Тот Город (СИ) - Кромер Ольга

Катерина спорить не стала, отвернулась, но два дня спустя, когда Ося, дежурившая по бараку, домыла полы и добралась, полуживая от усталости, до своей секции, все четверо её подруг сидели тесно на Катерининых нарах, и та о чём-то увлечённо рассказывала. «Тот Город», – услышала Ося, осторожно подошла поближе.

– Андрей говорит, как революция сделалась, как по-ихнему не вышло, сразу они туда ушли, – говорила Катерина. – Стало быть, уж тридцать лет там живут.

– А почему он сам туда не ушёл, – спросила Даша, – старик-эсер этот, что Андрею рассказал?

– Старик – доходяга. И не уйдёшь в одиночку, не выживешь, тут люди нужны, надёжные.

Наступило молчание, Ося кашлянула, Катерина подняла глаза, посмотрела с вызовом. Ося ничего не сказала, но поздно вечером спустилась к Катерине на нары, спросила тихо, в самое ухо:

– Зачем ты это делаешь, Катя?

– Затем, что людям вера нужна, без веры не пойдут они, – так же тихо ответила Катерина.

– Ты хочешь обманом заставить своих друзей пойти за тобой?

– И с обману польза бывает, – усмехнулась Катерина, и Ося поняла, что эту битву она проиграла, Катерина не отступится.

– Ты мне, подружка, задумку не ломай, – сказала Катерина.

– Ты меня просишь или угрожаешь?

– Покамест прошу.

– Ясно, – сказала Ося и вернулась к себе на верхние нары.

Всю ночь она не могла заснуть. Катерина была её лучшей подругой, делилась с ней последним куском, помогала выполнять норму, рискуя карцером, воровала для Оси карандаши и бумагу, тащила её на себе в лагерь, когда на Осю упало дерево, выхаживала после болезней. Всем чистым, светлым, достойным в её лагерной жизни, она была обязана Катерине. Невозможно было встать и сказать: «Девочки, Катя врёт». И невозможно было промолчать. Оставалось надеяться, что всё равно ничего не выйдет. С этой зыбкой надеждой она и заснула под утро.

Через неделю, вечером после работы, Катерина позвала всех за угол БУРа, единственное место в лагере, которое плохо просматривалось с любой вышки.

– Побойся Бога, Катя, на улице дождь стеной, – взмолилась Наташа.

– Тем лучше, никто носа не высунет, – возразила Катерина.

– Странно мы будем выглядеть, стоя впятером под проливным дождём.

– А мы не просто так будем стоять, мы щепки собирать будем на растопку.

Зная по опыту, что переспорить её невозможно, все засобирались, с кряхтением и оханьем натягивая влажные телогрейки и самодельные башмаки – с обувью в лагере стало совсем плохо, и местные умельцы, включая Андрея, наладились делать коцы – башмаки, резиновые подошвы которых вырезали из старых шин, а войлочные голенища – из старых валенок. Коцы считались шиком, они были легче и не так сбивали ногу, как деревянные башмаки. Андреевыми стараниями у всех пятерых были коцы, но ноги всё равно промокали. Ося тоже спустилась, понимая, что не пойти нельзя, придётся отвечать на вопрос «почему?».

Зайдя за угол БУРа, они увидели, что возле забора с мужской стороны зоны стоит Андрей, а с ним двое незнакомых мужчин: молодой красивый парень с явной военной выправкой и мужчина постарше, лысоватый, в очках, с очень интеллигентным лицом и манерами.

– Знакомьтесь, – сказал Андрей, – это Алексей, а это Толик, Анатолий Петрович. Они в курсе, я их просветил. Давайте по-быстрому, мне в карцере сидеть ни к чему сейчас.

– Значит, так, – сказала Катерина. – Нас пятеро, и мужиков нам нужно пятеро, стало быть, ещё двоих. Андрей нам искать будет. Анатолий расконвоированный, он нам поможет верёвки раздобыть, топор, может, лекарства какие, хоть йоду. Продукты начинаем копить, кто что может. Спички надо достать, соли. И главное – потихоньку, по-умному, по-осторожному у людей порасспрашивать, где эта Озябь. Пока не узнаем где, нечего и собираться.

– Я по-прежнему думаю, что Финляндия – лучшая идея, – сказал Анатолий. – Я слышал, ещё в тридцать четвёртом туда люди бежали.

