Роман на Рождество - Элоиза Джеймс

Постепенно Флетчу стало казаться, что справиться с бушевавшим внутри его демоном не так уж трудно. Отведав присланного хозяином ужина, Поппи разговорилась и посвятила мужа в свои идеи относительно опоссума и его странного большого пальца. Флетчер же рассказал ей о речи, которую написал, пока ждал ее в музее, и Поппи это так понравилось, что ему даже пришлось встать и произнести свою речь перед ней, причем для этого не понадобилось заглядывать в подготовленные записки. Должно быть, это было забавное зрелище – Флетч ораторствовал, расхаживая взад и вперед перед камином, и подол ночной сорочки с чужого плеча бил его по коленям.

Сначала Поппи хихикала, но вскоре посерьезнела и начала слушать – Флетч отчетливо видел, когда это произошло. Заметив, что ее внимание стало ослабевать, он опустил два абзаца в своем мысленном конспекте и сразу перешел к заключению.

Когда он закончил, Поппи захлопала в ладоши. Светясь от гордости, Флетч расплылся в улыбке.

– В палате не будет ни одного лорда, который не согласится с тобой! – вскликнула она. – Замечательная речь!

– Это все благодаря совету Бомона. Он считает, что нужно обязательно включать в свои выступления какую-нибудь реальную историю, а не ограничиваться одними аргументами и анализом.

Он осекся, увидев, что Поппи хихикнула.

– Что такое? – удивленно спросил Флетч.

– Это… твой орган, – снова хихикнула она и смущенно прикрыла рот рукой. – Когда ты не прячешь его под брюками, он выглядит очень странно. Прости, Флетч, но я… – И она, не в силах больше сдерживаться, расхохоталась.

Флетч глянул вниз – подол этой проклятой ночной сорочки победно оттопыривался. Однако ничего иного ждать и не приходилось – вся в восхитительных завитушках золотых волос, Поппи была самой соблазнительной, самой прелестной и желанной женщиной на свете.

Флетч вздохнул.

– Увы, это проклятие для нас, мужчин, – сказал он.

– Я знаю, – опомнилась Поппи. – Мне не стоило смеяться. Ты же не смеешься над моей грудью, правда?

– Никогда, – совершенно искренне ответил он.

– Но женская грудь тоже весьма странная часть тела. Я хочу сказать, если у меня будут дети, то из груди пойдет молоко… И еще она довольно непослушна – прыгает, иногда даже вываливается из платья.

– Да, странная, очень странная часть тела, – проговорил Флетч. Поскольку он не мог придумать, что еще сказать, не прибегая к непосредственному контакту с этой частью тела жены, то предложил отойти ко сну.

Задув свечу, он забрался в кровать. Снегопад за окном прекратился, и герцог с сожалением подумал, что утром им придется двинуться в обратный путь – прощай, мечта о блаженном столетии вдвоем за стеной из снежного бурана.

Он лежал на спине, уставясь в низкий потолок, когда неожиданно почувствовал в своей руке маленькую ручку жены.

– Я так рада, что ты поехал со мной в Оксфорд! – прошептала Поппи.

Флетч тоже был доволен, но боялся сказать почему, чтобы не разрушить свой план.

– Я ведь несу за тебя ответственность. – Его ответ прозвучал, пожалуй, грубовато. – Поэтому всегда буду о тебе заботиться.

– Спасибо.

Ему показалось, что она была немного разочарована, но, возможно, он принял желаемое за действительное?

Глава 39

На следующий день, выйдя из наемной кареты у дома Вильерса, Шарлотта обнаружила, что забыла положить в свой ридикюль Библию. Само по себе это не имело большого значения, но теперь Мей (которая считала визиты Шарлотты к герцогу неприличными) могла засомневаться, что сестра действительно ездит поддержать умирающего чтением Святого Писания, в чем ее постоянно убеждала Шарлотта.

– Понимаешь, Мей, герцога тревожит, что его бессмертная душа потеряна для Бога, – объясняла она.

Старшая сестра начинала трястись от волнения: с одной стороны, она считала, что помочь страждущему – долг каждого христианина, а с другой – ее обуревали сомнения и подозрения.

– Но почему именно ты должна ему помогать? – резонно спрашивала она. – Пусть лучше кто-нибудь другой почитает ему Библию.

– Поверь, если о нас с герцогом станет известно, никто не додумает ничего плохого.

– Конечно, подумает!

– Нет, не подумает, если герцог умрет, – возражала Шарлотта.

– О Господи, похоже, он действительно обречен… – сокрушалась Мей.

Младшая мисс Татлок и сама была в этом уверена. По ночам она подолгу лежала в постели без сна, взвешивая шансы Вильерса остаться в живых.

– Да, он вряд ли выживет, – с грустью соглашалась Шарлотта. – Он уже несколько месяцев мучается от приступов жестокой лихорадки, от него остались только кожа да кости. Какая страшная смерть!

– Милостивый Боже! – охнула Мей.

– Если я могу ему хоть чем-то помочь, то просто обязана это сделать.

Старшая сестра опять в отчаянии заломила руки, но они обе понимали, что у Шарлотты не было выбора. Младшая мисс Татлок, хоть и говорила об обреченности Вильерса, обдумала один план, который мог спасти несчастного больного. Она заметила, что Вильерс оживлялся, когда она с ним спорила и препиралась. Вот средство к спасению! Когда он спокойно лежал в своей серой, навевавшей сон комнате, то не сопротивлялся подступавшей смерти, просто тихо плыл туда, откуда не возвращаются. Но когда Шарлотта нападала на него, даже оскорбляла, он возвращался к жизни.

Наверное, это не сработает, думала она. Но ей больше ничего не приходило в голову.

Шарлотта вошла в спальню Вильерса, готовая сразу приступить к исполнению своего плана, но, к ее удивлению, герцог был не один.

У окна, с самого дальнего от входа края кровати, стоял, прислонившись к стене, худой человек с грубыми чертами лица, черными, как ночь, глазами, обведенными темными кругами, как если бы этот человек не спал предыдущую ночь. Но даже следы крайнего утомления на его лице не могли скрыть семейного сходства с Вильерсом – у незнакомца были точно такие же четко очерченные скулы, как у герцога. Шарлотта взглянула сначала на хозяина, потом на гостя, потом снова на хозяина.

– Вы только посмотрите, – растягивая слова, проговорил незнакомец, даже не потрудившись встать как следует. – Ваша церковница явилась, и будь я проклят, если она не заметила сходства между мной и самым экстравагантным кавалером в Лондоне!

Вильерс, лежавший на кровати с опущенными веками, пошевелился, открыл глаза и посмотрел на посетительницу. Шарлотта с сожалением отметила, что он по-прежнему мертвенно-бледен. Глаза у него были точь-в-точь такие же, как у родственника.

– А вот и вы, мисс Татлок, – сказал Вильерс с милой улыбкой, которая, к сожалению, появлялась у него на губах все реже и реже.