Рифейские горы - Александра Турлякова

Старик ко всему отнёсся с опаской, с осторожностью. Настаивал на том, что гос-тью нужно расспросить, вызнать адрес и вызвать родственников. Он боялся возмож-ных осложнений, новых проблем. А жена, эта старая женщина, отругала его, хотела было прогнать, но куда на ночь глядя да ещё с больными распухшими ногами?

— Чего ещё от тебя, мужика, ждать? Испугался? А когда спите, под бочок себе та-щите, — не страшно? Нам потом вот так мучиться! Рожать их, слезами и кровью об-ливаясь, а они гибнут потом! Где твои сыновья, старый, где твои Ю́мас, Ла́сса, Ту́тал? Где они все? Нету их! И где похоронены, — не знаешь!

— Ну, вот, опять старая песня, — старик вздыхал и охал. Он и не рад был, что вообще вмешался. — Всё равно, Мирна, сообщить родне нужно… Мало ли…

О том, что супруг прав, Мирна начала подумывать только к утру. Роды шли труд-но, гостья оказалась настолько слабой и уставшей, что сил разродиться ей не хвата-ло. Даже кричать не могла в полную силу лёгких. Плакала лишь и всё чаще впадала в беспамятство. Затянувшиеся роды могли кончиться смертью ребёнка, и тогда нужна была срочная операция. А как вызывать врача, когда даже не знаешь имени пациент-ки? Не знаешь, сможет ли она заплатить, а своих-то денег нет ни монетки в доме.

Ребёнок родился к обеду. Родился сам, неожиданно крупненький для такой слабо-сильной матери. Ирида, как сквозь вату, услышала его сильный пронзительный крик и только одно подумала: "Всё! Теперь уже всё!.."

Младенец заливался воплем, ей казалось, требовательным и обиженным, и по этим ноткам крика поняла, почувствовала: мальчик! Мальчишка!

Пока Мирна мыла его и пеленала, лежала без сил, хватая воздух искусанными обескровленными губами, не делая никакой попытки подняться, чтоб увидеть, не требуя показать. Будто забыла про него! Будто не ради него перенесла столько стра-даний, столько боли.

Мирна протянула младенца сама, поднесла как можно ближе, осторожно держала обеими руками.

— А мальчишечка-то, вон, какой хорошенький, — улыбнулась с радостным облегче-нием всеми морщинами на счастливом лице. — Живучий! — Святая Мать! Знала бы она, насколько. После стольких попыток неудавшихся не имел он права умереть сейчас, при родах. — Такой красавчик у мамы… Ох, мужа-то порадовала… Ну, давай-давай, держи своё сокровище.

Ирида поднялась на руках, не отрываясь глядя на новорожденного, смотрела, на-хмурясь, настороженно, с опаской и с любопытством.

Кого она думала увидеть? Второго Кэйдара? Его подобие? Конечно, после всего, что ей пришлось пережить по его вине… А что увидела? Маленькое, прямо-таки крошечное хнычущее существо. Распахнутый кричащий ротик, закрытые глаза, маленькое личико. И что в нём красивого? Хотя самой-то ей младенцев так близко видеть ещё не доводилось. Но раз уж Мирна говорит, что красивый, значит, так оно и есть.

И ты ненавидела этого малыша с самого его зачатия, ненавидела со всей силой, на какую только способна была. Ненавидела его самого и его отца. Но отец этот теперь далеко, в другом мире, от него только этот ребёнок и остался. Маленький, совершен-но беспомощный, ни на что, кроме крика, не способный. Вот он, момент, когда ты можешь убить его. Убить, не прилагая никаких усилий. Просто отказаться от него! Не ухаживать за ним, не кормить. И он умрёт. Ты же этого и хотела.

— Ну, не бойся! — Мирна поняла заминку по-своему. — Так вот, обеими руками держи. А головку придерживай ладонью. — Переложила тёплый двигающийся свёрток в дрожащие руки, добавила:- Он голодный, видать. Кормить его надо. Видишь, как губки складывает, кушать хочет…

Младенчик в её руках сразу же перестал кричать, замолчал, глядя на свою мать глазами, подёрнутыми голубой дымкой. Слышала где-то раньше, что дети новорож-денные слепые, но этот смотрел на неё с интересом, и даже будто бровки нахмурив.

Мирна рассмеялась:

— И он с мамой своей знакомится.

Слабо завёрнутый в кусок от старого хозяйского платья, он довольно легко освобо-дил руки и одной ладошкой, притянутой к самому личику, закрыл себе рот.

Мать Создательница! Ведь он же живой! Не подобие Кэйдара и даже не ты сама! Он — сам по себе! Он уже живёт, двигается, смотрит, изучает собственную мать, которая для него сейчас всё, — весь этот мир! — и помощь, и защита. Кто у него есть, кроме тебя? Никого! Так же, как и у тебя самой.

Нет, Кэйдар! Зря ты думал, что я отдам его тебе. Никогда! Особенно теперь. Он мой! Это мой ребёнок. Мой и ничей больше. Попробуй теперь забрать, только по-пробуй…

* * *

Магнасий, неторопливо прохаживаясь вдоль рядов, присматривался, приценялся, но распустить шнуровку своего кошелька не спешил. Какой толк перекупать товар у своих же, у работорговцев? Цену загнут такую, что потом не продашь никому. Да, в нашем деле торопиться нельзя. Поспешишь — пожалеешь! Всегда можно дождаться торговцев оптовым товаром. Таких сразу видно, ещё издалека: обманчиво заинтере-сованный взгляд, но торопливая походка. Так раба себе не выбирают главарь банды или пиратствующий капитан. Какой с такого торговец? Хотя именно они чаще всего и предлагают любопытные экземпляры. Порабощение свободнорождённых аэлов — опасное дело, преступное, за него полагается смертная казнь. Но на рынке раб — это раб! Попробуй докажи, что ты свободнорождённый. Для этого нужно не меньше трёх свидетелей или подтверждающий документ, например, запись в родовой книге. Но риск того стоит. На рабов цена всегда высокая, они даже летом в цене. Сейчас сбить её может только победоносная война, захватнический поход. Но времена уже не те. Правитель с соседями дружит, а на побережье для Него все либо друзья, либо родственники.

Ух, ты! Только подумал. Сам Минан здесь, сам управляющий из Дворца. Вот у кого всегда в кошельке звенит. Богатый покупатель, не свои же деньги выкладывать приходится.

— Моё почтение, — С достоинством поклонился первым: такие знакомства лучше беречь и поддерживать. Минан сдержанно и важно двинул подбородком в ответ. Спокоен, как всегда, но в глубине глаз скрытое недовольство или возмущение. — Покупаешь?

— Продаю! — Минан повёл глазами чуть в сторону. Рядом с ним Магнасий молодого парня увидел. Высокий, стройный, развит прекрасно. Одного взгляда достаточно: не меньше двухсот лиг потянет при торгах и это — начальная цена.

— Ну-ка! Позволишь? — Чуть ближе шагнул, разглядывая с нескрываемым интересом. Хорош невольник! За такого деньги выложишь не скупясь. Да и варвар к тому же. Никакая родня с криками не явится требовать назад. Одно насторожило: вся спина и плечи у раба — в шрамах. От бича, как видно. Непокорный, значит. Такого не всякий хозяин купит. И смотрит-то как: исподлобья, со злым прищуром. И на губах, на подбородке кровь засохшая. Вздёрнул голову, отстраняясь, когда Магнасий принялся мышцы ощупывать: не дряблые ли.