Экран наизнанку - Леонид Марягин

За спиной Севы снова возник работяга.

- Ну, идешь с нами мять прораба?

- Отвали! - огрызнулся Сева.

- Помнем! - пообещал работяга и ушел.

- От тебя пахнет краской, - сказала Тамара в танце, ожидая разъяснения.

- Две недели снимали на стройке, - не моргнув глазом соврал Сева.

- С чего вдруг? - удивилась она.

- Герой освободился из колонии и теперь по воле Давыдовича работает на стройке...

- Перевоспитывается! - понимающе кивнула Тамара. Конечно же, Верочка информировала подругу о истинном положении Севы на студии, но он продолжал игру:

- Приобретает трудовые навыки с кистью в руке...

Танцевали в пустой квартире Тамары.

Из радиолы звучала новая песня Утесова:

Сам не знаю, как я раньше жил.

Как тебя не знал и не любил.

Появилась ты средь бела дня,

Поселилась в сердце у меня.

Будь со мною строгой, будь со мною нежной,

Будь моей тревогой, будь моей надеждой...

Маленький столик, мимо которого они протанцевали, был сервирован на двоих. Поварихи Клаши и близко не было.

Мне с тобой, красивою такой,

Даже как-то совестно порой.

До сих пор я не могу понять,

Где я смелость взял тебе сказать:

Будь со мною строгой, будь со мною нежной,

Будь моей тревогой, будь моей надеждой...

Слова песни звучали совместным внутренним монологом танцующих.

- А у меня есть сын, - сказала она после очередного поцелуя в танце.

- Что же я его ни разу не видел?

- Он в загородном детском саду - на неделю. В воскресенье его привозят, а в понедельник - отвозят.

Он поморщился.

Она уловила его гримасу и поняла ее по-своему:

- А с мужем я... разошлась. Он не понравился отцу... но отец был прав: он бездельник...

Тамара сняла его руку с талии, подошла к двери спальни. Приоткрыла ее и, обернувшись, сказала:

- Папа на неделю улетел в Индонезию... - И засмеялась: - Его сегодня не будет.

Он был в ударе: с полутораметрового помоста, через мегафон руководил съемочной площадкой. Внизу, под ним, сновали машины, актеры эпизодов, массовка.

- Носилки! Быстро! - кричал он. - Теперь машина. Пошла. Пошла. Стоп. Водитель проспал! Еще раз! Водитель... Как тебя зовут? Нет. Не тебя! Со "скорой помощи". Коля? Коля, ближе, как можно ближе к тротуару! И тут же носилки из подъезда! Кто старший на носилках? Не назначали? Зиновий, мягко обратился он к Певзнеру, мрачно курившему в сторонке, - определи, пожалуйста, самого смышленого, а то мы эти носилки будем грузить до утра. Приготовились! Все стали на исходные... Теперь - герой.

Сева спрыгнул с практикабля и сквозь нагромождение машин, носилок, тележек, осветительных приборов и людей устремился к герою, стоящему на исходной точке.

- Вы первый раз идете по воле. В начале прохода вы - один, в конце другой!

- Что это значит? - герой скептически оценил рвение новоявленного руководителя съемки, - покажи!

- Пожалуйста! - И Сева прошел по маршруту героя.

"Зыркающий" взгляд исподлобья менялся в движении на спокойно оценивающий. Менялась на глазах и походка, кисти рук, вначале привычно, по-зековски сцепленные за спиной, переместились в карманы, уходила постепенно сутулость, распрямлялись плечи. Иным стал постав головы и торса...

Наверное, показывая, как идет герой, он показывал, как сам старается идти по жизни.

Словом, к финальной точке панорамы на фоне красот университета подошел уже другой человек.

Сева обернулся к герою и сказал:

- Вот так.

- Но этого нет в сценарии. Герой просто идет к женщине, - возразил тот.

- Он идет по жизни... И... к любимой, - Сева выделил это слово, женщине.

- Твои упражнения мне дорого обойдутся! Я своей шеей перед Давыдовичем рисковать не буду, - сопротивлялся герой.

Севу не остановило сопротивление:

- Этот кадр Давыдович доверил снять мне. Рискую своей шеей - я!

- Только под твою ответственность, - нехотя согласился герой и обратился к присутствующим: - Все слышали?

- Сева! - пропищала за спиной девушка с хлопушкой, на которой было написано "Цена человека", - Люся Яровая, - тебя к телефону...

- Пусть перезвонят через полчаса! - отмахнулся Сева.

- Срочно.

- Кто?

- Мужской голос.

- Ну, ты объяснила...

- Объяснила, объяснила. Он говорит "очень срочно".

Сева беззвучно выругался, рыкнул в мегафон: "Перекур - пять минут", миновал сутолоку съемочной площадки. В подвальном складе соседней со съемочной площадкой какой-то вещевой базы на полке, уставленной рулонами туалетной бумаги, его ждала трубка.

- Слушаю! - с тревогой прокричал он.

