Последний еврей Багдада - Макс Кратер

— Тут к тебе еще любители достопримечательностей, — Дэвид показал направо, туда, откуда к ним быстро приближалась пара «Апачей». Один занял позицию над ними и, хотя при этом исчез из виду, его присутствие явно ощущалось по тому, как легкую машину тут же начало швырять из стороны в сторону. Пилот второго оттопырил большой палец и жестом приказал сменить курс и следовать за ним.

— Наша экскурсия прерывается по независящим от администрации причинам. Не ожидал, что они появятся так быстро, — на этот раз серьезным тоном произнес Хасан и присовокупил пару коротких ругательств по-арабски.

— Не смей выполнять их приказы, — закричал Дэвид. — Садись!

Репортер пару раз размашисто кивнул головой, так чтобы пилот ударного вертолета понял: они согласны.

— Это не выход — у них пушки и ракеты. Будут стрелять.

Как бы в подтверждение его слов чуть впереди прямо перед колпаком их машины разорвались несколько снарядов.

— Есть место, куда они не сунутся и стрелять побоятся, — возразил Дэвид.

Бывший шеф разведки проследил за взглядом репортера. Тот смотрел на огромную махину Золотой мечети.

— Будь уж последовательным экскурсоводом. Побывать в Багдаде и не посетить главную его достопримечательность!

Грандиозное золотое здание слепило глаза. Благородным металлом было покрыто все — оба величественных купола, минареты, арка центрального входа. Весь комплекс сверкал как огромная драгоценная шкатулка, заброшенная чьей-то могущественной рукой в центр песочного города.

— Да ты с ума сошел, немусульманам туда нельзя, — заорал Хасан.

— Не время для богословских дискуссий. Потом я тебе докажу, что можно. Верти свой штурвал, или как там называется эта штуковина, туда. Сядем во дворе. Они не решатся стрелять.

Расчет оказался верным. Рядом с вертолетом разорвалось еще несколько снарядов, но как только они приблизились к мечети, выстрелы прекратились. Приземлились без происшествий. Против всяких правил Хасан не стал дожидаться, когда остановится двигатель. Он выпрыгнул наружу и помог выбраться раненому. Апачи продолжали кружить над ними. Рокот винтов стал глуше, когда парочка беглецов через центральный вход буквально ввалилась внутрь мечети.

При виде покрытых сверкающими полудрагоценными камнями сводов у репортера тут же перехватило дух. То ли от действия обезболивающего, то ли от монументальности окружающей обстановки закружилась голова. Захотелось рухнуть прямо на мраморный пол и любоваться навалившейся на него со всех сторон красотой.

Появился мужчина в черном. Хасан заговорил с ним по-арабски. Судя по выражению лица имама, он был крайне недоволен подобным вторжением. Набежали еще какие-то люди.

— Спорят о том, что с нами делать, — пояснил разведчик, — меня узнали. Большинство за то, чтобы вышвырнуть нас отсюда. Быстро же они забыли все то доброе, что для них делалось. Имам, похоже, колеблется.

Голос Хасана мешался с каким-то звоном, в происхождении которого журналист никак не мог разобраться: как будто ветер раскачивал нити огромной хрустальной люстры. Они ударялись друг о друга, смешивались в причудливую трель, в такт которой раскачивались колонны, арки, купола.

Имам произнес несколько коротких фраз.

— Э, как тебя развезло, — Хасан бесцеремонно похлопал по щекам репортера, — идем.

Их окружило человек пять, и в их сопровождении они быстро зашагали, переходя из одного зала в другой. Журналиста поддерживали со всех сторон, кто-то набросил на его плечи халат.

— Здесь полтора десятка выходов, — пояснил Хасан, — нас доведут до одного из них.

Через несколько минут они оказались на улице и тут же смешались с толпой.

— Что сказал имам? — спросил Дэвид, когда они отошли на почтительное расстояние и остановились под навесом какой-то овощной лавки. — Почему не выдал?

— Сказал, оставь зло и оно покинет тебя. Восточная мудрость, не бери в голову.

— Те документы, которые мы раздобыли, что в них?

Хасан вынул из-за пазухи листы, отпечатанные на принтере.

— Отчеты о слежке, психологическая характеристика, донесения агентов, которые работали рядом. Я лишь мельком просмотрел.

— Есть что-то интересное?

— Как сказал бы имам, терпение — ключ к радости. Думаю, есть. По крайней мере, в одно место, где частенько бывал Рудольф Кельц, мы можем направиться прямо сейчас.

— И куда же?

— В хамам.

