Экран наизнанку - Леонид Марягин

- Предупреждала: не води сюда никого. Вот и нарвался на дебош. Все доложили в отделение. А я - выслушивай. На "Гознаке" в меня будут пальцами тыкать: персональная пенсионерка превратила свою комнату в бардак!

Оправдываться было бессмысленно, а вещички умещались в портфеле: пора носков, помазок, бритва, вафельное полотенце, запасная чистая майка и кальсоны на случай минус двадцати. Он не хотел их класть, но мать сама насильно засунула.

Портфель был его постоянным спутником. С ним он смотрелся гораздо солиднее и основательнее. С ним предстояло завтра вечером встречаться с Тамарой. Правда, ходить с портфелем по вестибюлю Дома кино было неловко, но можно было за рубль попробовать уговорить гардеробщицу взять этот груз на хранение.

Но это все - завтра, сегодня нужно решить проблему ночевки.

Сева спал, сидя на скамейке в зале ожидания, выстроенном архитектором Рербергом.

Руки Севы даже во сне сжимали ручку портфеля, стоящего на коленях.

"Скорый поезд "Москва-Сочи" отправляется в ноль часов сорок восемь минут", - прозвучало под сводами зала, увенчанного портретом Хрущева.

Но разбудило Севу не объявление вокзального радио, а голоса напротив.

- Ты куда аккредитив дел? - спрашивал женский голос.

На скамейке напротив готовилось к посадке в поезд семейство: отец, мать и пацанчик.

- Куда надо, - отвечал коренастый молодой отец.

- А булавкой заколол? - не унималась мамаша.

- Заколол, заколол...

- Ты не отмахивайся - мы что, зря, что ли, премии копили... А то приедем к морю и будем на зубариках играть.

- Да не стони ты раньше времени. Цел будет твой аккредитив!

- А что такое аккредитив? - вмешался мальчонка, до того времени молча слушавший перепалку родителей.

- Подрастешь - узнаешь! - засмеялся отец. - Для мамы это самая важная в жизни штуковина...

- Тоже мне - бессребреник! Идемте, а то опоздаем...

Сева закрыл глаза и снова погрузился в глубокую дрему.

Репродуктор под потолком зала ожидания продолжал бухтеть

- Ну не надо, не надо... - донеслось сквозь сон.

Он приоткрыл глаза и на этот раз увидел на скамье напротив скромную девчушку, которую с обеих сторон прижимали и лапали два невзрачных типа.

- Не надо, - скулила девчушка.

Глаза закрылись помимо его воли.

Он заставил веки подняться, когда услышал снова девчушкино:

- Я не хочу, не хочу...

Типы тащили девчушку к узкой щели за автоматами газированной воды. У одного в руке был нож, упирающийся в бок девчушки.

Сон как рукой сняло. Он отбросил портфель и бросился к девчушке, находившейся уже у самой щели.

Отшвырнул одного - того, что с ножом, другому врезал по челюсти. На его удивление, они тут же исчезли, не ввязываясь в драку.

Зато девчушка заблажила удивительно визгливым для нее голосом:

- Куда ты меня тащишь! Что ты от меня хочешь? Я не буду! Не заставляй! Не буду!

Сева остолбенел.

Из оцепенения его быстро вывел сержант милиции, сразу оказавшийся почему-то за спиной Севы.

- Что случилось?

- Насилует! - без тени сомнения взвизгнула девчушка.

- Пошли. Разберемся! - приказал сержант.

И когда Сева шагнул назад, к скамье, где лежал его портфель, схватил его крепко за шиворот:

- Не шали у меня!

В следственной комнате под потолком еще горели электрические лампочки, но за окном уже брезжил рассвет. Женщина-следователь в чине старшего лейтенанта, с помятым от бессонной ночной работы лицом, протянула Севе исписанный лист бумаги.

- Ознакомься. - И, пока тот знакомился с написанным, поясняла: Попытка изнасилования - это минимум полтора года лагеря. Доказательства неоспоримые. Свидетели подтверждают. Личность потерпевшей не вызывает сомнений...

- Не вызывает? - вскипел Сева. - А что она делала с друзьями на вокзале?

- Так же, как и ты, ждала своего поезда, - очень спокойно парировала следователь. - Потерпевшая учится в техникуме, воспитывает одна малолетнего брата. Только что я связалась с директором техникума. Он подтверждает данные и характеризует потерпевшую положительно. Готов отразить это письменно.

Севе показалось, что стул под ним разъезжается:

- Я, выходит, показываю ложь?

- Выходит. Потерпевшая согласна забрать свое заявление, если ты вернешь ей золотые часы, кулон и браслет, которые ты с нее сорвал.

- Я, что, проглотил все это? - обескураженно спросил Сева. - Меня ведь тут же забрал ваш сотрудник.

- Ты согласен компенсировать причиненный ущерб?

