Игры для мужчин среднего возраста - Иосиф Гольман

— Как раз надо, — не принял юмора профессор. — Не надо — вот эти, — и он выложил еще конверт. — Здесь две тысячи.

— Ладно, сделаю, — встал с места хозяин. Работенка ему предстояла непростая с учетом некоторой отсталости его агрегата. И заняться он ею хотел самолично — по крайней мере два его сотрудника вышли из помещения вместе с Береславским, а на стеклянной входной двери повисла табличка «Закрыто».

Зачем заезжему профессору понадобилась такая куча фальшивок, Цибин спрашивать не стал — лишние знания и в самом деле лишь умножают печали.

«Так, одно дело сработали», — поставил мысленную галочку в мысленном же гроссбухе Береславский.

Теперь осталось самое главное.

Ресторанчик он подобрал еще вчера вечером, обойдя их с Самураем не менее полутора десятков. В итоге угадал вроде точно.

Прежде всего — заведение с банальным названием «Восток» было хоть и маленькое, но имело два разных входа с двух улочек. С одной — вроде как парадный. С другой — через служебный коридор, но тоже всегда открытый, — это Самурай выяснил у мальчишки-официанта, как две капли воды похожего на него самого.

Впрочем, последнее обстоятельство, возможно, было связано с европейским восприятием Береславского, для которого все азиаты при первой встрече казались на одно лицо.

Облюбованный заговорщиками отдельный кабинетик был невелик, метров шесть квадратных, зато закрывался дверью с ключом и не имел окон. Столик предусматривался всего на двоих, но официант обещал поставить третий стул.

Еще в кабинетике была кровать — романтическое все же место, однако в планах Береславского она не должна была играть никакой значащей роли.

Тут Ефим представил на этой кровати свое большое и теплое, но неоднократно простреленное тело. Недолго же оно в этом случае будет теплым.

Картинка никоим образом не понравилась.

Береславский поморщился, сплюнул и заставил себя думать дальше, не отвлекаясь от первоначального сценария.

Последняя деталь, в каком-то смысле определившая выбор профессора: ресторанчик был корейский. А значит, раскосая физиономия Самурая не должна вызвать ни лишнего любопытства, ни сильно отобразиться в чьей-нибудь памяти.

Теперь нужно организовать прибытие всех действующих лиц. И отбытие не всех, если все пойдет по плану.

Много времени это у Ефима не заняло: большинство деталей было продумано во время бессонной ночи в поезде. Потом были только уточнения первоначального плана.

Ефим присел на скамейку в маленьком садике и, уняв бьющееся сердце, набрал номер мобильного Скрепера.

Тот ответил немедленно.

— Алло, — густым недовольным голосом сказала трубка.

— Это я, — не называясь, сказал Береславский.

Виктор узнал сразу.

— Сегодня завершаем сделку, — взял быка за рога Ефим. — Жду вас в 18.30 у ресторана «Восток». — И он назвал адрес заведения, причем с маленького проулка, на который выходил «полуслужебный» вход. — Если хотите, встречу вас на площади, — добавил Береславский, желавший максимально контролировать ситуацию. Площадь была в двухстах метрах дальше.

— Хочу, — легко согласился Скрепов. — В 18.25 буду.

— Отлично, — не выказывая никаких чувств, завершил беседу Ефим.

Оказалось — не завершил.

— Если что не так, ты — покойник, — теперь завершал беседу бандит.

— Я уже умер от страха, — неожиданно разозлился профессор. Похоже, драка началась — по крайней мере пальцы у профессора трястись перестали.

— Поговорим при встрече, — нейтрально вырулил Скрепер и дал отбой.

Теперь предстоял звонок Али.

— Да, — кратко бросил чеченец.

— Это я, — уже трафаретно представился Береславский.

— Откуда знаешь номер? — бесцветно спросил моджахед.

— В справочном дали, — устало ответил Ефим. «Совсем, что ли, больной? Сам же продиктовал, в кафе на трассе», — подумал Береславский.

— Хорошее справочное, — одобрил Али, действительно сначала подзабывший этот момент.

— Я готов вернуть долг, — не стал крутить Береславский. — Завтра нас уже не будет.

— Похвально, — ухмыльнулся собеседник. Правда, непонятно, что ему больше понравилось: то, что Ефим был готов вернуть долг или что его завтра уже не будет.

Впрочем, по планам чеченца, вероятно, его и сегодня может не быть — Али наверняка не расположен оставлять свидетелей.

