Гвоздь в башке - Юрий Брайдер

Немного освоившись в новом теле, я сразу почувствовал себя не совсем уютно. Этот молодец представлял собой полную противоположность киммерийцу Шлыгу. Вместо инертности, покорности, лени и скудоумия — дерзость, неистовость, изворотливость и сообразительность.

Говоря фигурально, если Шлыг был податливым воском, то этот типчик — куском кремня, о который и руку недолго поранить. Чувствую, трудненько мне с ним придется. Личность — она и в бронзовом веке личность.

Сейчас мой предок лихорадочно размышлял над тем, где ему лучше укрыться до вечера, чтобы потом, в темноте, скрытно покинуть город. Судя по всему, он недавно совершил нечто такое, что в древнем Вавилоне считалось тягчайшим злодеянием, и сейчас искал способ избегнуть расплаты.

Однако страха в нем не было. Точно так же, как и раскаянья. Преступления были его ремеслом и даже в некотором роде страстью, а всех окружающих людей он делил на две категории — вероятных врагов и потенциальных жертв. Да, опять мне повезло. В кавычках, естественно.

Стоило только копнуть в его сознании чуть поглубже, как он весь вздрагивал, словно укушенный оводом жеребец, и мысли, прежде предельно ясные, сразу превращались в запутанную головоломку.

По всем параметрам это был человек необыкновенный, наделенный не только острым умом и звериным чутьем, но и многими другими опасными талантами.

В другой ситуации я не стал бы с ним связываться. Хватит с меня Васьки Лодырева и Эгеля Змеиное Жало. А этот, похоже, еще похлеще будет… Но меня разбирало любопытство — какой нынче век, правильными ли были мои расчеты?

Интересно, у кого это можно здесь узнать? Наверное, только у жрецов, наблюдавших ход светил и ведущих на глиняных табличках учет небесных знамений и человеческих дел.

Но моего предка (мысленно я нарек его Вавилонским вором, по аналогии со знаменитым фильмом «Багдадский вор», которым восхищались наши дедушки и бабушки) сунуться в храм не заставишь, это ясно. Да и кто там будет с ним на эту тему разговаривать? Жрецы всех времен и народов строго охраняли свои тайны от посторонних.

Предок тем временем слегка изменил свою тактику. Опасаясь примелькаться, он покинул окрестности храмовой площади, но улицы по-прежнему выбирал только те, где сквозь толпу нужно было протискиваться едва ли не силой.

Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, куда он держит свой путь сейчас — ну конечно же, на городской рынок, где праздношатающейся публики, наверное, еще больше, чем возле святилища Иштар.

Скоро стало ясно, что я не ошибся. Любой рынок, в особенности восточный (а тем более древний, еще не попавший под контроль санитарной инспекции), можно загодя узнать по ароматам заморских специй, запаху жареного мяса и вони протухшей рыбы.

Торговали здесь (вернее, менялись) прямее рук, с циновок, с повозок, из окон близлежащих зданий и, конечно же, из-под полы (но это в основном касалось фальшивого золота, ядов и дурманящих снадобий).

Купцы являли собой настоящий интернационал — были здесь и узкоглазые азиаты, и угольно-черные эфиопы, и рыжебородые кельты. Но чаще всего, конечно, на глаза попадались вездесущие финикийцы — все как на подбор носатые, крикливые, льстивые, вороватые.

Миновав ту часть рынка, где в основном торговали съестным, предок направился к лавкам, в которых был выставлен солидный товар. Никакого определенного плана он не имел, а просто убивал время и попутно ловил удобный случай, в который, подобно всем фартовым людям, верил больше, чем в богов.

Из соседней лавки донеслась греческая речь, вызвавшая в моей душе невольный отклик, который каким-то образом немедленно передался предку. Вавилонский вор приостановился. Похоже, он привык доверять любому внутреннему голосу. Учтем на будущее.

Купцы, толковавшие между собой на языке Гомера, были похожи друг на друга, словно братья-близнецы — оба лысенькие, невысокие, сухощавые, но ловкие и жилистые, как бойцовые псы. То, что они благополучно добрались сюда за тридевять земель, да еще сумели сохранить свое добро, свидетельствовало о предприимчивости, бесстрашии и умении ладить с самыми разными людьми.

Правда, товар у греков был небогатый — скромные медные украшения, кувшины и кубки довольно примитивной работы, шерстяные ткани, немного египетского стекла.

Тот из купцов, который обмахивался веером, покосился на Вавилонского вора и сказал на языке, хоть и незнакомом мне, но понятном через восприятие предка:

— Чего стал? Проходи.

— Мне нравится твой товар, — ответил Вавилонский вор. — Почему же ты гонишь меня?

— Мой товар стоит недешево, — купец зевнул, демонстрируя полное пренебрежение к собеседнику и отсутствие передних зубов. — А у тебя при себе нет ни серебра, ни железа, ни рабов.

— У меня есть что-то получше.

Вавилонский вор снял с указательного пальца тонкое колечко, свитое из золотых нитей и снабженное кроваво-красным необработанным камнем.

Купец с подчеркнутым безразличием взял кольцо и, проверяя вес, подбросил его на ладони, а потом покосился на напарника, до сих пор не проронившего ни слова. В ответ тот только неопределенно пожал плечами — поступай, мол, как знаешь.

— Вещь, прямо скажем, не ходовая, — сказал первый купец. — Знать таких колец не носит, а для черни оно чересчур дорого… Я, конечно, могу его взять, но сначала хотелось бы узнать, что ты хочешь получить взамен.

— Из того, что видят здесь мои глаза, ничего. — Предок взмахнул рукой так, словно хотел вымести вон весь выставленный в лавке товар.

Это ничуть не смутило купца.

— Время сейчас такое, что все самое лучшее приходится хранить в потайном месте, — вкрадчиво пояснил он.

— Понимаю. Но мне не нужен товар. Мне нужна дружба.

— Ты собираешься купить дружбу за золото? — усмехнулся купец. — И не боишься остаться внакладе?

— Дружба с достойным человеком бесценна.

— Какая дружба тебе требуется? На веки вечные?

— Нет, всего на пару деньков.

— Каким именно образом мы должны подтвердить свою дружбу? — купец был не только хитер, но и проницателен.

— А когда вы собираетесь возвращаться назад?

— Да уж пора бы, — греки вновь переглянулись.

— Вот и увезите меня подальше от этого города. Других доказательств дружбы мне не надо, — предок ловко перехватил кольцо, которое купец продолжал подбрасывать на ладони. 

Предложение заманчивое, — сказал грек, скрестив освободившиеся руки на груди. — Но и рискованное. Войди в наше положение, незнакомец. Мы здесь чужие. За нами следят десятки пристрастных глаз. А ты, как я понимаю, не принадлежишь к числу тех, кого славят в Вавилоне. Как бы дружба с тобой не окончилась для нас кнутом и колом.