- Давай мириться! Мне одиноко! - донесся голос Губана.

- Да нужен ты мне! - перекрывая галдеж выпивающих рядом грузчиков-подсобников, выкрикнул Сева, - я из-за тебя жилья лишился!

- Я нашел для тебя хату! Дешевую. Давай мириться! Мне одиноко! - рыдал Губан, вытирая слезу с синяка под глазом. А за его спиной по озерку сновали лодки.

- Поговорим в "Национале", - закруглял разговор Сева.

- Я туда не хожу.

- Травишь? - Сева не сдержал любопытства.

- Не пускают. Подрался. Дал одному стукачу по роже. А он головой разбил настольную лампу. - Губан шмыгнул носом. - Давай вечером в Парке культуры. В "Поплавке".

- Где? С чего это вдруг?

- В "Поплавке". Я о них статью напечатал. Директор дал слово с утра до вечера день поить и кормить бесплатно.

- Проверим! - Сева бросил трубку.

Дощатая палуба нависала над рукотворным озерцом и была отделена от воды штакетником, вдоль которого расположились за столиками под пестрыми зонтами многочисленные посетители. Еще бы - здесь подавали шашлыки и бочковое пиво кружками. Редкое сочетание! К тому же джазик и танцы.

Губана директор поместил в центре, на видном месте - очевидно, хвалебная статья журналиста была нужна торговому делу.

Сева поглощал плоды труда приятеля.

- Почему ты лезешь ко мне в друзья? - спросил он после очередного крупного глотка.

- Потому, что ты такой же, как я.

- Чем?

- Хочешь сделать себя сам.

- Сам... - повторил Сева раздумчиво, - самому не получится... без поддержки...

- Вот оно что! А поддержка у тебя, конечно, сам знаменитый режиссер? заржал Губан. - Только Давыдыч тебе вряд ли поможет. Он слуга сталинского режима. А сейчас режим хрущевский. И слуги новому режиму нужны новые. Вроде этих мальчиков из "Националя": они бездарны, но на роль слуг подойдут... Давыдыч старается сам уцелеть, но поезд его ушел.

- Ефим Давыдович в полной силе.

- Дело не в силе, а в биографии. Вон, - он показал взглядом за спину Севы, - она в полной женской силе, а по биографии - блядь.

Сева обернулся и увидел Галку. Та сидела рядом с солидным "сдобным" мужчиной, что-то излагавшим мужичку напротив - попроще, - и откровенно скучала.

- Подожди... - остановил разглагольствования пьяневшего Губана Сева, я хочу пригласить ее потанцевать...

- Кого? - не понял Губан.

- Вон, ее, - Сева указал взглядом на скучавшую Галку. И встал.

- Это же блядь с улицы Горького! - Губан схватил его за рукав.

- Я сам разберусь. - Сева освободился от "захвата" приятеля.

У Галкиного столика он склонился к уху "сдобного" мужчины:

- Вы разрешить пригласить вашу даму?

Мужчина удивился, но разрешил:

- Танцуй...

И снова включился в разговор со своим визави.

Джазик выводил что-то монтановское, кажется "Желтые листья".

В танце Сева поинтересовался:

- Значит, опять "здравствуй, столица!".

- Нет, мы всего на неделю... погулять...

- Кто "мы"?

- Я и партнер.

- Тот, который за столиком?

- Да.

- Руководитель?

- Нет. Деловой человек. Солидняк из Ростова

- Что ж вы сюда завалились? Или нет места солидней?

- Мое пожелание. В центре меня слишком хорошо знают. А ты-то почему здесь?

- Губан позвал.

- Антисанитарный тип. Забыл, когда мылся. Я с ним ни за какие деньги не лягу.

"Сдобный" мужчина - деловой человек, - разговаривая, поглядывал на танцующих.

Дальше танцевали молча.

Вдруг Галка сказала:

- А у меня дома твоя фотография. С пропуска.

Сева ответил вопросом:

- Может, на неделе увидимся?

- Нет. Партнер не отпускает ни на минуту.

Танец пошел на коду.

- Ну, может, пересечемся когда-нибудь... - только и оставалось сказать Севе.

- Как карта ляжет, - пожала плечами Галка.

Сева усадил Галку рядом со "сдобным" и вернулся за свой столик. Губан уже изрядно окосел.

- Договорился? - спросил он, предвидя ответ.

- Нет.

Брови Губана поползли вверх.

- Задрала цену?

- Она при партнере, - не стал вдаваться в подробности Сева.

- Работа - прежде всего! - Губан хватанул водки.

В большом пустом зале для записи музыки звучал рояль.

Лирическая тема, тема тоски возникала под пальцами композитора Эрика.

Давыдович слушал, устремив взгляд в высокий потолок. Сева, опершись локтями о колени, завороженно следил за летящими пальцами композитора.

Тот взял завершающий аккорд и вопросительно посмотрел на Давыдовича, который долго молчал. Потом снял шляпу-лопух, бросил ее на колени Севе и вытер со лба испарину.