Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Историческая проза » Отец - Георгий Соловьев

Отец - Георгий Соловьев

Читать онлайн Отец - Георгий Соловьев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 59 60 61 62 63 64 65 66 67 ... 114
Перейти на страницу:

Когда мы уже дальше поплыли, я раздумался. Думаю, почему тут с тачками работают? Знать, подходящая машина еще не придумана. Ведь, понимаете, и с машиной можно работать некрасиво. Если бы на той барже были бы автопогрузчики, транспортеры, людей потребовалось бы не меньше, а больше, и ручной труд остался бы, а красоты не было бы, и получилась бы аллилуйщина, а не механизация. Но если машина к месту да умная, на ней можно еще красивей работать.

У нас работать под вальсы Штрауса не выйдет. А красиво работать мы сможем, особенно если эту красоту изнутри уметь видеть. Красота труда в ритме работы. Об этом ритме, едином для всей бригады, я и хочу говорить. — Соколов примолк, словно призадумавшись, как же ему понятней выразить свою мысль. — Мы тоже должны как ансамбль! Говорю, что теперь у нас для этого все есть. В том смысле все есть, что мы хорошо знаем, как нам работать, чтобы в ближайшие полтора-два месяца в нашей бригаде производительность труда поднялась на тридцать, не меньше, процентов. Что встрепенулись? Думаете, загнул мастер Соколов?

Рабочие бригады и в самом деле зашептались между собой. Женя подосадовала, что не села в первом ряду и не видела лиц людей. Хотела было пересесть, но Тихон Отнякин удержал ее за локоть.

— Слушайте, — шепотом приказал он. — Слушайте. Не мешайте, нас здесь будто нет, — он откинулся назад и, грохнув стульями, вытянул меж ними свои ноги.

А Соколов весело смотрел на своих людей, спокойно положив руки на трибуну.

— Нет, товарищи, — не загнул я, — продолжал он. — Вот вам пример только Марины Поройковой. Она устойчиво выполняет норму на 200 с лишним процентов. Это факт? А теперь посмотрите каждый на себя и увидите, что каждый от Марины отстает на 50, на 100 процентов. Тоже верно? — Увидев, что люди опять встрепенулись, Соколов снова понял их. — Да, сознаю, не каждый осмелится тягаться с Мариной. А надо. Почему с Мариной трудно тягаться? А потому, что у нее настоящая рабочая привычка к труду. Она никогда не мечтала стать киноартисткой. — Тут Соколов кому-то подморгнул глазом под пегой бровью. — Вот и хочу сказать: у нас в бригаде некоторые наши товарищи уже показали хорошие примеры. Если каждый из нас эти примеры станет перенимать, тогда-то и начнет срабатываться наш ансамбль. Представьте себе, какая же будет наша бригада… Во-первых, у нас ни один не боится любого станка и любой операции, потом, каждый из нас умеет обойтись в большинстве случаев без наладчика, и потому простой станков резко сокращается, потом, каждый из нас отлично знает мерительный инструмент и потому уверен в качестве своей работы и каждый умеет работать быстро, зная цену каждой секунде. Да мы же будем ненасытной на работу бригадой!

Представляете, как это будет действовать на некоторых товарищей из администрации?! А в бригаде труд будет напряженный, но веселый. Теперь прошу обсуждать. — Соколов остался стоять за трибуной, словно показывая тем, что собрание — это такой же разговор, как и пятиминутки, без президиума и протокола.

— Разрешите мне слово, — сказала Марина, порывисто вставая.

Соколов кивнул ей.

— Неправильно ты, Сергей Антонович, считаешь, что со мной тягаться трудно… Всякий так-то сможет, если будет стремиться работать легко. Да-да! Легко! Если зазря у станка суетиться, лишние нерасчетливые движения допускать — это и будет тяжелая и неумелая работа: зряшного труда-то и времени на каждую деталь больше уходит! А вот как войдешь в ритм… Стою у станка и любимые стихи бормочу. Когда работа ладно идет, и мыслям просторно, много передумаешь у станка.

Вика легонько толкнула Женю локтем.

— Нет, ты видела, слышала когда-нибудь, как наша Марина ораторствует? — прошептала она.

— Я недолго работаю в нашей бригаде, а уже сдружилась с вами, мне хорошо с вами, — продолжала Марина. — Довелось мне в жизни горя повидать и своего и чужого. Работаю с юных лет на производстве. Всегда старалась заработать побольше. А как же? Сына ращу, в большой семье живу… При этом понимала, что мой труд не только мне, а и всему народу нужен. Да плохо я понимала, что труд мой вместе с людьми и не дал никакому лиху жизнь заесть. Горе, оно человека-то стережет… А пережить горе люди помогают, товарищи, а где найдешь товарищей? В труде! — Марина была с виду спокойна, лишь пальцы руки, которой она придерживалась за спинку стула, мелко подрагивали. — Помните, как Гоголь писал в «Тарасе Бульбе» про войсковое товарищество? А у нас трудовое товарищество; оно есть в нашей бригаде, и каждый его чувствует. Стоя у станка, я не раз думала, что нет ничего дороже для каждого из нас, как наша общая дружба в работе. Так я думаю. — Марина села.

