История спасения - Елена Другая

минета хозяин его не разбудил. Не зная, как отнестись к данному факту, Равиль еще некоторое время нежился в кровати, а потом, ощутив зверский голод, быстро оделся и отправился на кухню, где съел целых две тарелки каши. Сердобольная Эльза подложила ему и маргарина, и даже ложечку джема из банки, который предназначался исключительно для Данко, но Равиль не стал протестовать — уж очень сегодня захотелось сладкого.

После этого он взял из запасов Стефана сразу две сигареты, решив с горя укуриться до смерти, и вышел во двор. С наступлением весны и теплой погоды Карл оборудовал для слуг в дровнике что-то вроде маленького уголка отдыха, смастерил скамейку и столик. Здесь можно было уединиться и предаться своим тяжким мыслям. В дровнике приятно пахло деревом, смолой, закрыв глаза, можно было даже на миг представить, что ты на свободе, где-нибудь в лесу. Вот только птички не пели. Если и были слышны какие-то звуки, так это лай собак, гул моторов проезжающих мимо автомобилей, каркающие крики охранников и конвойных, а иногда и выстрелы, каждый из которых означал, что в этот момент оборвалась чья-то жизнь.

Равиль курил, а мысли его работали лишь в одном направлении — как обуздать звериную натуру Стефана и сделать так, чтобы тот проявлял себя более мягким, сдержанным и добрым. Неужели у немца не было ни капли совести, и ему ни грамма не стыдно постоянно избивать Равиля, зная, что это становилось достоянием всех его слуг?

В это время в дровник вошел Карл. Равиль приветливо ему кивнул, обратив внимание на то, что вид у слуги мрачный и крайне озабоченный.

— Мне нужно срочно поговорить с тобой, Равиль.

— Хочешь сигарету? — предложил в ответ юноша. — Возьми, у меня две.

— Не надо, я свои.

Карл курил самокрутки, выменивая табак на сахарин, который у него оставался от собственного пайка, положенного капо.

— У нас случилось несчастье, — начал он взволнованно и сбивчиво, — с нашей Сарой беда. Выяснилось, что она беременна, и срок уже очень большой.

— Я знаю, — вяло кивнул Равиль, — я случайно услышал, как женщины на кухне про это говорили. А в чем же беда, Карл?

Карл вздохнул, собираясь с мыслями, пытаясь подобрать нужные слова.

— Сейчас попытаюсь тебе объяснить. Мы живем здесь, в доме господина офицера, уже пятый месяц, верно? Так вот, примерно именно такой срок беременности Сары, а это означает, что отцом ребенка теоретически может быть наш хозяин. Я думаю, что у господина Краузе в лагере немало недоброжелателей, мечтающих его подсидеть. Возьми хотя бы этого противного Отто Штерна, который вечно возле него толчется. Сексуальная связь с еврейкой для арийца — это преступление, которое может быть наказано полным разжалованием и даже тюремным заключением. А какой это позор! В наше время, чтобы уничтожить человека, достаточно простого подозрения, а тут, вроде, есть и доказательство — беременность девушки, и ничего не опровергнуть. Как он докажет, что ничего не было?

Равиль напряженно молчал, пытаясь осознать все сказанное, а слуга продолжал:

— Краузе - человек далеко не глупый, поэтому поймет, что Сару нельзя отправлять в больницу рожать или избавиться от плода, ведь там сразу установят срок! Сплетня эта тут же разлетится по всему лагерю, и нашему Краузе конец!

— И что же делать? — настороженно спросил Равиль. — Как ты думаешь, Карл, каким образом он поступит?

— Я думаю, что он ее собственноручно убьет, другого выхода нет, — сказал Карл и грузно опустился на лавку рядом с парнем.

— Как же — убьет? — растерялся Равиль. — Неужели больше совсем ничего не придумать?

— Мне еще приходит в голову, что он, в попытках спасти девушке жизнь и самому не попасть под подозрение, прикажет избить Сару так, чтобы у нее случился выкидыш.

— Какой кошмар, — ужас сковал все тело парня, ему даже стало дурно и затошнило. — Как это возможно?

— Еще как возможно! Но самое страшное, что если ему придет в голову подобное решение, то он, скорее всего, попросит это сделать меня.

— Но почему тебя?

— А кого, Равиль? Тебя? Или адъютанта, который может обо всем догадаться и потом насплетничать? Сам офицер точно бить ее не будет, я в этом уверен. Ты не представляешь, как я расстроен, Равиль. Я ведь полюбил нашу девочку, словно родную дочь. Как же мне поднять на нее руку? Я уже не знаю, что для нее хуже — смерть или потерять ребенка таким вот зверским образом. Но решать, конечно, все равно будет господин офицер, от нас мало что зависит. А теперь слушай, к чему, собственно, я затеял с тобой весь этот разговор.

Равиль, угнетенный самыми плохими предчувствиями, насторожился и весь обратился во внимание.

— Сам понимаешь, что господин Краузе задаст девушке вопрос - от кого ребенок. И, к сожалению, под его подозрение можешь попасть ты. Он может запросто решить, что именно ты и сотворил этот грех.

— Я?! — пораженно вскричал Равиль и вскочил. — Я?! Карл! Но это ведь точно не я, мы ведь с ней толком даже никогда и не общались!

— А ты докажи это нашему господину, если его вдруг осенит подобная мысль! Ты ведь отлично знаешь, что слышит он только себя самого! А тут еще может серьезно приревновать или вообразить, что ты его предал.

— Господи! — Равиль прижал ладони к полыхающим от стыда щекам. — Карл, но ты ведь сам не подкинешь ему подобную идею? И, в случае чего, вы с Эльзой подтвердите, что у меня с Сарой ничего не было?

— Разумеется, мальчик. Но что сама Сара скажет нашему хозяину? Он же потребует назвать отца. Вдруг, чтобы оградить того мужчину, она возьмет, да и назовет твое имя! Это будет логично, так как ты фаворит офицера и тебе вроде как все сходит с рук.

У Равиля подкосились ноги, и он сел, дрожащей рукой потянулся за второй сигаретой. Все мысли его окончательно спутались. А еще вчера он страдал и думал, что у него есть проблемы! Да если прозвучит хоть намек на то, что он был с Сарой, Равиль был уверен, что фашист разорвет его на куски, ведь он запрещал ему даже разговаривать с ней!

— Что же мне делать? — растерянно пробормотал он и с надеждой уставился на Карла.

— Молчать, — резко ответил старый немец. — Сидеть и молчать. И ни в коем случае не заступайся за бедную девочку, иначе Краузе может решить, что ты испытываешь к ней больше, чем просто обычную симпатию или солидарность. А Саре нашей, похоже, мы уже ничем не можем помочь. Нам нужно сохранить хотя бы твою жизнь, Равиль. Помни об