кормили рабы, колоны и клиенты, можно было собрать довольно большое войско, умеющее согласованно стрелять с галопа или строить кантабрийский круг. Если землю пашут воины — королям едва удается наскрести на малую дружину. У Немайн, например, пятнадцать человек, но выучены сызмальства — не все. Кто с детства тетиву не дергал, лучник наполовину!

— У нас в дружине настоящих лучников…

Старый рыцарь поднял два кулака. Один сразу раскрыл, на втором выставил один палец. Шестеро. Немного подумал, разогнул еще один. Пояснил:

— Седьмая — Вивиан. Хорошо лук натягивает, но все–таки не мужчина. Дюймовый дубовый щит пробьет только с такими вот хитростями.

Кивнул в сторону арены, на которой воительнице поднесли колчан с собранными стрелами. На этот раз всадница слегка тронула переднюю ногу скакуна тупым концом стрелы — и конь подогнул передние ноги у самой мишени. Короткий высверк бронебойного наконечника — в упор. Да, насквозь!

— Показуха, — откомментировал сэр Ллойд, — в настоящем бою на изыски не хватает времени. Проще выхватить меч и рубануть.

Немайн отчего–то захотелось спорить. Потом — подалась вперед, глаза расширились, уши навострились.

— Сколько нужно готовить лошадь… для такого?

Рыцарь пожал плечами.

— Под рыцаря? Меньше, чем под колесницу. Сам трюк? Недолго. Но зачем?

Ответом стал прищур.

— Скоро узнаешь. Только я сначала те штуковины, что от Лорна привезли, сложу с теми, что с собой взяла. В одну!

— Опять холмовые премудрости? Лучше бы на дружину таких луков… Как ты говорила, блочных?

— Тебе — да, — согласилась Немайн, — и всем твоим пальцам незагнутым. Зато остальным… Ладно. Сейчас время шашек! И — дружиться с будущей соседкой. Сейчас она должна быть доброй.

Настроение у королевны, и верно, неплохое. Если точней — стремительно ухудшающееся. Не дура, понимает, что позволила себе лишку, не сдержалась. Нельзя было так явно подарку радоваться! Вот и ушастая торопится, добрых слов ждет. Что ж, подарок поднесла базилисса, а ее не грех и поблагодарить. Девочка не виновата, что попалась в сети холмовой. Даже одета не пойми как: штаны и сапоги как на рыцаре, платье короткое, как на саксонке, а сверху и вовсе диковинная одежда — длинная, яркая, и держит ее только пояс. На котором пристегнут удивительно подходящий к наряду кривой, как у сиды, клинок.

Конечно, пришлось пройти половину пути — до невысокой, ушастой по пояс, каменной стены, что делит вытянутый круг ипподрома пополам. Потом — кланяться, и низко.

— Благодарю тебя за дар, святая и вечная, — сказала Кейндрих, — он принесет горе моим врагам…

— Лук сестра собрала, — сообщила Анастасия, — хваля оружие, ты и ее радуешь.

Пришлось притворяться дурой.

— Так это не греческая работа?

— Работа — здешняя, а кто это придумал… Августина многое знает.

Сида дернула ухом, и римская императрица, святая и вечная августа, поспешно поправилась:

— То есть, Немайн. Я к ее новому имени еще не привыкла.

Сида вздохнула и принялась втираться в доверие. Разливалась про то, как восхищена меткой стрельбой, хвалила отца, воспитавшего храбрую и мудрую наследницу… Между славословиями несколько раз — как бы ненароком — пожелала семейного счастья. В глаза при этом почти не смотрела. Вот и верь, что сиды не врут!