Возвращение - Дмитрий Манасыпов

– А я, Пикассо, вовсе и не переживаю… – Точинов вымученно растянул губы в улыбке. – Не с чего мне в вас сомневаться, давно это понял. Коды к системе безопасности вот здесь, в коммуникаторе. Там же и схема пути, если вы вдруг забыли.

– Хорошо. – Черт, как же это успело стать привычным, такое вот прощание с человеком, который был тебе хорошим, пусть и недолго, товарищем. Как же оно угнетает, это деловое прощание, в котором есть самое главное, то есть довести дело до конца. Хотя что сейчас можно ему сказать, ведь даже не подозреваю – как его зовут. Он же и не представлялся никому из нас. Просто Точинов, вернее – профессор Точинов. И не знаю про него абсолютно ничего и потому, что остается, кроме как выслушать его в последний раз. И все.

– Это просто прекрасно. – Он снова закашлялся, только совсем глубоко, отхаркнув густую кровавую слюну. – Послушайте меня, пожалуйста. Все послушайте…

Крюк подошел ближе. Так же как и Сдобный. Скопе это было не нужно, потому что все это время голова Точинова лежала на коленях моей молчащей сестры.

– Я хочу попросить у вас прощения. У вас, Крюк, за то, что приложил руку к тому, что сделало вас таким, какой вы сейчас. А у вас, рейдеры, за то, что отнял ваш дом. И заставил ходить в него так, как вы это делаете. Простите меня, пожалуйста…

Мне показалось, или в уголке глаза нашей несгибаемой валькирии блеснула слеза? Наверное, не показалось, я даже уверен в этом. Сам не знаю, как бы повел себя на ее месте, слушая этого храброго мужика, наплевавшего на все, что имел, и приехавшего сюда исправлять собственные ошибки.

– Мы прощаем вас, профессор, – голос Крюка прозвучал куда более низко, чем обычно. Измененный смотрел на профессора с таким странным выражением…

– Спасибо… вот здесь, в кармане… – Точинов обвел нас глазами. Закрыл их, вздохнул и снова глубоко закашлялся. Кашель прекратился разом, он вздрогнул, потянулся всем телом и замер.

Я не знал, каким он был там, в своей обычной жизни, не знал, что он любил. Ничего не мог сказать о нем, кроме как о человеке, который не побоялся пойти на страшный риск и с честью прошел рядом с нами эти несколько дней и несколько десятков километров пути. От такого напарника, как Точинов, я бы не отказался. На него можно было положиться. И было очень жаль этого замечательного мужика, который не сможет увидеть, как мы закончим всю эту байду, закончим именно так, как ему хотелось.

Сестра открыла клапан его кармана. Там была одна-единственная помятая фотография. Совсем молодой профессор, еще без очков, стоящий у прилавка с воздушными винтовками в обнимку с мальчишкой, так похожим на него самого. Радостные и улыбающиеся, держащие в руках по вафельному стаканчику с мороженым и смотрящие в объектив камеры без тени каких-либо сомнений в том, что все будет хорошо. Двое, отец и сын. И…

– Ты понял, брат?.. – голос Скопы сорвался, она всхлипнула. – Только фамилии почему-то разные…

Я лишь молча кивнул. Да, фамилии у них были разные, были… Вот только и взгляды, и выражения лиц в моменты, когда они радовались или задумывались, были одинаковыми. Район, Район, как же так? Ну почему, скажите мне, почему он молчал?!! А я? Почему не покопался в собственных глупых мозгах, чтобы понять, кого же он так тебе напоминает? Вот так, товарищ капитан ФСБ, мы и встретились и познакомились с вашим отцом. И шли с ним так же, как и с вами, год назад. И так же, как и тебя, Лешка, мы держали на собственных руках в последние минуты жизни. Не сказав того, что просто необходимо было сказать. Это вы нас простите, оба, за нашу глупость, простите потом, если встретимся.

Коридоры, снова коридоры, те самые. Так врезавшиеся в память, давящие всем своим видом. Все так же горели по непонятным причинам лампы, убранные в колпаки из металлических прутьев. Под ногами хрустели куски штукатурки и спинки насекомых, шелестели невесть как оказавшиеся здесь прелые листья и звенели гильзы. Этот звон не удивлял, если вспомнить то, что здесь было. Мы шли вперед, не останавливаясь, лишь два раза чуть замедлив шаги.

Помнилось, что в том месте, где погибли спецназовцы, оставшиеся прикрывать нашу группу, было много бетонных блоков и козырьков, нависающих сверху. Конечно, ничто даже и близко не напоминало о том, что не так уж и давно здесь погибли два очень неплохих парня, пожертвовавших собственными жизнями ради того, что так и не было закончено. Но, ребята, вы все сделали не напрасно, потому что сейчас мы с сестрой вновь проходим мимо того места, где вы приняли свой последний бой. И в этот раз я не подведу никого, уничтожу любого, кто бы ни встал у меня на пути.