– В Финляндию не побегу, – отрезала Катерина. – Я уж говорила тебе, жить и помирать на родной земле буду.

Даша согласно кивнула, Наташа молчала, внимательно рассматривала Алексея. Ося встретилась глазами с Леной, та пожала плечами.

– Для продуктов схрон сделаем с той стороны, – сказала Катерина. – Зимой долго лежать будет, а весной побежим. Зимой по снегу несподручно бежать. В бараке языком не трепать, наседок хватает. Ежели кто что хочет сказать, мне говорите, а я уж позабочусь, всем передам. Как Андрей нам ещё двоих найдёт, мы больше никого звать не будем, десять человек хватит нам.

– Что вы об этом думаете, Оля? – спросила Лена, когда они последними задержались в сушилке, пристраивая к печке мокрые коцы.

– Фантастическая идея, – осторожно ответила Ося.

– Я тоже так думаю, – сказала Лена. – Но я также думаю, что ещё десять лет лагерной жизни я не выдержу. Я готова рискнуть.

Прошёл месяц. Где находится Озябь, они так и не узнали, и у Оси появилась надежда, что всё обойдётся, что дальше разговоров дело не пойдёт. Но в конце октября Катерина снова вызвала всех к БУРу, сказала угрюмо-торжественно:

– Нашли мы Озябь. Алексей нашёл, вольняшки ему объяснили. Нынче это не Озябь вовсе, а посёлок имени товарища Бонч-Бруевича. Стало быть, судьба нам попробовать.

Осино сердце пропустило два удара. Она снова не спала всю ночь, пытаясь понять, как ей быть, что ей делать. Предположим, сказала она себе, Тот Город действительно есть. Предположим, есть целый город в тайге, где живут вольные люди, не признающие над собой никакой власти. «Ты хотела бы там жить?» – «Нет, не хотела бы», – честно призналась она себе. Там нет Яника, и вряд ли она сможет заниматься тем единственным делом, которым только и должно ей заниматься. «Значит, дело не во вранье?» – снова спросила она себя. Но враньё отрезало всякую возможность говорить с подругами открыто. Катерина не только не простит ей такого разговора, но, может быть, и не переживёт его – такие сильные цельные люди очень легко ломаются, если знать, куда бить: Ося насмотрелась в лагере.

После трёх бессонных ночей она решила поговорить с Катериной ещё раз. Они снова работали в паре, Наташу из вальщиков перевели в обрубщики сучьев. Улучив момент, когда они валили дерево на другом конце делянки, далеко и от бригады, и от конвойных, Ося сказала:

– Катя, послушай. Предположим, доберёмся мы до этой Озяби живыми и здоровыми, предположим, все пять пар получатся удачными, предположим даже, что в этом руднике есть какие-то запасы и там можно жить – как мы будем жить, Катя? Ведь все думают, что там целый город, верят в твою сказку. А на самом-то деле будут десять человек в мокрой холодной пещере, пожизненно оторванные от мира, напуганные, шарахающиеся от любой тени.

– За себя говори, – перебила Катерина. – Меня напугать непросто.

– Хорошо, не напуганных, не это главное. Как мы будем жить и для чего?

– Для чего люди живут, для того и мы будем. Детишек заведём, хозяйство.

– И что потом? У наших детей не будет паспортов, они никогда не смогут вернуться в большой мир.

– Нечего и возвращаться, что они там забыли?

Ося вздохнула.

– А если мы ссориться начнём?

– С чего нам ссориться? Когда занятие есть и всяк своё дело делает, тут уж не до ссор.

– Мало ли. Женщины мужчину не поделят, мужчины – женщину, ты же знаешь, как это бывает.

– Знаю, – согласилась Катерина. – Потому и мужиков подбираю подходящих. Видала, как Наталья на Алексея смотрела? То-то.

– А со мной что делать будешь? Мне никто не нужен.

– Это тебе в лагере никто не нужен, за решёткой да впроголодь, а на свободе заиграет кровушка, помяни моё слово. А ежели нет, Толик тоже говорит, что не нужен ему никто, вот и будете пара.

– Как ты не боишься вести за собой десять человек на почти верную смерть?

– А смерть-то и в лагере недалёко ходит. Все знают, на что идут.

– Они не знают, они верят в твою сказку.

– Андрей знает, а всё едино идёт.

– Расскажи им правду, – попросила Ося.