Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

в лицо, и помимо воли он шатнулся, зажмурился, замер, переводя дыхание. Проклятье… тут даже природа словно за эту мятежницу.

– Имшин! – наконец позвал он, открывая глаза и делая пару шагов.

Крыша была широкая, устланная перламутровой черепицей и почти пологая. Море дышало холодом далеко внизу – в шепчущих волнах тонул багровый шар солнца. Воду можно было бы увидеть лучше, если пройти дальше. Имшин видела – стояла у самого края, прямая и спокойная. Смуглые плечи и спина были нагими; лишь черный лиф прикрывал острые лопатки. Волосы развевались гривой чудовища. Она не шевелилась.

– Тебе некуда бежать, – прошептал Янгред.

Ветер, похоже, донес слова: Имшин словно очнулась, опустила руки, сцепила за спиной. Закат напитал браслеты солнечной кровью.

– Я добежала. – Она сказала это ровно, не оборачиваясь. – Это тебе далеко.

Янгред приблизился еще на несколько тихих шагов.

– Послушай. Я понимаю, ты предпочла бы говорить с Хельмо…

Имшин рассмеялась – резко, неприятно. Встала вдруг на одну ногу, другую подхватила и, совершенно прямую, подняла к виску, повернулась так вокруг оси, будто танцуя, танцуя у самого края и дразнясь… «Мне нипочем ветер. Нипочем высота. И вы». Янгред в этот раз не шелохнулся. Он снова чувствовал неладное – во всем этом безумном бахвальстве.

– Нет, – донеслось до него наконец. – Я не хочу.

– Подумай, ведь он простит тебя. Он, кажется, всех прощает.

Янгред неосознанно повторил то, что говорил в зале – громче, тверже. Шагнул вперед, но расстояние по-прежнему казалось огромным. Сколько было у него времени? И было ли? Что творилось у этой гордячки в голове?

– Присягни ему, – собравшись, он снова подал голос. – Отпусти людей на помощь царю, отпусти сама. Вы один дом. Ты не должна предавать своих, тем более в такое время.

Видимо, он ошибся. Имшин обернулась так, будто ее ударили, и на Янгреда уставились мрачные глаза, подведенные кровавым. В них серебром горело то, от чего он не решился продолжить. Не обида, не упрямство. Ярость.

– Ты говоришь, «предавать»? Говоришь, «простит»? И за что же… – она криво улыбнулась, – за какое преступление вы собираетесь меня прощать? Вы, жадное ворье и глупый сброд? Вы, которым задурил головы такой же вор?

Она жалила – жалила из последних сил, жалила всех, до кого могла дотянуться. Но Янгред снова не поддался, решил вовсе сделать вид, что ничего не разобрал. И не такое он слышал от поверженных врагов. Не к такому привык.

– Где твои дети? – вспомнив первый разговор, спросил он. – Твои мальчики?

Имшин сузила глаза, увидев в вопросе подспудную угрозу.

– Тебе не достать. Их увез тот, кому я верю, едва ты только объявился.

Тут Янгред усмехнулся. Откуда-то он прекрасно знал, о ком речь.

– Увез? Не тот ли, на чьи серебряные клыки ты надеялась? И вот теперь он у нас в плену, а ты собираешься и его бросить? Своего главного защитника?

Попал в цель: Имшин вздрогнула, отвернулась, заговорила глуше:

– Интриги твоего двора подарили тебе зоркость. Но это не твое дело. Мои мальчики не будут разменной монетой в ваших торгах, и он тоже, поверь. Да и нечего, не на что менять.

Янгред медлил. Он не знал, к чему вести. Сулить, грозить, вразумлять, умолять? Не так много он сражался с женщинами лицом к лицу. Тем более, со вдовами, у которых целый клубок непонятных ему обид в сердце.

– Послушай, – снова попытался он. – Хельмо нужны люди. Чтобы защитить всех, включая тебя. Царь дорожит вами. Воля бессмысленна, когда вокруг воюют, пойми это.

Снова Имшин глянула через плечо. Показалось, поняла, сейчас кивнет – таким спокойным, задумчивым стал взгляд. Янгред даже готовился протянуть ей руку, как-то ободрить… Но вот она усмехнулась – снова недобро, криво – и сплюнула:

– Никогда. Никогда, нет, я никого не благословлю на спасение трусливой шкуры царя. Лучше сама с ним пропаду. Не Карсо я, не держит меня память.

И она еще немного шагнула вперед. Пальцы босых ног уже не касались крыши. Тело качнулось. Встревоженный, окончательно сбитый с толку, Янгред сделал еще два шага.

– Да за что же ты так ненавидишь Хинсдро? Ведь ненавидишь.

– Тварь? – вкрадчиво переспросила Имшин и опять засмеялась. – О, вижу, твой друг, – она будто намеренно не назвала Хельмо по имени, скривилась, – тебя не просветил. Может, и правильно, вернее будешь. А может, он еще наивнее, чем кажется…

И опять она качнулась. Янгред прикинул расстояние: было уже не так далеко; в несколько прыжков он бы ее настиг. Но теперь он медлил осознанно. Казалось, прервет разговор – и случится какая-то беда. Беда была здесь – сочилась кровью из сумеречных облаков, ревела в море. Была и там, внизу.

– О чем ты? – Даже голос немного сел. – Объясни, если… если любишь, любила его хоть немного! – Она все молчала. – Ему ведь за царя воевать! И он…

Янгред сам не заметил, как повысил тон, как туда прокрался тайный страх. Наконец начало доходить: эта безумица, возможно, не просто артачилась; возможно, пару дней назад Хельмо правильно сказал «Мы не знаем ее мотивов». Не о независимости города она сейчас говорила. И не о страхе перед Лусиль. Не боялась. Злилась. На что? Лучше было выяснить. Могла, конечно, лгать… а если нет? Хельмо так тепло говорил о дяде, так готов был за него погибнуть. Но Хельмо – это Хельмо. Вряд ли что-то скрывал, но не видеть мог.

Имшин плавно подняла руки, развела в стороны – браслеты опять зазвенели. Она запрокинула голову и посмотрела в небо, так и замерла – распятая на чем-то невидимом, не на собственном ли горе? Наконец, точно смилостивившись, устало произнесла:

– В нашей вере – в Небесный Дым, в бога Силу, породившего сущее, – мы, заморцы, жители Шелковых земель, все одной крови. А значит, в том лесу подло пролили кровь брата моего, позже, в огне, – кровь его крови, ведь они глядели в одно небо. Не прощу. – Тут и ее голос сорвался, даже зазвенел слезами. – Никогда, никогда не прощу…

– Да о чем ты? – снова шепнул Янгред. Голова шла кругом.

Имшин остро, но в этот раз даже с жалостью глянула на него. Поколебалась. Сомкнула ресницы, будто лицо его было ей противно. Отвернулась.

– И этого не знаешь… не знаешь, как не стало Грозного? Не знаешь, чьи места вы с Хельмо заняли подле чернокровца? – Слова падали к ногам как камни. – Жаль… значит, скоро вы оба позавидуете мертвецам. Прощай.

И, точно мышцы и кости ее все разом стали тряпичными, Имшин качнулась вперед.

Янгред, сорвавшийся с места на последних словах, настиг ее в падении и