Яркие пятна солнца - Юрий Сергеевич Аракчеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Водители автомашин приветливо улыбались мне и моему велосипеду – с удивлением, а некоторые, как ни странно, с завистью.
Едва переодевшись – пристроили меня в палатке вместе с двумя владельцами «Москвичей», – приняв душ, я направился в город с мыслью еще сегодня не только осмотреть Крещатик, но и искупаться в Днепре.
Город был освещен уже низким солнцем, которое множилось в многочисленных окнах, чуть ли не все прохожие казались мне тоже путешественниками – ну, а если не путешественниками, то уж, во всяком случае, незнакомыми аборигенами, жизнь которых конечно же не похожа на нашу.
На пляже Днепра было довольно много народу – группки людей и кучки одежды на светлом и мелком песке. А сам обмелевший Днепр все же величаво и медленно катил воды свои, не очень широкий, но полный достоинства. Вода его оказалась приветливой – теплой.
Солнце садилось далеко за Днепром, такое же тихое и оранжевое, как всегда, предвещая и на завтра такую же солнечную погоду, длинная тень протянулась от меня по песку.
Чего еще мне было желать? Я стоял в лучах заходящего солнца, воздух вокруг был напитан свободой, я вдыхал его, пахнущий Днепром и ширью дальних полей, над водой с писком носились ласточки. Редкие облака к вечеру замедлили свой полет, успокаивались, а когда солнце село совсем, растворились в густом желтом зареве.
Одна за другой на сером вечернем небе замерцали маленькие пока, но постепенно растущие звезды. На легкой ряби Днепра вспыхнули отраженные огни электрических фонарей. Подул ветерок, стало холодно…
Может быть, потому, что я на два дня прервал путешествие в Киеве, чтобы поближе познакомиться с этим прекрасным городом, а может быть, просто наступило нечто похожее на перенасыщение, отчего мой непривыкший мозг устал поглощать и перерабатывать все новые и новые потоки поступающей информации, но только путешествие мое, каким оно было в течение первых двенадцати долгих солнечных дней, действительно кончилось.
Можно повспоминать о том, как ходил по Крещатику и другим солнечным улицам Киева, как посетил роскошную Киево-Печерскую лавру, странствовал в ее лабиринтах, любовался росписями и иконами, пытался представить себя в далеком прошлом каким-нибудь священнослужителем или монахом… Как опять купался в Днепре среди сотен других отдыхающих. Но все же это было что-то другое. Совсем другое. Я чувствовал себя экскурсантом, туристом, заглянувшим сюда между прочим, смотрящим на все с поверхностным интересом и мечтающим поскорее вернуться туда – туда, к полям и лесам, озерам и рекам, цветам, птицам, бабочкам, чистому воздуху, сверкающему под солнцем шоссе, ощущенью полета, когда мчишься под уклон, напряжению мышц, когда упорно преодолеваешь подъем, поту, заливающему глаза, мечтам о колодцах, трепетному ощущению неизвестности, новизны, ожиданию новых и новых встреч…
И дальнейший путь, после Киева, уже не был окрашен такой прелестью новизны и восторгом свободы, как раньше, да и погода испортилась – начались дожди. В Бердичеве пришлось аж два дня просидеть в вокзальной гостинице – был сплошной ливень. Настигла меня непогода!
До Винницы я все же доехал, но там, увы, пришлось вновь ощутить, что такое лишиться собственного – идеального, казалось бы, – средства передвижения и присоединиться к толпе обалделых и обезличенных пассажиров, пользующихся услугами общественного транспорта в пиковое летнее время. Мой отпуск кончался, а я хотел увидеть море в Одессе, и, чтобы успеть, пришлось сдать велосипед в багаж и отправить его домой «малой скоростью».
В Одессу я приехал примитивнейшим образом – в железнодорожном вагоне рано утром. На вокзале вповалку спали безбилетные и транзитные пассажиры, и это напоминало стихийное бедствие… Улицы города были еще пустынны, первым делом я направился к морю, которое, к моему удивлению, было от Одессы в северном направлении, а не в южном. Я долго шел в прохладе утренних улиц, встречая лишь редких дворников, солнца не было видно, но верхние этажи домов уже нежились в его розовых молодых лучах. Погода наладилась…
Но даже море меня не радовало, потому что мой верный спутник, мой друг, мой волшебный «конек-горбунок» ехал где-то в тесном мраке вагона, пока я валялся на песке вместе с тысячами других праздных людей и грустил.
1 сентября в одесском аэропорту я садился в самолет, чтобы лететь в Москву.
Знакомая дрожь пронизала тело, заколотилось сердце, когда я увидел простор летного поля, когда поднимался по трапу и пролезал в темный и тесный люк, занимал место в салоне. Загрохотал мотор, загудели винты, все сильнее, сильнее, быстро понеслась мимо обочина взлетной полосы, вот она ушла, провалилась вниз, поплыли под нами домики, квадраты полей, прихотливые извивы рек.
Самолет набирал высоту, погружаясь в холодную синь, вот он, разворачиваясь, лег на крыло, и в иллюминатор ударило солнце.
Я возвращался домой. Меня ждало то, от чего я с такой поспешностью уезжал три недели назад. Но я понимал, что все теперь будет немножечко по-другому.
Солнце било в иллюминатор, внизу проплывали леса, поля, реки, нити дорог. В несколько минут я теперь преодолевал путь, который проезжал недавно в течение целого дня. Дня прекрасного, дня счастливого, полного непредвиденных и таких важных тогда для меня событий.
Эпилог
Прошли годы. Я часто вспоминаю свое Путешествие. Первое, потому что за ним последовали другие. Но первое, как я уже сказал в самом начале, запомнилось лучше всех.
Те двенадцать дней, которые в меру сил я постарался здесь описать, были и на самом деле одними из самых счастливых дней моей жизни. Конечно, потом было много другого, но то Первое Путешествие никогда не забуду…
Однажды по Московскому радио я услышал новогоднее обращение к школьникам. «Ребята! – радостно говорил диктор. – Вспомните, что самое хорошее было у вас в прошедшем году. Какие дни вы считаете для себя самыми счастливыми?» И я подумал: а какие дни были самыми счастливыми для меня?
И вот, размышляя, стараясь отбросить привычные стереотипы, напрягая память и убеждая себя, что ведь об этом никто не узнает, а потому я могу быть действительно откровенным, я с удивлением обнаружил, что самыми счастливыми днями в каждом моем году были те, которые другим показались бы, возможно, не только не важными, но и бесполезными, незначительными, несерьезными…
Есть у американского писателя Ирвина Шоу рассказ «Солнечные берега
