Золотая шпора, или путь Мариуса - Евгений Ясенов

Безусловно, это было то самое слово, которое, по головоломке, розовый парусник уносил навсегда. Да уж, подумал Уго, на сей раз Орден Пик постарался как следует осложнить задачу. То, что "Веселый вдовец" сменил хозяина именно сейчас — наверняка организованная акция. Перекрасили судно тоже явно не случайно. Надо признать, подумал Уго, что по мере продвижения к цели задания головоломки все труднее выполнять. Закономерность ли это? Уго казалось, что Орден неотступно следит за ними и по ходу дела решает, создавать ли дополнительные препятствия, исходя из того, насколько быстро развивается путешествие. Но это не имело значения. Логика всего похода требовала постоянного наличия запаса времени. Следовательно, задания надо было выполнять быстро — как бы ни препятствовал Орден.

Пока что головоломка подчинялась воле людей, и после розового парусника фраза-ключ звучала так: "Двенадцать морей одолев, могучий пескарь…" Честно говоря, увидеть пескаря в данном контексте Уго никак не ожидал. Что ж, метафоры Ордена Пик — почти всегда неожиданны. Как понимать сочетание этих пяти слов? "Двенадцать морей " — наверняка двенадцать задач головоломки. «Пескарь»? Возможно, Мариус? Но пескарь-то ведь не прост. Он «могучий». Могуч ли Мариус? Может оказаться, что да. Тихую, сухую, прекрасную ночь три путника провели под сенью буков.

Мышление Уго очень тянулось к контрапунктам — и он вспомнил ненастную ночь на окраине Угольного Леса, перед форсированием Кельрона. Тогда от непогоды его спас только теплый малиновый плащ.

Теперь погода настолько нежна, что никакого покрывала не требуется.

Плащ аккуратно свернут в скатку и ждет, когда же настанет час посвятить ему несколько строк нашего повествования.

Утром 10 июля, наняв лодчонку (плутоватый парнишка с бегающими желтыми глазками содрал с них тройную плату, на что имел полное право — в этих краях он был монополистом), экспедиция Мариуса пересекла Глинт. И вот перед дерзкими ренами — чужой берег великой реки. Надо сделать всего один шаг — и начнется игра без правил, и оборвутся все связи, и можно выбрасывать на свалку почти весь жизненный опыт. Чужой берег Глинта выглядел мирно и живописно. Но, когда входишь в джунгли, пейзаж тоже не предвещает опасности, а неприятные сюрпризы таятся за каждой лианой.

Каждый из троих — в той или иной степени — при высадке почувствовал жуть, леденящую сердце. Потому что теперь жизни этих трех оказывались под прямой и непосредственной угрозой, которая становилась еще более зловещей в силу своей неопределенности. Начинались владения Свободных Общин — калейдоскопичной, но необъяснимо цельной агломерации городов и сел. Поднимался занавес над сценой пьесы, написанной симпатическими чернилами.

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Союз Свободных Общин ведет свою историю с 403 года, когда южные земли Талинии, устроив собрание представителей своих городов и поселений, отказались уплачивать налоги в казну Герцога. На том же собрании было решено создать союз городов и поселений, расположенных южнее исторической границы Талинии — той, которая установилась после падения Лигийской империи. Таким образом, Союз занял земли, приобретенные Талинией после победы над озерными племенами и бесконечных войн со степняками.

На территории Союза оказались плодороднейшие земли с заливными лугами, вековыми лесами и громадными плодовыми садами. Главной житницей этой страны стал край Зеркальных Озер с невыразимо мягким климатом, пушистые почвы которого позволяли снимать по два урожая ежегодно. Торговля местными тучными злаками стала приносить Союзу баснословные прибыли. Сами озера содержали такое изобилие и разнообразие рыбы, что ловля ее считалась занятием для ленивых. Вся Восточная Талиния целиком зависела от тех продуктов, которые поставлялись от Зеркальных Озер.

Государство сильно не столько принятием решений, сколько умением отстоять свои интересы. Вновь образованному Союзу предстояло доказать право на свободу в борьбе с Талинией. Весной 405 года верховный талинский правитель Алидо Загги объявил о начале священного похода против бунтовщиков. 30 тысяч первоклассно вооруженных рыцарей казались достаточной силой, чтобы растоптать нестройные полки землепашцев и ремесленников. Талины просто не могли вообразить, что общинники, весьма далекие от военного дела, за год с небольшим сумеют подготовить многочисленное войско, вооружив его наилучшим образом.

