Иные песни - Яцек Дукай

Возница крикнул, щелкнул бичом, кони фыркнули дымом, перпетуа мобилиа опустились на шестерни железных колес — они двинулись.

Герохарис и господин Бербелек сидели в средней части повозки, перед решетками багажного отсека, за нижним пределом для слуг, частично заходящим под сиденье возницы. Пол кареты также состоял из решеток твердого дерева, однако ж утонченней изукрашенных и сплетенных в куда более сложные решетчатые скелеты. Господин Бербелек видел сквозь них все быстрее мелькающую под ними Землю. Вскоре выехали на жженник, эфирная кость Луны засияла под ногами пассажиров.

— Нам нужно успеть до Dies Solis, Иллея желает поговорить с тобой до того, как отправится на день рождения Ракатоша.

Господин Бербелек вопросительно приподнял бровь.

Герохарис махнул рукой в сторону юга.

— Новый город, тысяча стадиев от экватора.

Лунный экватор на картах планеты вычерчивали вдоль линии Земного свечения и границ Оборотной Стороны.

— Мидас лежит — во скольких, в шестистах стадиях от Лабиринта? — пробормотал господин Бербелек. — Быстро.

— Мы продали несколько таких карет на Землю Гаудата, у них там большие плоские пустоши, где гибнут даже самые выносливые звери. — Герохарис кивнул на зеленый фонарь в небе. Южный, трапециевидный континет еще не был виден. — Но оказалось, что софистесы правы; в столь низких сферах эфир становится нестабилен, через несколько недель макины начинают распадаться, ураниос вырывается к высшим орбитам, каждый элемент устремляется в свою сферу.

— В Гердоне якобы испытывали автоматоны, движимые аэром в эфирной Форме.

Гегемон хлопнул себя по бедру.

— Скорее уж так.

Они добрались до восточного края кратера, съехали со жженника, двигаясь широким полукругом, чтобы подняться на рампу Карусели. Возница дернул за украшенный драконами и мантикорами рычаг и поднял маховые колеса кареты. Теперь повозку тянули апоксы, медленно подходя к краю рампы. Гигантская Карусель, вечномакина, смонтированная на широком, в несколько стадиев длиной, обруче белого эфира, вращалась с медлительностью звездного неба; от дна до вершины кратера почти за два часа. Но именно благодаря этой медлительности, повозка Гегемона могла безопасно въехать на одну из вмонтированных в ураниосовый обруч геосных платформ. Платформы были стабилизированы по уровню горизонта, при подъеме потрескивали на осях толщиной с баобаб.

Пассажиры вышли из экипажа. Господин Бербелек подошел к поручням — дно Кратера Мидаса уже удалялось, постепенно менялась и перспектива погруженных в салатный отсвет полей, садов, виноградников, рощ. Господин Бербелек поднял голову. Высоко, над краем кратера, горели огни верхней рампы, симметричный треугольник, выступающий из тени откоса в звездное небо.

Карусель скрипела и пощелкивала, в оси платформы ежеминутно что-то резко стреляло, клокотали эфирные жилы кареты, беспокойно ржали пиросные скакуны.

— Как там она? — спросил Герохарис, встав у балюстрады подле господина Бербелека.

— М-м?

— Мы лет двадцать не виделись.

Господин Бербелек вынул из кармана кируфы махронку, сознательно выбрал махорник подлиннее — за спичками потянуться не успел, гиппирес щелкнул пальцами, из-под ногтя выстрелил голубой огонек.

— Благодарю. Когда я видел ее в последний раз, она чувствовала себя вполне неплохо.

Герохарис искренне рассмеялся.

— Ох, я бы мог узнавать ее мужчин уже по этому сарказму. Дамьен до сих пор не может решить, стоит ли ее возненавидеть.

— Дамьен?

— Шард. Может, повстречаешь его. Но, кажется, недавно он переехал в Эру, за Море Воронов.

Дамьен Шард, Дамьен Шард — да, Анеис писал о нем в своих рапортах. Предыдущий александрийский любовник Шулимы, который якобы исчез на океаносе. Не исчез на океаносе.

— Он не прославился как великий стратегос. — Господин Бербелек выдохнул, дым задрожал в пресыщенной пиросом атмосфере.

Герохарис странно поглядел на Иеронима.

— А что она, собственно, тебе рассказывала, эстлос? То, что ты стратегос, всего лишь дополнительная удача. Мы искали не стратегоса.

Господин Бербелек выпрямился, повернулся к гиппиресу. Возвышался над ним более чем на палец.

— Я отберу у тебя власть, — сказал Иероним, — если Госпожа поручит мне командование. — Он стряхнул пепел с махорника, выставил вперед правую ногу, левую руку положил на поручень. — Таковы неминуемые последствия. Покоришься, если она потребует?