- Я ей ущерба не причинял.

- Ты нагло себя ведешь. Себе же во вред. Тебя может спасти, только если мы установим, что потерпевшая занимается проституцией.

В последнем разъяснении Севе почудилась надежда.

- А как вы это установите?

- Это не просто. Клиенты проституток не любят подтверждать свои поступки... Так что это непросто.

- Мне нужно позвонить.

- Звони, посоветуйся, если есть с кем, - равнодушно согласилась следователь, она явно была уверена в собственной правоте и придвинула аппарат Севе.

У телефона, на счастье, оказался сам Давыдович. Он был еще в постели полосатая шелковая пижама расстегнулась на волосатой груди.

- Я сегодня не буду...

- Почему?

- Я - в милиции.

- За что?

- Не могу говорить.

- Не валяй Ваньку!

- Ждал поезда на вокзале. Вступился за... женщину... В общем - попытка изнасилования, - сбивчиво, нестройно лепетал Сева, боясь, что следователь лишится своего великодушия, положит руку на рычаг телефона и ниточка надежды на поддержку оборвется.

- Что? - услышав треск в трубке, Давыдович заблажил: - Адрес, адрес говори! Какой вокзал?

Сева с закрытыми глазами сидел на невысоких нарах-помосте одиночной камеры.

Лязгнул замок.

На пороге открывшейся двери стоял сержант.

Тот самый, что забирал Севу.

- Держи свой портфель и исчезни!

Ефим Давыдович в собственной спальне карельской березы пил утренний кофе.

А рядом на краешке стула сидел Сева, вцепившись в свой портфель, как в спасательный круг.

- Повезло тебе, что у нас съемка во вторую смену... А то бы хрен ты застал меня дома... - Мэтр наслаждался кофе и собственной победой. Поговорил я с этой потерпевшей, - он поцокал языком, подбирая слово, оторвой: у нее же отработанный номер! Выбирает себе жертву, с которой можно сорвать деньги, и со своими котами начинает провоцировать... Как же ты этого не заметил?

- Наверное, сквозь сон...

- Ну да, спали режиссерские гены, - насмешливо согласился Давыдович. Почему, думаешь, она заявление забрала?

- Надавил наш комиссар милиции...

- Ничего подобного! Обращаться к консультанту - длинный ход. Писанина уже уйдет в прокуратуру, и прекратить тогда дело - что гору передвинуть, торжествовал мэтр. - Я надавил. Сказал: заявлю, что пользовался ее сексуальными услугами! И она испугалась...

- Вы... пользовались? - спросил или, скорее, пролепетал Сева.

- Я похож на человека, пользующегося вокзальной шлюхой? Не ожидал я от тебя такой тупости, - презрительно сощурился Ефим Давыдович.

- Я имел в виду, что вам неудобно такое даже заявлять... оправдывался Сева.

- А я и не думал заявлять. Я знал, что она испугается - могут выслать из столицы - и заберет заявление. Это режиссура в быту. Понял?

- Понял.

Зазвонил телефон. Давыдович потянулся к трубке и бархатно проворковал:

- Рад тебя слышать. Эллочка! Сегодня же. Да. Сразу после съемки! Я тоже!

- Я обязан вам, что на свободе! - благодарно произнес Сева, пока шеф возился с трубкой.

- Обязанность - быстро забывается. Я уже привык к тому, что ни одно хорошее дело не остается безнаказанным! - захохотал шеф, но похоже было, что он думает так всерьез.

Хлопушка "Цена человека".

В кабинете комиссара милиции героиня, привстав со стула и нависая над столом от порыва, переполняющего ее, убеждает теперь милицейского начальника:

- Он не виноват! Он случайно бежал из лагеря! Испугался и бежал!

- Чего испугался? - уточняет комиссар, внимательно слушая посетительницу. Форма ладно сидит на его мужественной, плечистой фигуре.

- Испугался, что вина ляжет на него. А виноват тот, другой, который ехал с ним в грузовике...

- Откуда вам это известно?

- Коля рассказал. Я верю ему!

- Верить людям надо, но нужно и проверять!

- Я не могу этого проверить, но знаю, что он не врет! Чувствую! Без Коли я снова буду несчастна!

- В том происшествии погиб человек. И одного вашего чувства мало, чтобы решить, кто виноват.

- Но ведь коля, если его несправедливо обвинят, погибнет!

- Я пришел в милицию из парторгов не самого маленького завода, чтобы здесь, - он постучал пальцем по столешнице, - теперь не было несправедливых обвинений! Я приложу все свое умение, чтобы не сделать вас несчастной.

- Что ты делаешь? - забыв скомандовать "стоп", врывается в кадр Ефим Давыдович и склоняется над присевшей на краешек стула во время тирады комиссара Эллой. - У тебя реплики звучат... деревянно!