— Постойте, я скажу. — Из первого ряда вышел наладчик дядя Вася. — Хороший пример с ансамблем грузчиков привел ты, Сергей Антонович, — с напускной солидностью проговорил он, становясь рядом с Соколовым около трибуны. — В давние времена грузчицкая работа считалась работой для босяков, а, видите, сумели люди сделать ее дисциплинированной, красивой. И как же странно вдруг увидеть босяческие привычки у нашего рабочего в нашем точном квалифицированном труде. Помните, как Леонид Ползунов протолкнул свой брак? — Бросив этот вопрос бригаде, дядя Вася продолжал резко: — Девицу-контролершу вокруг пальца обвел, да еще правым посчитал себя. Мое, мол, дело — кольца шлифовать, а девчонкино — проверять; проморгала — отвечай. Совесть тогда у него начисто отсутствовала. А из этого факта вывод можно сделать прямой: контроль такой, какой он есть на заводе, — не нужен: он уже вред приносит. Невероятно? А факт!

Хороший рабочий, он лучше любого контролера знает вещь, которую делает. Если он только сам за свою работу отвечает, то и единоличную свою совесть запросто обмануть сможет. Для него и нужен специальный контроль. У коллектива рабочих, хотя бы у нашей бригады, и совесть коллективная и может быть только неподкупной совестью. Если нам дадут право самоконтроля, — ясное дело, это заслужить надо, — тогда именно мы сами поведем беспощадную борьбу с браком. Это первая моя мысль. А вот другая, которую хочу высказать. Не все у нас еще душою понимают, что такое дисциплина труда, а потому и не любят ее. Я даже скажу, что к такой работе, как у Марины Поройковой, некоторые относятся, как баре, считают, она за лишнюю копейку изнуряется. Это мнение я краем уха слышал от одного молодого товарища, у которого еще до сих пор материно молоко за губами сладит и отцовский кусок хлеба изо рта торчит. Насчет интересу и красоты в жизни у этого юноши понятие тоже особенное, такое, что нам никому и в толк не взять. А я на этом нашем собрании хочу гласно отдать свое рабочее уважение Марине. — Дядя Вася понизил голос. — Вот что вспомнилось мне: ночью дело было… Немец не раз пытался бомбить завод, да все безуспешно. А тут попал. Представьте себе: в цехе фугаска разорвалась. Ну, и убитые, раненые тоже были… Наскоро главные последствия взрыва ликвидировали, а потом долго в разбитом цеху работали, в зимнюю-то стужу. Металл руки мертвил, а Марина вот так же работала, — дядя Вася вскинул голову и строго спросил: —Так кто мне скажет: в чем возвышенный интерес в жизни?

— Сергей Антонович! — крикнула Зоя Евстигнеева. — И вы, дядя Вася! Слушайте, что скажу…

Дядя Вася отошел от трибуны и сел за стол, словно председатель собрания.

— Я все время чувствовала, что наша бригада пока скрыто, но к чему-то движется интересному, — голосок Зои завибрировал от волнения. — Но, дядя Вася, неужели вы взаправду считаете, что в нас есть босяческие привычки?

— Это уж вы сами на себя смотрите, — ответил дядя Вася.

— И посмотрим. Конечно, маленькое разгильдяйство у нас иногда наблюдается, только мы его по глупости иногда не замечаем, не понимаем, что это разгильдяйство. Мы вот, комсомолки, сразу приметили, как работает тетя Марина. Теперь мы все хотим работать, как она. И жить так же правильно!

— Перестаньте про меня говорить! — крикнула Марина.

— Нет, будем, — упрямо ответила кудрявая Зойка. — Товарищи, — сказала она, глядя на бригаду полными обиды глазами. — Да что же, нас зря в школе учили? Уж так мы ничего и не понимаем? То есть мы очень мало понимаем и знаем, а еще меньше испытали. Мы можем говорить, что испытали войну, потому что мы родились перед самой войной и росли в войну. Только мы сами тех мук не испытали, которые и за себя, и за нас наши родители испытывали. А честно сказать: мы не помним войну. У меня папа фронтовой инвалид, у него незаживающие раны. И он скоро умрет. А ему только сорок пять лет. Он знает, что умрет скоро. Понимаете, как нашей семье с таким папой тяжело живется… — Зойка худенькой, до плеча оголенной рукой утерла не то пот, не то слезы под глазами и села.

— Попробую закончить твою мысль, Зоя, — заговорила Людмилка Уткина. — Я тоже, кажется, начинаю много понимать. А прежде всего я понимаю, что становлюсь настоящей работницей. Я по-новому чувствую свои руки, я любить их стала. Я всегда знала слова Ленина о значении повышения производительности труда, но, только работая на заводе, я стала их понимать. Много говорить не буду. Скажу одно: я малолетка и с первого июля буду работать шесть часов. Я, дядя Сережа, — тут Людмилка смело вскинула свою хорошенькую головку, — я, дядя Сережа, обязуюсь перенять красивый стиль работы у тети Марины и в августе уже выполнять задание восьми часов за шесть, чтобы не быть в долгу у бригады. Хотя по новому закону уж вместе с вами мне в ночь работать не разрешат. И… — Людмилка отыскала взглядом кого-то из сидящих в зале. — И вызываю на такое же дело всех комсомольцев и Леню Ползунова. Принимаешь, Ленька? — Людмила даже шею вытянула, будто для того, чтобы лучше слышать ответ.

1 ... 59 60 61 62 63 64 65 66 67 ... 114
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Отец - Георгий Соловьев торрент бесплатно.
Комментарии