Рифейские горы - Александра Турлякова

А ведь как держалась всегда! Конечно, она — законная дочь Правителя, а мать — не наложница, аскальская принцесса. Что из того, что Отец прожил с ней всего три года? Ямала простудилась и умерла от воспаления лёгких, будучи беременной вторым ребёнком. Айну, считай, с рождения опекала толпа нянек, вколотивших в её хорошенькую головку мысль о собственном величии. При редких встречах со своим старшим братом, которого она сегодня посмела назвать "ублюдком", Айна уже десятилетней девчонкой корчила презрительную и надменную гримаску, не то, что словом, взглядом не удостоит.

Дорогие наряды, золотые украшения, драгоценные камни — её украшали, как стату-этку, баловали все, кому не лень. Она и вела себя соответственно.

А тут, смотри-ка ты! Спуталась с рабом, с варваром. Ради него унижаться готова, просить брата-ублюдка.

Кэйдар не смог удержать горькой усмешки. От наказания Судьбы не убежишь. Вот и тебе теперь, сестрёнка, придётся о многом пожалеть. О своей надменности хотя бы в обращении со мной. Теперь ты целиком в моей власти. Стоит слово сказать — на фоне перемен в привычном укладе нашей Империи казнь дочери Правителя будет главной новостью недолго. Но решусь ли я на это слово?

Слишком многое стоит за моим молчанием. Поэтому…

Поэтому я сделаю всё, чтоб сберечь свою семью, её честное имя, чтоб сберечь свою землю, свой народ, свои Творцом данные законы.

Сломаю всякого, кто мне помешать посмеет!

Он и вправду поначалу готов был ломать его в буквальном смысле слова. Но пока шёл, остыл, заставил себя обрести утраченную сдержанность. Подавил в себе жела-ние ворваться и бить, бить ногами, руками — забить до смерти. Напротив! Остано-вился у порога, вглядываясь в полумрак темницы. Охранник держал в поднятой руке масляный светильник. Пламя небольшое, но свет доходил даже до дальней стены пыточной камеры. В углах копилась чернота, камень влажно поблёскивал.

Только увидеть — больше ничего! Увидеть после всего, что узнал. Понимал, что удержаться в таком состоянии будет очень сложно. Но сдержался. Стоял, молча разглядывал.

Варвара приковали за запястья к пыточному столбу, высоко, за вздёрнутые руки, так, что раб еле ногами до пола доставал. Низко опущенная голова, свешивающиеся волосы закрывали лицо.

Кэйдар видел его всего и будто впервые видел. Конечно, в ипостаси сестринского любовника только сейчас.

Варвар медленно поднял голову, дёрнулся привычным движением, откидывая волосы, мешающие видеть. Глянул с вызовом, смело. Без страха! С интересом. Ну да, он не мог не слышать, как отпирали засов, не мог не почувствовать на себе взгляда. Наверняка, меня-то ты среди ночи здесь видеть не рассчитывал, до утра собрался прохлаждаться.

Их взгляды пересеклись, но раб не отвёл глаз — не забылся! — не отвёл намеренно, и тогда Кэйдар не выдержал. Подошёл стремительно, ещё в движении поднимая руку для удара.

Кулак вошёл в ничем не защищённый живот, только мышцы пресса напряглись, пытаясь создать хоть какую-то преграду. Варвар с хрипом дёрнулся — звякнули друг о друга оковы на запястьях. Кэйдар ударил ещё раз, но уже чуть выше, в солнечное сплетение. После этого удара раб отходил уже дольше. Задыхаясь, хватая ртом воз-дух, вскинул голову, инстинктивно пытаясь помочь лёгким начать дышать, и Кэйдар ударил его другой рукой в лицо. Схватив жёсткими пальцами за подбородок, резким движением вздёрнул вверх, произнёс:

— Я мог бы убить тебя прямо сейчас, с превеликой радостью, но я обещал ей. Сын Правителя держит слово! Даже если перед ним такая мразь…

Варвар дёрнул головой, но Кэйдар держал крепко, тот смог ответить на реплику лишь взглядом, ненавидящим и презрительным одновременно. Казалось, он рассме-ётся сейчас прямо в лицо, но Кэйдар опередил его ударом наотмашь.

Она говорила о какой-то там мести, сведении личных счётов. Видела бы она эту тварь сейчас! Кому здесь мстить? Голыми руками можно задавить, как гниду. Что она могла найти в нём? Даже в сравнении с Лидасом…

Отступил, мгновенно потеряв всякий интерес. Что приятного — бить неспособного к сопротивлению? Прикасаться к тому, что ничего, кроме омерзения, не вызывает?

— Ликсос придёт только утром, господин, — заговорил надзиратель, пропуская Кэй-дара.

— Не надо палача, — Кэйдар в его сторону даже не глянул. — Я отдам распоряжение управляющему. Завтра утром.

И она унижалась ради такого? И она спала с ним?

Отец Всемогущий! Что ждёт Империю?!

* * *

Аэлы или "светом созданные", если дословно, поклонялись огню, Творцу и пожи-рателю всего Сущего, а ещё они чтили Солнце. Даже город их, Каракас, повторял в своей планировке солнце: в центре огромная площадь с главным храмом Отца-Создателя, храмом вечного чудотворного огня, от которого разбегались во все сто-роны улицы-лучи. Дворец же Правителя, высокий, в три этажа, красивый, из белого искрящегося на солнце камня, находился на возвышении и за высокой стеной, отде-ляющей его от всего города. Он был виден из любой точки и выполнял функцию цитадели, главного оплота и крепости в случае обороны.

Ирида почти год прожила во Дворце, а в городе оказалась впервые. Даже тогда в тот день, когда их только привезли, она очень мало смотрела по сторонам, ничего не запомнила и не успела разглядеть. Единственным воспоминанием о Каракасе оста-лось подавляющее впечатление о высоких каменных стенах. Трёхэтажные и даже пятиэтажные дома, вымощенные кусками камня улицы и много, очень много людей. Постоянный, непрекращающийся гул.

Для неё, рождённой в степи, среди шестиколёсных кибиток, войлочных шатров и звериных шкур, всё это казалось необычным, непонятным и удивительным. Глаза, привыкшие обозревать простор степи по горизонтали, теперь устремлялись вслед за кладкой камня вверх, казалось, до самого неба.

Как их не давит этот камень? Как они не задыхаются в этой тесноте?

Ирида подчинялась одному правилу: уйти как можно дальше от Дворца, от Кэйда-ра, и шла вниз, вниз и дальше. Шла, подгоняемая страхом. Время-то уже приближа-лось к вечеру, значит, скоро ужин. Её, конечно, хватятся ещё до ужина. Бросятся на поиски. Надо спешить! Надо.

Ноги несли её сами. Хотя цель — сбежать! — уже была достигнута. А что дальше делать? Куда теперь?

Казалось, все на неё оглядываются, провожают глазами, удивлённо пожимая плечами. Куда так можно спешить с таким большим животом, на последних сроках? Со дня на день роды начнутся, сидела бы дома, готовилась. Нет уж! Сорвалась. Чуть ли не бегом бежит.

Нет! Никому она здесь не нужна. Никому нет дела до одинокой молодой женщины со сбившейся на плечи головной накидкой. Никто её не догонял, никто не кричал вслед, не требовал остановиться, никто не спешил наказывать за самое страшное, что только может сделать невольник: за побег.