Победа ускользает - Мошков Кирилл

— Нам бы только найти спокойное местечко, — отозвался Легин, закладывая очередной вираж. Бус, углубившийся в систему служебных транспортных тоннелей университета Люгера, прокатился по широкому проезду, где слева за колоннами мелькали встречные машины, а справа за блестящей стальной решеткой оригинального плетения виднелись идущие люди (по всей видимости, студенты, переходившие из одной аудитории в другую), и быстро свернул вправо и вверх, в более темные и узкие коридоры. — Выедем в транспортный горизонт на Триста тридцатом, встанем на подъемную спираль, поднимемся к границе Четырехсотых, найдем какой-нибудь отстойник и опять опробуем тот трюк с прыжком — у Ёсио хорошо получается. Ёсио-кун, ты уверен, что снова выведешь нас на «Вездеход»?

— На сам корабль — вряд ли, — отозвался сзади бывший монах. — Нас теперь слишком много. Но могу попробовать вывести в тот коридор перед шлюзом. Ну, где Миша взятку давал.

— Хорошая мысль, — одобрил Легин. — Только тогда уж мы золотой десяткой не обойдемся, надо пару сотен готовить, слышите, шкипер Пекка?

Миша сидел прямо за Легином, отделенный от него изогнутым темным стеклом, поэтому ему пришлось наклонить свою огромную голову в проход, чтобы тот услышал его негромкий высокий голос:

— Подождиття всео такк планиировать, — произнес он с акцентом капитана Йоулупукки. — Мы еще не прорвались.

— Это верно, — сказал Легин. — Еще не прорвались. Синтия, солнышко, как там Джоан?

— Заснула, — отозвалась Синтия. — Крепко так спит.

Бус снова повернул, устремляясь в еще более высокий горизонт.

— Эх, как бы я-то сейчас поспал, кто бы знал, — пробормотал Легин себе под нос, вот только благодаря включенному микрофону его в салоне услышали все.

Командир звена «Сапсан-шесть» вновь отвел свой SPDIF назад, облизал пересохшие губы и сказал:

— Нет, так у нас ничего не получится. Нужен механический захват.

Он перегнулся к самой броне, вглядываясь через ее прозрачную толщу в почти потерявшую прозрачность, помутневшую, деформированную броню яхты «Лестер». Он видел пилота: тот находился всего метрах в двух с половиной от него. Курсант чуть довернул вправо. Послышался легкий стук: броня SPDIF коснулась борта яхты. Курсант продолжал легкими толчками прижимать SPDIF к «Лестеру», так что его лицевой колпак в конце концов уперся в полупрозрачную часть помутневшего пилотского колпака яхты. Он отстегнул плечевые ремни, потом поясной и приподнялся. В крохотной кабине SPDIF нельзя было даже выпрямиться во весь рост, но командиру звена нужно было не это. Он отстегнул шлем, положив его позади себя на сиденье, и, вытянувшись вперед насколько возможно, прижался лицом к холодной внутренней поверхности брони.

Вопросительно смотревший на него пилот яхты тут же подался вперед, ложась всем телом на консоль управления, и тоже прижался к броне, отчего соприкасающиеся корабли слегка вздрогнули. Теперь командир звена видел, хотя и нечетко, его лицо буквально в полуметре от себя, даже меньше. Это был носатый, седеющий рыжеволосый мужчина лет пятидесяти с резкими чертами лица. Курсант где-то видел это лицо. Ну, конечно — ведь заместитель командующего флотом сказал, что это люди государственной важности, значит — лица их, скорее всего, из тех, что мелькают по телевизору.

Приложив ладони рупором ко рту и упираясь ими в броню, курсант закричал:

— Я курсант Даниэль Кускуна! Меня прислало командование флота, чтобы вытащить вас! У вас есть запас хода?

И он тут же приложил к броне ухо.

В толще брони глухо, как сквозь стену, послышалось:

— Нет хода! Нет маневра! Ничего нету, мы потеряли все шесть гравистатов!

Даниэль снова заорал, прижимая руки ко рту:

— Механические швартовы есть?

Пилот его, видимо, не понял: пришлось орать еще раз, громче, так что в наушниках кто-то из звена недовольно пробурчал: «Дани, отключил бы пока микрофон, оглушишь…».

Пилот яхты пожал плечами и приложил ладони ко рту.

