Экран наизнанку - Леонид Марягин

- Такие реплики, - огрызается героиня.

- Что?! - ревет затравленным зверем Давыдович. - Когда тебя утверждали на роль, тебе нравились все реплики! Без исключения!

- Мне неудобно их произносить в такой позе!

- "Неудобно", - передразнивает мэтр, - удобно бывает только в кресле парикмахера! А я - не парикмахер! - И только сейчас, спохватившись, кричит: - Стоп!

Ефим Давыдович сидел на кожаном диване в своем кабинете. Героиня - та самая, которую мы видели на съемках эпизода картины, - почти прижавшись к Давыдовичу, снимала ворсинки с его пиджака букле.

Сева заглянул в кабинет.

- Вызывали?

- Элла, выйди! - скомандовал режиссер.

- Я могу повторить все и при этом наглеце! - повела плечом Элла.

Сева обалдело застыл в двери.

- Разберусь без тебя, выйди, - угрожающе повторил режиссер.

Героиня, исполненная независимости, поднялась и продефилировала мимо Севы, двинув его бедром.

Шеф не предложил ему сесть.

- Ты что себе позволяешь? Ты думаешь, мне сложно тебя выгнать?

Севе хотелось понять причину гнева шефа.

- Ты предлагал Элле поехать к тебе на ночь? - ревел медведем Давыдович.

- Куда?

- К тебе домой! Ждал возле ее подъезда, на Цветном, и предложил!

- Ефим Давыдович, - как можно мягче пояснил Сева, - у меня нет дома.

- Мне - можешь не врать!

- Что тут врать... - Ассистент был неподдельно удручен, и шеф поверил:

- То есть как? Где же ты ночуешь?

- Было время - спал здесь. У вас, на диване...

- Почему прекратил?

- Полундра образовалась...

- Чтоб я этих матросских вульгаризмов не слышал! Можешь говорить так со своими сверстниками! - оборвал мэтр.

- Охрана ночью проверяет. - Сева перевел со сленга на русский.

- Где спишь теперь?

- Где придется. Я поэтому и на вокзале оказался.

- Да? - удивился Давыдович. - Значит, действительно спал на вокзале?

- Действительно.

- А я поразился: вроде бабы на тебя посматривают и вдруг - пошел кадрить на вокзал... Докатился!

Севе было неприятно воспоминание о вокзальном происшествии - он молчал.

- Почему не снимешь комнату?

- На мою зарплату трудно найти даже угол.

- А на ужины в кафе "Националь" зарплаты хватает? - вдруг завелся мэтр, заподозрив, что его морочат.

Севе пришлось расшифровать расходы:

- Шесть рублей - чашка кофе, четыре - миндальное пирожное. В месяц триста на ужины в "Национале", - Сева начинал заводиться, - остальные пятьсот - на завтраки и обеды в студийном буфете!

- Не жирно. Значит, Элка мне врала про тебя? - спросил шеф без перехода.

- Не знаю, что она говорила, но я ее вижу только на съемках...

- Ну, сука! Ей хочется доказать, что все хотят ее. Ну, сука!.. А ты не скули, - Ефим Давыдович не любил извиняться, но щедрым быть любил, - я помогу тебе. Кажется, ты этого заслуживаешь!

Мелькнули на экране необычные даже для зрителей тогдашнего Дома кино кадры из "Пепла и алмаза".

Герой фильма умирал на помойке.

Киношный народ повалил из зала, обсуждая непривычное зрелище.

Ефим Давыдович сразу засек ладную фигуру Тамары, а потом уже и Севу, который шел рядом, активно внедряя свое мнение о картине.

- Сева! - окликнул мэтр и продолжил, только когда парочка приблизилась к нему: - Не зря я тебе билет в Дом кино дал. У тебя есть вкус... представь.

- Знакомьтесь, - выдавил от неловкости Сева.

- Тамара Фролова. - Она кивнула.

- Ефим Давыдович. - Мэтр первый протянул мягкую ладонь, небрежно бросив Севе: - А ты не промах, может, это самого Фролова дочь?

- Да. Самого, - за Севу ответила Тамара.

Мэтр излишне горячо потряс ее руку и продолжил непривычным для него лебезящим тоном:

- Передайте папе приветы... И напомните: мы встречались, когда я снимал... В его области... Он очень помогал! Скажите, я позвоню его помощнику...

- Я обязательно передам папе, - глядя мимо режиссера, без удовольствия заверила она.

- Пока, Сева. Сам разработай эпизод у ювелирного...

Это задание ошеломило Севу - ничего подобного ему до того не поручалось.

- Сам? А... как вы...

- Ты можешь сам! - воодушевлял Давыдович, - придумай.

- Я попробую...

Шеф почувствовал неуверенность в ответе Севы и не унимался, давя на самолюбие:

- Как у вас во флоте зовут желторотого матроса?

- Вы запретили выражаться на жаргоне.

- Запомнил! - осклабился Давыдович, - а сейчас - разрешаю.

- Салага, - ответил Сева.

