Английские корни немецкого фашизма - Мануэль Саркисянц

Но тот же британский «германофил» из королевских ВМС, участвуя в 1919 г. в приемке немецких военных кораблей, подлежавших выдаче союзникам, не удостоил обезоруженную Германию ни единым словом сочувствия, когда на смену империи пришла демократия. Зато по отношению к эсэсовской Германии он выражал лишь благоговейное восхищение. Причем не исключая из сферы своего восхищения и концлагеря. Напротив.

Высокий гость из Великобритании нашел «управление концлагерем Дахау, начальником которого был группенфюрер Теодор Эйке,[1256] отличным… а спальни — восхитительно чистыми». Ведь «заключенные — это евреи, политические преступники и депортированные». Британский адмирал говорил, что ему чужда «сентиментальность по отношению к еврейской расе»: «Если мы столь терпимы к иностранцам и евреям — до глупости, это еще не основание быть нетерпимыми к [антисемитской] политике других… Еврейское мышление — не наше мышление… В наших [британских] средних и низших слоях не встретишь… расположения к евреям».[1257]

Нечто вроде признания в антисемитизме в том же 1936 г. гитлеровец Риббентроп услышал и от маркиза Лондондерри:[1258]«У меня нет большой симпатии к евреям… Их участие в большинстве этих международных беспорядков… создало столько неприятностей!» Да, Ч. Г. Лондондерри, до 1935 г. — министр авиации Великобритании, побывавший и во главе Палаты лордов и ставший с тех пор надежным рупором гитлеровских идей, высказывался за законодательное ограничение экономической активности евреев. «Я обсудил с господином Гитлером многие политические вопросы и нашел его сколь искренним, столь и приятным собеседником… и по многим пунктам мы пришли к согласию», — поведал он как английской, так и немецкой общественности.[1259] Единодушие британского маркиза и Гитлера, называвшего себя «неизменно представителем бедноты», даже чересчур понятно. Для окружения Гитлера «высшие» в расовом отношении английские элиты считались «верной инстинкту, отборной частью высококачественного высшего слоя нордической расы».[1260]

О мотивах, по которым Гитлер был приемлемой фигурой для имперского истеблишмента Англии

…В окончательном формировании всех устремлений, воплощенных в теперешних предприятиях фашистов, повсюду чувствуешь деятельное участие английского духа.

Расово-иерархическая структура Британской империи, в свою очередь, была удобна для тех, кто (пусть даже они принадлежали к среднему классу) ощущали себя частью правящего слоя Англии, — так как именно она стабилизировала иерархическую систему британского общества. (Общества, правящий класс которого и в 1930-е гг. являлся продуктом воспитания Итона, Харроу и Регби — таким же, каким он был в викторианскую эпоху и эпоху короля Эдуарда.[1262])

Эта структура образовалась в период подъема викторианской буржуазии как господствующего класса. Чемберленовская «политика умиротворения», проводившаяся в конце этого периода, следовала традиции дискурса в духе «cant» (лицемерия, двойного стандарта), — напоминает Маргарет Джордж. Соответственно как бизнесмен Чемберлен был воспитан таким образом, чтобы не давать воли эмоциям (например, чуткости к несправедливости) и презирать их. Благодаря одному закону, инициированному им ранее, английские арендаторы попали в такую зависимость от землевладельцев, что появилось восемь новых способов сгона с земли — даже Освальд Мосли считал это законодательство «жутко классовым».[1263] Можно сказать, что Чемберлен — в традициях викторианской буржуазии — во время своих стараний стабилизировать режимы Гитлера и Муссолини «постоянно ощущал за спиной какую-то тень» — «тень социальной революции» (социальной и экономической, но не политической). Роберт Шэперд также обращал внимание на сильную обеспокоенность правящего класса, встревоженного тем, что война неумолимо повлечет за собой социальную революцию в стране. «Прежний порядок будет сметен…» «Причины, по которым Чемберлен решил проводить «политику умиротворения» в отношении Германии, во многом крылись в… неприятии подавляющим большинством консерваторов… преобразований в британском обществе». «Они сошлись на том, что война, независимо от того, выиграем ли мы ее или проиграем, приведет к уничтожению богатых праздных классов, и, естественно, выступают за мир любой ценой». Согласно декларации лейбористской оппозиции 1938 г., чемберленовская внешняя политика становится понятной, если ее рассматривать в категориях «международного классового сознания». На этой точке зрения давно настаивает и часть британских историков.[1264]