— В семь часов ровно я жду вас в корейском ресторане, — профессор продиктовал адрес, но теперь со стороны главного входа. — Называется — «Восток».

— Давай в восемь, — потребовал Али.

— Невозможно, я уже заказал кабинет на семь. В восемь у них другие посетители.

— А я сказал — в восемь. И в другом месте.

— Послушай, ты! — намеренно вошел в откровенное хамство Береславский. — Я свое дело сделал. Хочешь — оплати мои услуги и забирай товар. Не хочешь — не оплачивай и не забирай.

И повесил трубку.

Расчет был обоюдоострый. Но менять место встречи уже невозможно, иначе срывался весь план.

Конечно, это было еще не смертельно, но уже близко к тому. Потому что если бы хитроумные приготовления профессора не увенчались успехом, то оставалось бы надеяться только на ловкость рук Самурая. И на то, что у конкурирующих бандюков не осталось достаточного количества бойцов.

Потому что, как известно, против лома нет приема.

Единственный приемлемый вариант — вывести из игры обоих главных противников одновременно. На этом и были построены все расчеты.

Али перезвонил через минуту. Правда, эти шестьдесят секунд тянулись для нервного Береславского довольно долго.

— Не кипятись, уважаемый. — Голос чеченца был совершенно спокоен. — В семь буду. Встретишь?

— Внутри у гардероба, — согласился Ефим, тщетно пытаясь унять нервную дрожь.

— Да не трясись, — верно все понял Али. — Завтра ты уже вольная птица.

«Трусоват я все-таки», — самокритично подумал Береславский. Но для дела его угаданный испуг был только на пользу — горцы не могут принимать всерьез трусливых соперников.

Вслух же вежливо попрощался и теперь уже окончательно дал отбой.

Потом перезвонил Самураю, сказал, что пока все — по плану. Встречаться они до вечера не предполагали: оставалась вероятность, что Али или Скрепов попытаются все же за Береславским проследить. Так что увидят они друг друга только в ресторане.

Теперь оставалось позвонить Цибину и спросить, как дела. Здесь проблем не оказалось: дела у Цибина шли хорошо, через три часа приглашал забирать товар.

Значит, надо было убить три часа.

Ефим мысленно перебрал варианты.

Пообедать — ему сейчас кусок в горло не лез. Да и трехчасовой обед — даже для любящего это дело профессора было многовато.

Можно еще просто погулять по городу.

В другой раз Ефим так бы и поступил — он любил этот город всеми фибрами души, искренне и совершенно бескорыстно. Да и как его не любить, когда с каждого пригорка — а здесь из них весь Владик состоит, — в какую сторону ни смотри, везде открывается море. Любимое Береславским море. И любимые Береславским корабли: от красно-ржавых пузатых работяг-сухогрузов до серых стройных, поджарых ракетных фрегатов.

Нет, если ставить городам отметки, то Владик непременно удостоился бы отличной. По крайней мере, если бы экзамен принимал рекламный профессор.

Но сегодня гулять по городу явно не хотелось. Голова была занята не тем, да и сильно уставать Ефим опасался: его и без того не выдающиеся физические кондиции к вечеру могли понадобиться по гораздо более важному поводу.

Он повертел головой вокруг себя в поисках кинотеатра: и отвлечется, и не устанет. Но буквально через дом обнаружил художественный музей.

Решение принял мгновенно. Кстати, будет чем похвастаться перед Птицыным, надо только пару-тройку фамилий запомнить.

Обязательно похвастается. Если переживет этот вечер, устало подумал Береславский. И неторопливо прошествовал ко входу в культурное заведение.

А ведь понравилось!

Ефим неспешно бродил по почти пустым залам — они бы были абсолютно пустыми, если бы не бабульки-смотрительницы: все какие-то одинаковые, седенькие, в очочках и бескорыстно радующиеся редким посетителям.

Ефим с удовольствием общался с бабульками и изредка останавливался около полотен, порекомендованных ими или чем-то задержавших его собственный взгляд. Например, у старой картины с изображением строительства Петербурга.

Художник работал либо с натуры, либо по натурным эскизам — фотографией тогда и не пахло. Поэтому полотно было ценно не только художественным отображением действительности, но и самим фактом этого отображения.

К тому же Ефим вдруг вспомнил рассказ их арт-директора о том, что старые мастера для изображения голубого неба вообще не использовали синей краски. Обходились белой и черной — голубой оттенок получался как бы в контексте. Это еще тогда его заинтересовало: ему вообще нравились нестандартные решения, а также любые победы, одержанные в ситуации ресурсного дефицита.