- Вот. Ты ведешь себя, как этот самый салага! - засмеялся Давыдович.

- Извините, нас ждут! - Тамара энергично взяла Севу под руку и, кивнув, увела.

У лестницы к гардеробу встретили Певзнера со спутницей. Сева познакомил.

- А ресторан здесь есть? - поинтересовалась Тамара.

- Есть.

- Пойдемте! - предложила она

Сева и Певзнер переглянулись. Тамара не унималась:

- Пойдемте!

Сева согласился и двинулся к дверям ресторана деревянной походкой приговоренного.

Сели за свободный столик.

Сева раскрыл карту и чем дольше изучал ее, тем больше мрачнел; не говоря ни слова, он протянул ее Тамаре. Та ободряюще улыбалась. Когда карта переместилась в руки спутницы Певзнера, Тамара слегка пригнулась...

Он ощутил ее руку на своем колене.

И краем глаза увидел, что в руке Тамары стопочка солидного достоинства купюр.

Ладонь Севы приняла купюры.

Певзнер, изучая меню, наблюдал за этой молчаливой операцией.

Подошла официантка.

- Решили, что будете?

- Решили! - бодро откликнулся Сева, - обязательно омлет-сюрприз. Четыре раза

Омлет вносили торжественно - поджигался спирт, подрумянивая взбитые сливки. Пламя колеблющимися бликами заполняло зал, где специально гасили общий свет.

Компания Севы завороженно смотрела на догорающий в центре их стола огонь.

После ресторана за Тамарой приехала машина - не зис, но и не "Волга" зим.

Он проводил ее до машины, поцеловал в щеку, захлопнул дверцу и вернулся к наблюдавшим их расставание Певзнеру и его спутнице.

- Ты, Севка, дурак! Она же на тебя упала - женись быстро! Директор студии тебя тут же запустит с картиной, - не утерпел высказать свои соображения Певзнер.

- Что ты несешь! У меня же нет высшего образования, - отмахнулся Сева.

- А у Ромма - было? А у Александрова? А у Пырьева?

- То были другие времена.

- Времена те же. Представят тебя высокоталантливым...

Сева поморщился:

- Брось травить...

- И никакой ВГИК не потребуется, если нужно - оформят диплом как экстерну, - был уверен Певзнер. - А то будешь лет пятнадцать ходить в ассистентах! Не тяни. Такой шанс выпадает раз в жизни!

Певзнер со спутницей удалился, а он остался на улице вместе со своим неизменным портфелем.

Курский вокзал был палочкой-выручалочкой.

Дизель до Петушков отходил в 12.

Сева забрался на вторую полку, положил в головах портфель, поднял ворот пальто, натянул его на уши и погрузился под стук колес в неспокойный сон.

Пролетел мимо окна вагона серый, а потому заметный в ночи обшарпанный прямоугольник с черными глазницами окон - собственный дом Севы.

Но он этого не видел - спал.

Очнулся он от знакомого голоса:

- Колеса у него в порядке.

- Буди! - подвел черту другой знакомый голос.

- Ну ты, фраер, раздевайся!

Сева открыл глаза и увидел в свете потолочного керосинового фонаря своих знакомых - героев его экзаменационных рассказов - Нового, Бадая и еще одного, незнакомого.

- Новый, это я, Севка...

- Чего ж ты свое Крутое проспал? - от неожиданности Новый откликнулся не сразу.

- Я решил спать до Петушков, а оттуда обратно - спать до Москвы. Мне ночевать негде.

- Подфартило тебе - тут еще зуевские работают. Они бы тебя точно раздели.

- Значит, повезло.

- Выпьешь? - Новый протянул бутылку.

- Ты же говорил, когда делаешь - не пьешь.

- А у нас работа закончилась. В Посаде два угла сделали и сквозанули. Вот думали тебя расковать... Ты Булку знал? - совсем неожиданно спросил Новый.

- Какого Булку?

- Какого? Ты же про него в своем рассказе писал. Он своих подельщиков обокрал.

- А... Почему "знал"?

- Нету больше его. Уработали мы его за сучьи дела. Упал на рельсы между тамбурами... Ну, выпьешь?

- Я лучше посплю.

- Ну, спи, Петушки не проспи... - Новый с подельщиками удалился к тамбуру.

Но после полученной неожиданно информации Севе было не до сна.

Он возбужденно ходил со своим неизменным портфелем.

По ночному пустынному перрону в Петушках.

Загудел подходящий поезд.

- Внутренний монолог, активный внутренний монолог! - звучал голос шефа за кадром. - Вспоминай о хорошем, о своем, личном. Во всех подробностях... Вот так... Хорошо! А теперь - о тревожном... О трагическом!

Героиня Элла, вытирая посуду за столом под яблоней в садике, "активно вспоминала о своем хорошем и плохом" - съемочная камера неслышно по кривой наезжала крупней и крупней.

- Гениально! - шептал Давыдович.

- Порядок, - подтверждал почти беззвучно оператор Вадим, не отрывая глаза от лупы.