В целом защита внутренней социальной системы Англии была связана с защитой ее расово-иерархической империи. Этим объясняются некоторые высказывания Невилла Чемберлена о росте в Британии раздражения, вызванного поддержкой Советским Союзом недовольных внутри империи. Не зря же Британскую империю называли системой, предоставлявшей «облегчение на вольном воздухе высшим классам».[1265] И поскольку таким образом от сохранения этой империи зависела стабильность социального положения в самой Англии, для решающей части правящих консерваторов империя была важнее сохранения баланса сил в Европе. Они уступили гегемонию над Европой Гитлеру. Ведь Гитлер — так сказать, по определению — еще в 1942 г. в своих представлениях об «английских интересах» исходил именно из интересов Британской империи. («Если бы им предложили: оставить Германии континент и за это сохранить Индию, 99 % англичан высказались бы за Индию. Индия для англичан — фундамент их мирового господства»,[1266] — подчеркивал Гитлер.) Он вызывался защищать именно Британскую империю. И именно в этой связи еще Томас Карлейль в 1849 г. заявлял: «Англосакс-британец — по сей день вице-регент при Создателе. После того как англичанин не найдет [больше] способа выполнять эти функции, они будут переданы другому…, тому, кто сможет это сделать… Если появятся более сильные, их обнаружит сама природа как достойных [этого названия]…»[1267]

«Державы, более не способные вновь и вновь приобретать владения — в смысле материальном и духовном, при помощи превосходящей воли и творческой силы, — созрели для ухода со сцены. Таким образом, судьба старых колониальных держав, которые не могут ни решительно отстаивать господствующее положение в колониальном пространстве, ни воплощать в жизнь идею порядка, — предрешена. Они выпускают из своих слабых рук примат белой расы господ, вместо того чтобы с помощью новых идей, придав власти новые формы, подчинить в колониальном пространстве цветной мир европейской белой расе. Подобные новые идеи ныне обнаруживаются как идеи национал-социализма. Эти идеи будут востребованы, чтобы организовать и упорядочить структуру мира далеко за пределами европейского пространства. «Движение самоопределения разрушает колониальное господство, — утверждал Хаусхофер. — Движение самоопределения, первоначально задуманное всего лишь как лживое средство борьбы против Германии, которое потом якобы легко можно будет остановить, — теперь как истина в процессе становления разрушает колониальное господство повсюду, где оно распространяется в чужеродном пространстве»».[1268]

(Так, Тост, английский корреспондент «Vo1kischer Beobachter», партийного органа гитлеровской НСДАП, констатировал: «Право народов на самоопределение, — как резонно заметил один британец, — это динамит, которым можно… взорвать нашу империю». «Скверно лишь то, — утверждал один колониальный офицер в отставке, — что в Лондоне разучились жесткому обращению… Люди в отечестве стали слишком мягкими… Мы, англичане, должны предоставить Германии сферу влияния на Востоке».)

«Рекомендовать столь старой, опытной — но нынче подверженной усталости и слабости — нации господ, как британская, национал-социализм побуждает прежде всего действенный политический мотив его новизны как учения о власти. Нет сомнения, что, если взглянуть за кулисы его фёлькише и социалистической мировоззренческой доктрины, национал-социализм в состоянии дать таких новых господ, которые смогли бы идеологически обосновать позицию владычества в колониальном пространстве. Возможно, не будет большим преувеличением сказать, что новая немецкая политика именно потому нашла отклик в определенных, обладающих реальным политическим мышлением кругах Англии, что в этой политике ясно выразилась воля к власти как противовес ослабляющему всякую империю учению о равенстве со всеми его последствиями, в том числе самоопределением.