Погоня за ветром - Олег Игоревич Яковлев

— Раз так, поклянись, что ни одна душа живая, кроме нас двоих, никогда о том не прознает.

Варлаам увидел перед собой маленький серебряный крест, который Альдона протянула ему для целования. Тонкая женская рука твёрдо сжимала его. Лобызая крест, Варлаам вдруг поймал себя на том, что хочет прикоснуться устами к этой руке, пронизанной голубоватыми жилками вен, обтянутой белой нежной кожей, с короткими хрупкими перстами и розовыми ногтями. Но это было немыслимо в такой миг.

— Клянусь, — прошептал он.

— И ведай: если пойдёшь отныне против меня, то пойдёшь и против крови своей! — заключила Альдона. — Ступай теперь! Негоже мне здесь с тобою.

Варлаам поклонился ей в пояс, повернулся и, пошатываясь, стал быстро сходить вниз по лестнице. Альдона смотрела ему вслед с грустной, вымученной улыбкой.

«Верно, устал. Скакал из Бужска своего, спешил!» — вдруг подумала она.

Подобная мысль показалась кощунственной, дикой.

«Господи, да что со мною?! — ужаснулась молодая женщина. — Мужа похоронила только что — и о чём, о ком мыслю!»

Только сейчас она со всей полнотой поняла, что прежняя её жизнь, с ловами, пирами, княжескими делами и советами, кончилась, ушла, провалилась в небытие, что теперь всё будет совсем по-другому. Как? Она не могла ответить на этот вопрос.

Внезапно нахлынули слёзы, они ручьями покатились по щекам. Прошло оцепенение, схлынул холод, и от того на душе стало легче. Давая волю слезам, Альдона вместе с тем как будто бы успокаивалась; минуло, исчезло былое отчаяние, ей надо было жить дальше, надо было бороться за себя, за своё место в жизни, за свою дочь.

Смахнув слёзы и вытерев платком нос, молодая женщина решительно повернулась лицом к дверям и пошла в бабинец.

Навстречу ей вышла Юрата, с красными от слёз, воспалёнными глазами.

— Что, стерва, довольна?! — хрипя от злости, набросилась она на сноху. — Погубила сына моего! Радуешься топерича?! Сучка! До чего дошла?! Мать с сыном разлучила! Енто ты ведь Шварна подучила, ты да прихвостни Львовы! А потом, как меня удалили, сжили Шварна моего со свету! Будь ты проклята!

— Не заслужила я упрёка твоего. Почто безлепицу этакую речёшь здесь? — вспыхнула Альдона.

Она сама удивилась, что так разговаривает с грозной свекровью.

— Не совестно тебе?! После всего, что было, меня упрекать?!

— Что?! — едва не задохнулась от злобы Юрата. — Да как смеешь ты?! Ты мне, мне, матери мужа своего покойного, такое говоришь!

Хлёсткая оплеуха обожгла щёку Альдоны.

— Скорбь и горе извиняют тебя, княгиня Юрата, — холодно изрекла она и, не глядя более на гневную свекровь, последовала к себе.

Оказалось, в бабинце уже хозяйничала Констанция. Сиплый голос её звучал в светлых палатах.

«Вылезла, как крыса из подвала каменного, — морщась, подумала про неё Альдона. — Ищет, чем поживиться».

Вид Констанции, с чёрной полупрозрачной повязкой на лице, испугал молодую вдову.

«Стало быть, верно, что хвора. А всё едино, приказывает, спешит заполучить богатство». — Альдона вздохнула.

— А, вот и ты, невестушка, — глухо рассмеялась Констанция. — Собирай-ка давай рухлядишку свою да выметайся отсюда. Моё отныне место — палаты эти. Я отныне — княгиня Галицкая.

— Торопишься излиха, княгинюшка, — горько усмехнулась Альдона. — Этак годится разве? Ещё не занял Лев место Шварна.

— Так займёт, куда денется. Бояре-то старые вельми Шварна невзлюбили, после того как он Григория головы лишил. Все, как один, за Льва стоят. Так что поспеши. Отродье своё захватить не забудь. И Юрату такожде.

— Да как можно баить такое?! — воскликнула в негодовании Альдона. — А ну! — Она схватила в руку подсвечник и замахнулась на Констанцию. — Убирайся отсель! Живо! Слёзы мои по Шварну покуда не высохли! Или гридней позову! Те, что покои сторожат, мне — не тебе верны!

— Да что ты, княгинюшка?! — Констанция испуганно шарахнулась. — Да я ж так, по-родственному. Я худого тебе не желаю. А только каждому место своё назначено. Княгине великой — своё, вдовице — своё.

Спрятанными в долгие рукава платья дланями она опасливо отстранила от себя подсвечник.

— Уходи, сказано тебе! — прикрикнула Альдона. — Не доводи до греха!

Изрыгая ругательства, Констанция вышла.

«Надо отсюда съезжать. Не отвяжется ведьма эта, будет кажен день кровь портить. Заберу Елену — да во Владимир, к Ольге покуда отъеду. А тамо видно будет», — решила Альдона.

Явился канцлер, старый боярин Лука Иванкович, сказал:

— Заутре, княгинюшка, снем в княжьих палатах состоится. Надобно те тамо быти. Князь Лев велел передать: волостями обижена ни ты, ни дщерь твоя не будете. Берут тебя князья под опеку, оберегать станут. Ни в чём отказа тебе не будет. Токмо вот... — Лука замялся, завздыхал и стал оглядывать стены палаты.

— Покинуть мне сии покои надо, — догадавшись, с усмешкой сказала Альдона.

Боярин обрадованно затряс долгой седой бородой.

— Передай князю Льву: тотчас после снема съеду. Ступай.

Жестом руки она велела канцлеру покинуть бабинец.

«Вот и всё. Прощай, власть вышняя, ненужная, бесполезная! Не принёс мне стол галицкий счастья! А в чём оно, счастье? Призрачно оно».

Отчего-то снова и снова мысли Альдоны возвращались к Варлааму.

46.

На снем в столовую княжескую палату собрались все князья Червонной Руси. Помимо обоих Даниловичей и Владимира Васильковича, были здесь владетели помельче — поросьский князь Юрий, а также князь Пинский. Эти держались скромно и ничего старшим не возражали. Зато среди холмских и галицких бояр не стихали споры.

Лев, в долгохм чёрном платне, сидел во главе крытого бархатной скатертью стола. По левую руку от него сел Мстислав, по правую — Владимир. За спинами князей расположились на лавках бояре. Здесь же находились и иноземные послы — были среди них и монахи-доминиканцы — посланцы римского папы, и венгры короля Белы, и поляки из Мазовии, Кракова, Силезии, из Поморья.

Альдона вместе с маленькой дочерью села в резное кресло сбоку от князей. За плечом Льва она заметила Констанцию с чёрной вуалью на лице и тревожно нахмурилась. Ничего доброго от нынешнего снема она не ждала.

— Вот, князья и бояре, — оборвал стоящий в палате негромкий гул Лев. — Собрались мы здесь в час скорбный. Почил в Бозе князь и господин земли Галицкой, брат мой Шварн. И надлежит нам теперь же, не мешкая, назначить ему преемника. Говорите, что думаете,