Глава XXXVII. Последний оазис

Возьми, Уршанаби, отведи его умыться,

Пусть свое платье он добела моет,

Пусть сбросит шкуры — унесет их море.

Горячий пар с шипением вырывался из-под скамьи. Распаренная рана побаливала больше прежнего. Когда Хасан сорвал пропитавшийся потом кусок ткани, губчатой массы, которой он ее заткнул, уже не было.

— Хорошая кровь, — сказал он, — молодая. Заживет быстро.

Репортер лежал на каменной плите и слушал рассказ разведчика, то и дело прерываемый кряхтением, когда массажист особенно сильно сдавливал его тело. Для своего возраста Хасан выглядел на редкость подтянутым.

Дэвид от массажа, больше похожего на экзекуцию, категорически отказался, хотя его уверяли, что это не только безопасно, но и будет способствовать быстрому выздоровлению.

В машине, пока ехали через весь город, разведчик показал бумаги.

— Вот смотри — это сообщение агента по кличке Пастух, — пояснял он, тыча пальцем в рукописную вязь, — он был приставлен к бельгийцу. Тот трижды бывал в «Последнем оазисе». Казалось бы, зачем? Заведение далеко не самое лучшее и находится черте где. Рядом с «Канал-отелем» пара прекрасных хамамов. Да и в самой гостинице была отличная баня с арабской парной.

— В хамаме Кельц встречался и с Латифом.

— Так что же ты раньше молчал?!

— Раньше я не предавал этому значения.

— Любая информация важна.

— Агент заходил внутрь вместе с Кельцем? — поинтересовался Дэвид.

— Да, тут приложены копии квитанций на 500 динаров каждая. Надо расспросить массажиста. Европеец с такой внешностью — заметная персона. Он наверняка его запомнил.

Банщик закончил выкручивать руки и ноги разведчика и теперь специальным скребком тер его тело. Хасан заговорил с ним по-арабски. Причем вопросы следовали друг за другом быстро и произносились четко, а ответы получались вялыми и нерешительными.

— Боится, прохвост. Я пообещал ему полторы сотни фунтов. Ты ведь заплатишь. У меня с собой только динары. Взамен он еще даст тебе рубаху. Твоя превратилась в лохмотья.

— Пусть рассказывает — Дэвид понял, что накануне люди Хасана обыскали его. У него в кошельке действительно лежали три купюры по 50 фунтов.

— Он говорит, что несколько раз видел здесь седого европейца. Серьезный человек. Сильный и опасный.

Дэвид сел на скамье.

— Говорит, тело — все в шрамах, мускулистое, жесткое, как у спортсмена или солдата.

— Про «сильного» — понятно, почему «опасный»?

— Любой, кто связан с Каффой, опасен. Именно с ее бойцом европеец здесь и встречался. По меньшей мере, дважды. Это мафия. Одна из самых опасных преступных структур в стране.

— Что у этого мафиози на лице было написано, кто он? И почему тогда агент ничего не сообщает о том, с кем беседовал Кельц, а этот массажист знает?

Разведчик перевел вопрос и, выслушав короткий ответ, пояснил:

— Замешкался что-то. Не хочет говорить.

Хасан произнес еще несколько фраз. При этом в его голосе появились стальные нотки. Банщик, похоже, решился и уже без всяких пауз и недомолвок заговорил.

— Теперь ясно. Одежду складывают в ящики, как мы при входе. Наши, как и все другие, заперли на ключ. Ключи отдали нам. Но он знает, где лежат дубликаты. Говорит, что иногда шарит в вещах. Не с целью украсть что-то, а так — из любопытства.

— Понятно. Плевать, как он успокаивает свою совесть. Что он нашел?

— Каффу нашел, — сказал Хасан, — так называется и нож, и преступная группировка. Что от чего произошло, сейчас уже и не дознаешься. Ножи с широким лезвием и особым изгибом. У нас их называют йеменскими. Основу Каффы составляет племя, считающее Йемен родиной своих предков. Лет пятьсот назад они переселились оттуда в Ирак. Такое холодное оружие — их отличительная черта. Только они их и носят. Другим запрещено.

— Вот такой? — Дэвид начертил в воздухе фигуру, так что клубы пара закрутились в причудливом хороводе.

Банщик кивнул.

— Теперь все ясно. Людей с таким же ножами я видел у музея. Получается, это они привели толпу, натравили ее на охрану. Вынести табличку Латиф мог только во время хаоса, когда кругом орудуют мародеры. Поэтому Кельц организовал нападение. Наверняка эти же люди и похитили Элиз. Как только бельгиец смог с ними договориться?