А вот здесь, возле проема, который уводил еще куда-то, погиб Валий, бросившись на друга, закрыв его собой. Вот он, след от разрыва, так и чернеет на стене, а Валия уже нет. Да, брат, мы вернулись. И впереди есть еще три места, которые для нас такие же, как и это.

Поворот, и вот он, короткий коридор, в котором остался Дым, понимавший, что не дойдет. Здесь, где-то здесь Тоха отстреливался до последней возможности, не давая сфинксу добраться до нас так быстро, как она могла бы это сделать. Спи спокойно, бродяга, мы всегда помним тебя.

Место, где остался Забелин, доказавший нам всем, что нет ничего невозможного, и если надо, человек сожмет зубы и сделает, как бы больно это ни было. Да, вот здесь, именно здесь. Вон и костяк той самой тварюги, из-за которой полковник пошел вперед, вооружившись гранатой и двумя ножами. И погиб в разрыве, давая нам возможность двигаться дальше.

И последний поворот перед тем просторным залом, где находится конечная точка нашего маршрута, где, поняв, что это просто необходимо, остался Большой. Да, вот оно, это место…

Зал не был пустым. Прямо посреди него сидела на пятой точке, скрестив ноги, и смотрела на нас Настя Ефремова. Да, та самая Настя, которая осталась взаперти вон там, за толстой сталью с небольшим оконцем, откуда совсем немного до похожей двери. А сейчас она сидит здесь, одетая во все тот же камуфляж «натовку» и в шапочке со смайлом. Вот только у Насти Ефремовой, старшего лейтенанта ФСБ, не было таких странных, отсвечивающих ртутью глаз. И никогда от нее не пахло чем-то донельзя знакомым, вызывающим отвращение и страх.

– Ба… кто это у нас тут приперся? – голос тоже был не совсем ее. Тихий, шипящий, похожий на звук, который издают ползучие гады в Дельте, прежде чем атаковать. – Не за мной вернулись, а?

– Здравствуй, Настя, – горло стало очень и очень сухим. – Как ты здесь оказалась?

– И действительно… – протянула девушка. – И как это я умудрилась оказаться в этом месте, да, Пикассо? Может быть, потому, что кто-то оставил меня здесь? А, рейдер?

Мы молчали… а что было сказать тому, что сидело прямо перед нами? То, что от девушки, которая была Настей, не осталось ничего, было ясно. Кто сидел перед нами? Это уже другой вопрос, как и то, чего нам ждать от нее теперь.

– А ведь обещали вернуться, так, Пикассо? Скопа? Нечего сказать… хм… – Существо мягко, как кошка, поднялось. – Как же хорошо, когда перед тобой вот так понуро стоят те, кто считал себя такими крутыми, да? Вы бы знали, насколько мне сейчас хорошо… Объяснить почему?

– Да не стоит. – Крюк шагнул вперед. – Отойди в сторону и просто не мешай нам идти своей дорогой.

– Ой, ладно! – Она растянула губы в резиновой улыбке. – Прямо вот взять и уйти? Чтобы вы смогли снова оказаться рядом с аппаратом? Мммм… даже и не знаю. А скажи, Пикассо, ты уверен в том, что он цел?

Внутри екнуло, очень сильно екнуло. А как еще, когда ты видишь прямо напротив себя ту, которая давно погибла… вроде бы. И понимаешь, что вот она, ставшая Измененной, и понимаешь, что безумия, которого так много в каждом из них, наверняка достаточно для того, чтобы в хлам разнести такое вроде бы прочное, но наверняка очень хрупкое сооружение, которое я видел через окошко. Черт…

– Так вы хотите пройти? – девушка, когда-то очень давно бывшая Настей, шагнула навстречу. – Ну, так попробуйте…

Я полз вперед, полз, сняв маску, выблевывая густую зеленую жижу. Все, что могло выйти, – уже вышло. Кроме вот этого, проникшего внутрь через оказавшиеся бесполезными фильтры маски.

Густое облако зеленой взвеси, так похожей на туман, от которого нет спасения, накрыло нас сразу после того, как существо шагнуло в нашу сторону. И начался кошмар, в котором нам выпала роль непосредственных участников. Маски не помогли. Туман проник сквозь них, разъедая слизистую, заставив упасть на пол и корчиться в судорогах, выворачивающих наизнанку. Беспомощные, как котята, мы валялись на полу, пока ОНО шло к нам. Все, кроме Крюка, который смог выдержать и устоять. И когда существо оказалось рядом, держа наперевес длинное лезвие, широкое и тяжелое, лишь он смог что-то сделать.

Заряды к пушке кончились во время атаки львов. Голем мог воспользоваться только собственными руками, как в бою с бэньши. Но у бэньши не было преимущества в виде этой зеленой дряни, от которой рассудок отказывался служить. Но Крюк не сдался, шагнув к ней и подставив под первый выпад собственную руку.