Цветы в тумане: вглядываясь в Азию - Владимир Вячеславович Малявин

города, не догадывающегося о существовании моды и уж тем более светского шика. Площади и переулки вокруг обжитых туристами монастырей заставлены лотками торговцев сувенирами. За ними – магазинчики и закусочные, которые почти все принадлежат китайцам. В первой же забегаловке, куда я зашел перекусить, две чумазые тибетские девочки лет десяти бросились ко мне с протянутыми ладонями. Я дал им поесть, и они с жадностью набросились на еду. Было видно, что они предоставлены сами себе и что попрошайничество – их единственное занятие. «Пошли вон, мерзавки!» – прикрикнула на них китайская хозяйка закусочной. «Сама мерзавка!» – спокойно парировали девочки и невозмутимо доели свою добычу.

Высокогорье постоянно напоминает о себе: болит голова, стучит в висках, сердце рвется из груди, легкие впустую прокачивают воздух, не снимая одышки. Приспособиться к этим ощущениям невозможно, и чувствуешь себя совершенно беззащитным пред неведомыми и грозными силами. Остается терпеть и надеяться на лучшее. Вот она – вездесущая аскеза по-тибетски. В первую ночь почти никто не может спать. А на следующее утро мы выезжаем из Лхасы на трех потрепанных джипах «Тойота Лэндкруизер» китайской сборки – единственном средстве передвижения в этом горном краю, пока еще почти не имеющем асфальтированных дорог. Первые пятьсот километров от пути – до города Лхаце – пролегают по относительно густо заселенному отрезку долины Брахмапутры. Вдоль дороги тянутся деревни, застроенные однотипными домами в форме буквы «П». Просим нашего тибетского гида организовать нам посещение какой-нибудь тибетской семьи. На одном из привалов он договаривается, как мне показалось, с первой попавшейся хозяйкой. Та радушно приглашает нас к себе. Проходим через клеть, где держат скотину, и по грубо сколоченной деревянной лестнице поднимаемся в жилое помещение. Дома только женщины и дети, да еще немой племянник хозяйки, столяр по профессии. В отсутствие мужчин женщины занимаются изготовлением грубых копеечных благовоний и разной поденщиной. Нас угощают кислой самодельной брагой, охотно показывают семейные реликвии и фото. За гостиной находится комната с домашним алтарем и неизменным портретом лояльного Китаю Панчен-ламы (держать портрет Далай-ламы или какие-либо материалы о нем в Центральном Тибете строго запрещено).

На исходе дня впервые попадаем в ламаистский монастырь, спиралью, как ракушка, обвивающий крутую скалу – гениальная находка строителей. Просторные залы с высокими статуями Будд, вспыхивающими в полумраке золотыми блестками, длинные скамьи для лам, читающих сутры, по стенам – полки с древними рукописями в парчовых чехлах (непременный атрибут любого монастыря), мальчик-послушник, торгующий сувенирами у алтаря, на стенах красочные фрески, в переходах – приделы отдельных божеств.

В Шигацзе, втором по величине городе Китая, осматриваем огромный монастырский комплекс – резиденцию Панчен-ламы. Помимо ламаистских святынь у главного зала стоит большой каменный фаллос – дань тантристским культам. Внутри зала на высоком постаменте выставлена позолоченная мумия (точнее, засоленное тело) местного святого. Большая часть монастыря отведена залам, где ламы – все преклонного возраста – читают молитвы за благое перерождение душ. Рядом торгуют одеждой, которую родственники умершего отдают в монастырь. Тут же стайки послушников. Перед службой они часто состязаются в знании сутр: культура диспута в Тибете всегда стояла очень высоко. Задающий вопрос громко хлопает в ладони и выставляет правую руку вперед, как бы подчеркивая острие темы. Проигравший в споре обязан доложить об этом учителю и восполнить пробел в образовании.

Ночуем в каком-то постоялом дворе в тибетском стиле и, следовательно, без всяких удобств. На всю гостиницу – один умывальник казарменного образца. Потом два дня трясемся по грунтовой дороге, то и дело застревая среди самосвалов и бульдозеров. На трассе кипят строительные работы: власти торопятся провести асфальтированное шоссе до самого Синьцзяна. К вечеру второго дня, миновав первый КПП, въезжаем в городок Сага: три улицы, пара современных отелей и маленьких супермаркетов, отделение Китайского банка и вездесущий «China Mobile». В гостиницах, впрочем, нет горячей воды. Нас ведут к приезжему китайцу, который держит несколько душевых кабин и, кажется, очень доволен своим небольшим бизнесом. Не только в душевых, но и в гостиницах, и в магазинах работают только китайские переселенцы, в большинстве своем из соседней провинции Сычуань, но встречаются выходцы из центрального региона и даже Маньчжурии.

Последний день пути пролегает по почти пустынной местности. Джипы ползут в облаке пыли среди величественного, но однообразного пейзажа.

Время как будто замирает. Суетность отступает перед покоем. Редкие остановки у юрт. Сонные тибетки встают с матрацев, чтобы дать нам еду. На исходе дня застреваем у второго КПП. Солдаты с деланно равнодушным видом, но добросовестно роются в наших чемоданах в поисках «вредной» литературы. Не обнаружив ничего крамольного, так же равнодушно удаляются. (Теперь обыск отменен. – Авт.) А мы въезжаем в зону горы Кайлас и останавливаемся на ночлег на берегу овеянного легендами озера Манасаровар. Это озеро с «живой водой», словно хранящее в синеве своих вод лучезарное небо. На дне его живут божества, управляющие подземным миром. Совсем рядом, через узкий перешеек, находится озеро с «мертвой водой», которое управляется для буддистов демонами, а для бонцев – теми же богами.

На следующий день объезжаем Манасаровар и осматриваем местные монастыри – их здесь несколько. Места, говорят тибетцы, для духовного подвига подходящие: уединенные и святые. Берега озера, правда, почти везде топкие, и подойти к воде невозможно. Вдоль берега вьется мошкара. В одном из монастырей старый настоятель с изрезанным морщинами лицом рассказывает о смысле паломничества на Кайлас: обходя гору, говорит он, нужно думать не о собственном благополучии, а о счастье близких или даже всего человечества; спасает не обряд, а искреннее милосердие. Выйдя из монастыря, заезжаем на озеро смерти. Что-то демоническое в нем и вправду есть: лежит оно в мрачной, лишенной растительности котловине, из его недвижных вод поднимается пара таких же мрачных островов, похожих на горы шлака. Мягкий песок у его берега оказывается западней: колеса джипов прокручиваются в нем, и машины приходится чуть ли не на руках выносить обратно.

Но вот и Кайлас, окутанный покровом легенд, как облака толстой пеленой окружают его странно-правильный конус. Для индусов он обитель Шивы, для буддистов – образ рая и самого Будды, а для последователей бон – воплощение основателя их религии Тенпа Шенраба, который вошел в гору в облике огромного белого яка. Ночуем в маленьком грязном поселке Тарчин у южного склона горы и с утра начинаем кору. С нами идут два носильщика из местных жителей, выбранные их начальником по жребию.

Несколько яков несет главную поклажу. Они идут отдельно, собственными звериными тропами.

Нам предстоит пройти без малого 60 км за три дня. Первый день идем вверх по