— Было три пары, — разобрал Даниэль. — Сколько из них выйдет — не знаю.

И пилот, оттолкнувшись от колпака, вернулся за консоль.

Даниэль сел, надевая шлем, защелкнул ремни и сдал чуть назад. SPDIF повис носом вниз над «Лестером», который лежал на брюхе в углублении изогнутой поверхности одного из внешних секторов Космопорта. Потеряв ход, он был в конечном счете притянут к поверхности, и только остатки гравистатического заряда на его двигателе, хотя и лишенного всех шести внешних рабочих элементов, спасли поврежденную яхту и ее экипаж от мощного удара при падении.

Сейчас, метрах в шести над «Лестером», курсант уже не видел лицо пилота. Яхта, словно оплавленная капля, распласталась в провале между двумя пятиметровыми полушариями навигационных бакенов, слегка накренившись (отчего Даниэлю и приходилось ставить SPDIF почти на борт, чтобы прижать колпак к колпаку).

— «Сапсан»-шесть-первый, — услышал Даниэль в наушниках голос адмирала Гомилки. — Видишь номера бакенов?

— Никак нет, — ответил Даниэль, не отрывая глаз от яхты. — Сейчас узнаю. — Он переключил канал. — «Сапсан»-восемь-первый, пошли кого-нибудь посмотреть номера бакенов, между которыми лежит яхта.

— Я сам вижу, — откликнулся командир восьмого звена, которое в оборонном строю барражировало сейчас в нескольких километрах над поверхностью.

— Доложи кризисному центру, — сказал Даниэль.

Он услышал, как командир восьмого звена вызывает кризисный центр, и голос Гомилки:

— Давайте номера.

— NW 653, NW A602, господин адмирал, — доложил командир восьмого звена.

— Спасибо. «Сапсан»-шесть-первый, продолжайте работу. Мы попробуем кого-то прислать снизу. Может, удастся вывести монтажников через люки обслуживания бакенов. Но это будет нескоро, бакены расположены в плюс сороковых горизонтах, до них от ближайшей ремонтной бригады десяток километров почти непроходимых внешних конструкций. Так что работайте.

— Есть, — ответил Даниэль, приглядываясь к «Лестеру». В борту недалеко от колпака открылся лючок, оттуда высунулась лапка механического швартова. Высунулась, но дальше не пошла: оплавленный внешний слой брони не выпускал ее. Затем вдруг из-под брюха яхты стремительно выскочил другой швартов: его лапка, подпрыгивая, прокатилась по броне, разматывая металлокерамический тросик, и замерла метрах в двадцати от яхты. Даниэль чуть опустился, внимательно глядя на лапку швартова. Она дернулась раз-другой, но не смогла ни защелкнуться, ни начать самостоятельное движение: кончики обоих ее пальцев были деформированы.

Больше никаких движений не последовало. Подождав минуту, Даниэль снова спустился к «Лестеру» и прижался к его броне, затем снял шлем и припал к броне с внутренней стороны.

Пилот яхты тоже прижался к обшивке, и Даниэль услышал:

— Это все! Больше ни один не выходит!

Даниэль закивал и прокричал:

— Будем работать с этим! Одного хватит, чтобы вас вытащить!

— Может не выдержать! — донеслось через броню.

— Каков вес яхты? — проорал Даниэль.

Пилот показал ему десять пальцев, потом еще три, нарисовал в воздухе запятую и показал еще восемь пальцев. Тринадцать тысяч восемьсот килограммов. Н-да.

— Попробуем! — закричал Кускуна наконец. — Пристегнитесь!

Вернувшись в кресло, он вновь пристегнул шлем, переключился на канал своего звена и сказал в микрофон:

— Шестой, у тебя манипуляторы рабочие?

— Так точно, первый, — откликнулся шестой номер, висевший носом к командиру метрах в ста к северу.

— Подходи сюда и постарайся подцепить кое-что с поверхности.

Осторожными толчками шестой приблизился к командиру. Пилот отключил отражающие свойства колпака, и Даниэль увидел его лицо. Это был Павло Романько, самый блондинистый в звене курсант, которого за цвет волос прозвали Соломкой. Лицо его побледнело от волнения.

— Что подбирать, командир? — как-то по-неуставному спросил Соломка.

Даниэль показал рукой.

— Видишь, тросик лежит, на конце — поломанная лапка?