Яркие пятна солнца - Юрий Сергеевич Аракчеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот в вернувшейся так же внезапно реальности к столику, за которым сидели мы с девушкой друг напротив друга, подошел с подносиком полненький молодой человек, с хозяйским видом ставящий на стол бутылку, тарелки…
Она была здесь не одна, увы.
При пареньке она не изменилась в своей возбужденной внимательности, но пылкое видение мое стало неудержимо меркнуть. И – вновь унеслось в непостижимую даль…
Мы разговаривали еще какое-то время, оба они спрашивали о моем путешествии оживленно, а я уже с некоторым удивлением даже рассматривал милую, красивую, но ставшую в общем-то довольно обычной девушку, которая теперь заботливо следила за тем, как ест и что пьет сидящий с ней рядом полненький молодой человек…
Вскоре я вышел в этот ночной незнакомый город – опять один! – еще не остывший все-таки и – благодарный! Долго ходил по улицам Козельца, по маленькому парку, разбитому у подножия собора, совсем один, великолепно один, не скованный ничем и – свободный!
А у автобусной станции на перекрестке шоссе вовсю хозяйничали автобусы дальнего следования. Рыча и сипя, они разворачивались, подставляя бока пассажирам – одни прибывали, другие уносились в ночь, – и прямые, негнущиеся лучи света их фар беспокойно шарили, метались в ночи, скрещивались, не сливаясь друг с другом. Как будто искали что-то и никак, ну никак, не могли найти…
Финал
Я пока еще не думал о том, что путешествие мое подходит к концу, как не думает о старости сорокалетний счастливый человек, достигающий, по мнению Мечникова, расцвета «чувства жизни». Выехав из Козельца в этот двенадцатый день, возбужденный оживлением на шоссе и мыслью, что сегодня к вечеру, а может быть, даже к обеду я буду в Киеве – незнакомом городе, большом и красивом, по слухам, – мальчишеской мыслью, что авантюрное путешествие мое – удалось! Что волшебный фонарь Аладдина не погас вместе с ушедшим детством! И я мчался вперед как-то особенно лихо по всем правилам нерасчетливой молодости, кусок за куском отхватывая шагреневую кожу дороги…
Быстро летели назад аккуратные километровые столбы, придорожные домики, привычные уже пейзажи – я даже почти и не оглядывался по сторонам, останавливаясь разве лишь для того, чтобы попить у колодцев или передохнуть немного. Впереди перед мысленным взглядом сияли даже не дома реального города Киева, нет! В свободном, лихом воображении моем поднимались из мифических волн ослепительные строения Атлантиды…
Лишь перед Броварами, когда вдруг явно почувствовалось, что та, привычная, дорога кончается, начинается большой Киев, а с ним и какая-то серьезная перемена в моем путешествии, я остановился почти по-старому, в спокойствии стихийного путника. Но – ненадолго. Мысли, сердце, кровь моя уже взяли какой-то беспокойный ритм, и от нетерпения даже руки дрожали. Вперед, веред!… Рассеянно посидев немного в жиденьком придорожном сосновом лесу, я прекратил сопротивление, бегом вывел велосипед на шоссе, не зная еще, но уже догадываясь, что только что в сущности, был мой последний такой – свободный! – привал.
Начались дома киевского предместья, толчея легковых, грузовиков, автобусов и троллейбусов на шоссе, потом спад, когда кончились длиннющие Бровары, снова просторное шоссе, ветка налево, куда приглашался транзитный транспорт, почти пустынная дорога уже на территории Киева, мост, Днепр…
Вот она, боль путешествия, радость и боль перемен, – въезжая в Киев как триумфатор, в залитый солнцем Киев, счастливый и гордый, я на самом деле хоронил свое путешествие. Финишировал, радовался, опьяненный финалом… И только позже, потом, понял, что вместе с победой пришло окончание. Цивилизация… Прощай, Природа!
Днепр был неожиданно узок («Редкая птица долетит до середины Днепра»?), но все же великолепен: мало воды и обнажившийся белый песок. Сначала один рукав, потом другой, и вот – ошеломительная моим распаленным глазам панорама: город на противоположном огромном крутом берегу, золотое сверкание куполов в сплошной темной зелени склона. Конец моста, приблизившиеся, выросшие дома, оживленная набережная Киева.
Легким, крылатым чувствовал я себя на своей запыленной машине, перенесшей меня через леса, через поля сюда, куда я, кажется, все дни так стремился. Это еще не Одесса, но это – цивилизация, да, увы.
И все-таки. Ни одного прокола, ни одного несчастья на всем двенадцатидневном пути, ни усталости! Грудь распирало сознание своих сил, некой тайны, познанной так счастливо. Дракон пал, даже не очень-то сопротивляясь…
Замедлив ход, ступил на асфальт киевской набережной усталый путник, немножечко обалделый, но все же благоразумно подумывающий о бивуаке, внимательно приглядывался к людям, которые шли по набережной, чтобы у них спросить о гостинице, и обратился к респектабельному, чем-то понравившемуся прохожему в добротном сером костюме, с черной копной вьющихся волос, которые при ближайшем рассмотрении оказались тронутыми сединой. Интуиция не обманула – это был автотурист, приехавший в Киев тоже впервые.
Автотурист посоветовал возвратиться в кемпинг, который путник в своем неудержимом стремлении проскочил, даже и не заметив.
Пока мы разговаривали, поблизости появился парнишка в линялом военном френче, давно не бритый, причем щетина его была тоже какая-то выцветшая, редкая и неровная. Услышав, что я спрашиваю про кемпинг, а затем и то, что еду я из Москвы, он подошел ближе.
Как выяснилось из недлинного разговора тут же, этот парнишка был тоже путешественником, но путешествовал он совсем неожиданным способом – на поездах, в товарных вагонах. И объездил за это лето уже почти всю страну…
Как ни был я уверен в прелести своего именно вело-, способе передвижения, как ни горд пройденным путем своим, пахнуло на меня от его слов томящей свободой таких вот скитаний, перестуком колес, скрипом вагонов, тоскливой тишиной захолустных станции, печальным запахом паровозного дыма, перемешанного с лесным туманом…
– Вы вообще не доверяйте ему, – вдруг шепотом посоветовал мне автотурист, когда мы отошли от паренька и направились вместе к кемпингу. – Шатается черт-те где, и денег у него нет ни копейки.
А он и действительно был не от мира сего, этот парнишка, бесцельно улыбающийся и глядящий на людей так же, как на дома и Днепр. И даже мне, вольному путнику, его еще большая вольность казалась слишком уж необычной и чрезмерной. Пальму первенства в этом отношении можно было уступать ему, не колеблясь.
Но вот – кемпинг: недавно построенный – знамение времени! – скопище больших палаток на пространстве, поросшем соснами, недалеко от конечной станции метро «Дарница». Автомобили, автобусы, мотоциклы. Бивуак путешествующих.
Я вошел на его моторизованную
