Странники Одиннадцати Пространств. Нет худа без добра - Александра Алексеевна Василевская

class="p1">— Если и покидал, то никто не знай, — отвечает блургр. — Наша нельзя про это спроси. Про небо и то тихо говори, кое-кто чуть-чуть знать. Я-то случайно увидай небо, когда стена наш Улей обвалиться.

— И тогда ты, эм, решил выбраться, гм, во внешний мир?

— Я смотри, что снаружи паукрабы всё рушат. Рушить плохо, надо чинить. Было страшно, я не знай, что делать. Но один брат, кто почему-то много знай, рассказать мне про Космос, про Двумперию. Объяснить мне всё, что там снаружи. Я храбриться и пошёл. Вместе с брат. Но его похищали, не знай, где он. У него была синий щупальце в руках.

— Синие щупальца! — восклицает Карл. — Сородич! Давно это было, Фиб-Фиб?

— Не очень. Перекриков десять до того, как с вами встречаться.

— Перекрики? — удивляется Накет.

— На Леззу, хм, живут громкоголосые звери — крикуны-копытни, — объясняет Айзел. — Э-э-э, днём они постоянно, гм, перекликаются между собой, а ночью они, хм, спят. Улей блургров, э-э-э, не пропускает свет, он освещён, гм, изнутри. И потому они, эм, отсчитывают время, гм, слушая крикунов. В стихе об этом, э-э-э, тоже сказано. Даже, хм, в этот закрытый мир проник наш, э-э-э, поэт. Гм, он подсмотрел тихонько, что там в Улье.

С лицом жучиным, о четырёх руках,

И пальцев, ног, и крыл такого же числа –

То блургр; как монах,

Он отрешён от Космоса пока –

Лишь единицы знают, что за небом скрыто.

И каждый в Улье планетарном

Уверен, что забыто

Должно быть то, что столь коварным

Считается для всех безликих,

Трудящихся всё время над одним и тем же –

Знание высот великих,

Конечно — ведь невежда

Скорее будет пользу приносить

В рутине той, что в мире выше

Давно уж робот смог собою заменить.

Работа — не весь день; как тише

За стенами из слизи станут крики

Существ высокогорных и настырных,

И нравом совершенно диких –

Как из трудяг, застенчивых и смирных

В поэтов превращаются и звука мастеров.

Не говорят друг с другом гласно,

А слизи с помощью листов.

Но блургр вовсе не согласен

С тем, кто глухими их признает.

Он быт свой так воспеть способен,

Что далеко не всякий и узнает,

Что мир весь блургра Улью лишь подобен.

— Да, всё так, — утвердительно шевелит жвалами Фиб-Фиб. — У нас весь мир — Улей. Но это, как я видеть, мало! Космос больше и интересный! Я бы рассказывать братьям и сёстрам, но меня не будут слушай.

— Займёмся и вашим миром, — уверяет Стив. — Не нарушим ваших важнейших традиций, но от занудства и скрытности избавим.

— А знаете, что, народ? — восклицает вдруг Герн. — Я только что понял, что и я среди своих — первый в Космосе! Тоже, надо сказать, не от хорошей жизни, конечно, но зато всё-таки первый.

— Ты прав, — кивает Айзел и зачитывает «Стих о Чучундре»:

Контрастный, издали заметный,

Окрас чучундрский не вводит в заблужденье:

То козырь существа, и вовсе не секретный –

Количество сородичей, в мгновенье

Мчащихся всё стадо защищать:

Помогут в том и зубы, пищи ради

Призванные древесную кору снимать,

И три руки, при первом взгляде

К боям не приспособленных нисколько,

Но силы полных; используют их, впрочем,

Их для защиты от врагов не столько,

Как для укрепленья власти мощной.

Вожак — чучундров царь и бог,

Украшен гривой исполинской, яркой;

Нечасто было, чтоб безгривый смог

Низвергнуть вожака в сраженьи жарком.

А есть за что бороться: у вожака

И тех, кто с гривой лишь немногим меньшей,

Богатство есть, и право свысока

Глядеть на всё и вся; но злейший

Власти враг — тот, что изнутри идёт;

Чем выше у чучундры положенье,

Тем чаще в кокон уходить зовёт

Их тела к очищению влеченье.

Моментов этих жаждут низшие чины.

Вот так, увы — борьбой и властью

Чучундры многие увлечены,

Хоть в шаге от космического счастья.

— Надо же, из какого общества я тебя вытащил, безгривый, — смеётся Яарвокс, потрепав чучундру по голове.

— Он меня вытащил, смотрите-ка! Я сам пришёл, хватит врать-то! — с упрёком отвечает Герн.

— Да мы с тобой друг друга столько раз из всяких передряг выручали, что я уж и со счёта сбился. По-моему, мы с тобой давно квиты.

— А вот и нет! За тобой должок, вообще-то, если ты забыл.

— Сукин ты сын! Подсчитал, зараза!

— Что поделать, жизнь в огромном стаде со сложными социальными связями заставляет уметь хорошо считать… ладно, не бери в голову — я не из тех, кто из таких расчётов делает далеко идущие выводы.

— То есть, я могу косячить дальше?

— Ты так говоришь, будто один косячишь. У меня больше возможностей для косяков — три руки!

— Эй, а мне тогда каково, с десятью-то лапами? — смеётся Силмак.

— Десять лап — э-э-э, не самое главное в тебе, — произносит Айзел.

Тот прыткий зверь о десяти ногах,

Которому вся толща почвы — лучший дом,

Шнырявкой прозван; о чудесах

Межзвёздных он услышал только что,

Но быстро в жизнь Космоса он влился.

Тому причины две: во-первых,

Делить нору с иным приноровился,

Не обретя ещё и высших функций нервных;

А во-вторых, он с плотностью едва терпимой

Людского населенья, растущей с каждым годом,

Столкнулся; сколь часто почвы милой

Ему недостаёт! Свою природу,

К показу вместо драки склонную,

Немногие сменили; большинство

Решило вместо войн бездонную

Глубь Космоса познать; но торжество

Пути избрания ещё не наступило.

Себя шнырявка ищет, и домом звездолёт

Назвать не может; то, что мило

Ему нор множество, и переплёт

Ходов, и гнёзд, и тупиков –

То вера в духов, древности наследство.

Уклад поэтому таков:

Дом в твёрдой почве — средство

Благого духа удержать,

А злого — выгнать, отвести.

Чтоб духи добрые охотно помогать

Шнырявкам стали — два камня, верят, надобно нести.

— И эти два камня, два амулета, я с удовольствием покажу тем, кто не видел, — оживляется Силмак и лезет в кармашки над четвёртой парой лап. — Конечно, я не верю в духов всерьёз — позвольте, я всё-таки просвещённое существо! — но традиция мне эта нравится.

— Одно другому, хм, не мешает, — комментирует Айзел. — Даже сугубо, э-э-э, религиозные традиции, гм, можно хранить и соблюдать, не прибегая к вере, эм, в сверхъестественное.

— Вот! Думаю, не нужно объяснять, какой амулет призван приманивать добрых духов, а какой — отгонять злых.

Один из амулетов изображает свернувшегося калачиком лимонно-жёлтого в чёрную полоску длиннотелого существа со множеством ног и густыми вибриссами. Другой же изображает тёмно-красное существо, у которого большую часть тела занимает разверстая пасть с