Вокруг черепа и по плечам Герохариса выстрелили короткие огоньки. Слуги замолчали, секретарь подступил на пару шагов. Карусель громко потрескивала в лунной тишине.

Господин Бербелек не отводил взгляд. Медленно поднял махорник к губам.

— Ха! — наконец рассмеялся Герохарис. — Значит, ты и вправду не знаешь, что тебя ждет! Эстлос! Полагаешь, тех двоих, что были прежде тебя, — Госпожа их отвергла? Нет. Мы продолжали искать, потому что они оказались слишком слабы.

— А ты?

— Я знаю, что слишком слаб. Здесь ведь не идет речь о предводительстве в битве.

— Ищете кратистобойца.

Герохарис наклонил голову.

— Да, можно и так сказать. Хотя, конечно, это будет в тысячи раз труднее.

Господин Бербелек пришел в смятение. История не знает случая, чтобы кратистос или кратиста погибли от руки кого-то иного, нежели более сильные кратиста или кратистос, только глупый люд повторяет сказочки об Исидоре Родийской и героических пастухах, всходящих на престолы. По определению — кто победил кратистоса, тот воистину Сильнейший. В тысячу раз труднее? Глупость какая.

— Отчего не расскажешь мне все прямо и без намеков?

— Раз уж Шулима тебе не сказала… Госпоже лучше знать, как набросить на тебя сеть. — Гиппирес оскалил белые зубы. — Эстлос. К тому же это все еще тайна.

— Риттер Жарник знал.

— Конечно, некоторые из гиппирои уже провели первые стычки.

Господин Бербелек швырнул окурок за платформу, к далеким мидасским полям. Они были все ближе к гребню кратера.

— Но ты хотел меня увидеть еще до того, как я встану лицом к лицу с Госпожой. Надеешься, что она сделает мне это предложение, и тебе придется уступить мне место.

— Да, хотел увидеть тебя, прежде чем с тобой встретится она. Пока ты еще тот Иероним Бербелек, о котором мне писала Шулима.

Когда они выехали из Карусели на внешний склон Кратера Мидаса, перед ними раскинулась панорама лунного королевства Иллеи, равнины, долины, реки, озера и моря, кратеры, более низкие, и более низкие горы, до самого горизонта, впрочем, не слишком-то далекого, поскольку Луна намного меньше Земли, 35 000 стадиев по окружности, как сообщил господину Бербелеку Герохарис во время одной из немногочисленных остановок.

Возницы сменялись на козлах, апоксы могли бежать без передышки несколько дней, без устали и не нуждаясь в сне, их организмы были приспособлены к местному солнечному циклу — а перпетуа мобилиа не уставали никогда. Мчались Луной почти без задержек, драгоценная макина серебряного эфира, сотканная из тысяч искусных орбит, — полоса размытого блеска для глаз лунников, мимо которых они проезжали. Луну покрывала сеть Дорог Госпожи, по шести используемым хребтам естественных жженников и по еще шести, выморфированным из шлаковой ге; сеть тем более густая, чем ближе они оказывались к сердцу антоса Иллеи. Все более плотным становилось и движение на них — но они не снижали скорости. Другие путники уступали дорогу издали видной карете потомка Госпожи. Ибо это было место гармонии, естественного порядка, впечатавшегося в керос столь глубоко, что он наверняка не прописывался уже ни в каких законах. Господин Бербелек только теперь осознал, рядом с кем, собственно, сидит в эфирном экипаже, кому бросил вызов и кто перед ним отступил — воистину согнулся и отступил: Владыка Луны, второй человек на ней после кратисты Иллеи, держатель военной силы, об истинных размерах которой Иероним лишь теперь начинал догадываться.

Меж тем говорили о банальностях, обменивались анекдотами, Герохарис рассказывал историю местностей, которые они проезжали, господин Бербелек — смешные и страшные легенды о Луне, кружащие по Земле. Герохарис несколько раз впадал в меланхолические воспоминания о детстве, проведенном с Шулимой. Он был младше ее почти на сто лет. Она первая взяла его на прогулки в пиросные пущи, с нею первой он ходил под парусом по горячим морям Луны, под ее присмотром подстрелил первого анайреса, ей шептал тайны о своих первых влюбленностях, по ее распоряжению исполнил первый приговор, вырезая сердце какантропа. Они происходили от семени разных мужчин (отцом Шулимы был Адам Амитаче, текнитес псюхе, дедушкой Герохариса — Уракс, арес), но все же побеждала в них морфа Иллеи, и схожесть брала верх.

— Помнишь его? — спрашивал господин Бербелек.