Уверенные в своем превосходстве, рыцари вступили на территорию Союза. Далее случилось то, что не могло привидеться им в самом страшном сне. Ополчение Союза преградило им дорогу у города Скудо, заняв позицию меж двух высоких холмов. Сомкнутое квадратное построение общинников было неприступно. Рыцари, пытавшиеся взломать этот строй, выводились из боя алебардами. Кроме того, талинское войско попало под град стрел, которым его осыпали с холмов арбалетчики. Потерпев сокрушительное поражение, рыцари позорно отступили. Так Союз Свободных Общин отстоял свою свободу…

Жизнь в Союзе Свободных Общин устроена таким образом, что каждое поселение, каждый город имеет своего правителя, который либо избирается народом, либо назначается Советом этого города, либо

наследует эту власть по праву дворянства. Никаких общих законов для всей страны не существует. Что же объединяет это непонятное государство, спросишь ты? Отвечу — армия. Только армия, которую обязано пополнять каждое поселение. И еще — казна, куда все они вносят вклады, строго обозначенные для каждого. Законы двух соседних городов могут настолько отличаться, как будто они расположены в разных частях света. Но народ этот тем и удивителен, что под своей разношерстностью хранит цельность и верность общему делу, с редким единодушием становясь под знамена Союза в трудные для страны минуты. Общинников единит ненависть к иноземцам. Нравы соседей по Союзу им могут быть не по душе. Но они хорошо понимают, что эти соседи — их товарищи. Отсюда — и то поразительное сочетание в общинниках уважения к ближним чужакам — и святой ненависти к чужакам дальним. Не понимая, что движет общинниками, рены, талины и прочие стали считать их людьми особого сорта — злонамеренными, испорченными, попавшими под власть Черного Демона. Я жил среди этих людей и могу сказать тебе, милый Рауль: злобы в них не больше, чем в любом из наших правоверных священников. Они — обычные люди, которые ненавидят чужестранцев, потому что не видели от них ничего, кроме насилия. Поэтому они договорились жить по законам военного корабля, где матросы или офицеры могут не любить друг друга, но при нападении вражеского корабля все сражаются бок о бок, забыв неприязнь.

И Талиния, и Хела, да и наша родная Ренига войны с общинниками полагали делом святым. И, лишь потерпев поражение, начинали искать ее дружбы. Но побежденный не может рассчитывать на дружбу победителя…"

От самой реки начинались бесконечные фруктовые сады. Откуда пришельцам было знать, что попали они во владения барона Ломи, чья плодово-ягодная продукция стяжала мировую славу? Изумительные сады барона охраняются строже, чем яйцо дракона Барбулиса в "Саге о Кларе". В сих благословенных пределах трудно избежать встреч с вооруженной охраной, чья бдительность подкреплена хорошо откормленными волкодавами. Но, к счастью, наших героев сад не привлекал. К счастью, они попали сюда в мертвый для фрукт сезон. Вишни с черешнями уже отошли. Остальное — только на пути к зрелости. Вот-вот на ветвях зазолотится спелый абрикос. Ему наследует бархатный персик — румяный, как щечки оптимиста, и тугой, как юная попка. Затем зрелость набросит томную матовую вуаль на ранее яблоко «Антуан». Там и сям проглянет иссиня-черным гисланским глазом из курчавых крон шеманская слива, а уж затем, знаменуя финал фруктовой вакханалии, напьется сладким соком тугая райская груша, любимица детей и бродяг. Вот тогда-то в садах барона Ломи найдется занятие для авантюриста, жаждущего сыграть с судьбой в орлянку. А сейчас рано. И трое путешественников зашагали вдоль реки — к югу, где, по рассказам экипажа "Длинной Линды", располагалось небольшое, но хитрое сельцо.

Первыми встречными в мире антиподов стали два пожилых путника с узловатыми посохами. Они тащились по пыльной дороге, а за их плечами мелькали темные тени могильных камней ближайшего погоста. Люди, побитые судьбой, обросшие, с печатью многолетней усталости на лицах, в бесформенных шляпах с треснувшими тульями и без намека на поля.

Один, более старый и менее расхристанный, нес на оголенных по локоть руках псариазовые струпья, а на обнаженной талии — замызганный, засаленный бандаж. Другой, пышно— и пеговолосый, с постоянно открытым ртом, имел все признаки запущенного кариеса и был крайне хром на левую ногу.