Адаптация - Екатерина Лесина

       Быть благоразумным.

       - Нет, - Адам повернулся к Янусу. - Мы останемся.

       - Ваша жизнь...

       - Если поселки и вправду так хороши, как ты мне расписывал, то моей жизни ничто не угрожает. Я останусь в Центре. Продолжу эксперимент. И не думай возражать!

       Янус и не собирался. Он был хорошим исполнителем.

       Два года спустя. Поселок Альфа.

       Вертолет был готов ко взлету. Ревели турбины, винты разрывали воздух, швыряя ветром в лицо. И Адам, пригнувшись, обеими руками вцепился в каску. Полы куртки распахнулись, вздувшись парусами. Если бы не Янус, Адама опрокинуло бы.

       - Спасибо! - крик стерся в гуле, но Янус понял, кивнул и указал на открытую дверь. Сам он займет место рядом с пилотом.

       Сейчас это было правильно.

       Пилот знаком показал, что готов. Он знал координаты сектора и, наверное, удивлялся, зачем лететь туда, где ничего нет. Или, вспомнив о разрушенном поселке, горел праведным огнем мщения.

       Пускай. Лишь бы довез. К Омеге сигнал не имел никакого отношения. Он пришел сутки назад, выплюнув координаты и код, заставивший Януса доложить о координатах и признаться в собственной невозможности засечь точку отправки.

       Послание из ниоткуда вполне могло оказаться обманкой. И Янус не скрывал, что вероятнее всего так и есть. Хотя и не возражал против проверки.

       Янус никогда не возражал.

       - Если это Ева, - Адам кричал в микрофон гермошлема. - Она ведь не будет прежней, верно?

       - Я не уверен, что Ева способна измениться.

       Земля уходила вниз. Серовато-желтая, в широких зеленых лентах, она больше не походила на одеяло. И если способна изменится земля, то стоит ли ждать постоянства от Евы.

       Адам не знал.

       Но очень хотел увидеть сестру. Он соскучился по ее безумию.

    Эпилог.

       Сознание вернула вода, льющаяся на лицо. Глеб глотал, но воды было много и он начал захлебываться, попытался вывернуться и понял, что жив.

       - Вставай, - приказал дроид и сам же поднял, как щенка за шкирку. - И двигай.

       Куда? А не важно. Не на каруселях кататься. В руке дроида пистолет, значит, расстреливать будет. Поставит к стеночке и как в сказке: пиф-паф...

       Только не понятно, зачем вести. Мог бы и на месте грохнуть.

       В коридоре Глеб не выдержал. Подняв связанные руки, он заорал:

       - Ну, давай, стреляй! Или мне лицом к стеночке повернуться? К которой? К этой? К той? Выбирай!

       - Иди.

       - А здесь тебе что не по нраву?

       - Иди.

       Дуло ткнулось в поясницу, и Глеб подчинился.

       А может и хорошо, что не в бункере. На солнышко посмотреть получится, чтобы если уж помирать, то с душой. На травку там упасть, к земле прильнуть устами...

       Под ботинками хрустело стекло. Просверкивали на асфальте гильзы. Кое-где виднелись и кровяные лужи, стянутые коркой мороза.

       Рассвет был некрасивым. Серо-лиловое небо зияло проплешинами облаков, и рыжий шар солнца сел на рифы крыш. Изо рта вырывались клубы пара. Ссадины жгло морозом.

       Дроиду, небось, тоже не сладко. Чего он тянет-то?

       - А тебя крепко поцарапало-то, - сказал Глеб, чтобы как-то развеять мрачные предчувствия.

       - До свадьбы заживет.

       - И кому руку с сердцем предложишь? Ах да, забыл, вариантов немного... тили-тили-тесто, жених и невеста.

       Приклад ударил в колено, подсекая. Глеб упал, прикрыв голову, и когда хрустнули ребра, закусил губу. Не станет он кричать.

       Гордо умрет. С достоинством. Как человек.

       Умереть не дали. И бить прекратили. Тод, дождавшись, когда Глеб поднимется, вежливо попросил:

       - Помолчи, пожалуйста. У меня в последнее время с нервами не все ладно.

       За линией внутренней стены поселок был прежним. И здание, провалившееся было, поднялось, и ветряк шелестел, расчесывая ветру косы. Гуляли жители по прочерченным дорожкам муравьиных троп.

       - Вещи там? - поинтересовался Тод, когда поравнялись с гостевым домом.

       - Там.

       - Тогда туда и двигай.

       Глеб двинул. А потом, уже с рюкзачком, двинул к воротам. Происходящее вызывало все больше вопросов, но Глеб благоразумно держал их при себе. Больные ребра способствовали усвоению материала.

       Охрана ворот с прежним безразличием пропустила и Глеба, и Тода. Девчушка в шлеме, похожая на Киру до того, что захотелось взвыть, пожелала:

       - Хорошего пути!

       - Спасибо, - ответил Глеб.

       Болото начиналось серо-седой равниной, укутанной в туман и снег, который, оказывается, шел ночью. Наверное, стаял в поселке, а за пределами его лежал дырявой шалью.

       У тетки такая была... тетка еще считала, что шаль оренбургская, берегла, жалела и в гроб просила положить. А Глеб не положил. Он уже не помнил, почему. Наверное, была причина.

       - Держись тропы. И шагай веселей. Через полчаса я активирую мины, - сказал Тод, кинув под ноги черный прямоугольник размером с ладонь. - На трекере зона высадки. Выйдешь к отметке - выживешь.

       Это в каком смысле? Расстрел отменяется? Палач выдохся или вдруг проникся любовью к ближнему своему? Нечестно так обламывать. Глеб уже и речь подготовил.

       Быть или не быть. Жить или не жить...

       Или в спину шмальнет? При попытке к побегу. Садист несчастный, сначала даст надежду, а потом отберет. Ну да, он же теперь правая рука бога.

       И левая пятка дьявола.

       Ремни разрезал одним движением и нож Глебу подал, вежливо, рукояткой вперед.

       - Никуда я не пойду! - сказал Глеб. Хватит с него игр, надоели. - Хочешь стрелять - стреляй так. А бегать от тебя... я не заяц, чтобы бегать.

       Дроид очень спокойно ответил:

       - У меня нет желания убивать тебя.

       - Охренеть. А знаешь, я тут уже настроился... на героическую гибель.

       - Успеешь. Полагаю, шансы будут.

       Руки саднило. На запястьях проступили красные полосы передавленной кожи, и Глеб, сунув нож в карман, принялся полосы тереть.

       - Ты же меня ненавидишь?

       Кивок.

       - И я тебя. Тогда какой смысл?

       - Если доживешь, то передай Янусу, что дверь открылась. Пятое солнце отыграло. На шестом люди превратились в муравьев, которые и начнут эру первого солнца.

       - Чего?

       - Того, - Тод разрядил дробовик и протянул патроны. - Еще передай, что Евы-нуль здесь нет. А Нагуаль выходит из игры.

       - Так ты... если так, то... Стой, да ты же... ты...

       - Служба внутренней безопасности анклава. Бывшего анклава, - уточнил Тод. - Чтобы завершить проект понадобилось больше времени, чем они полагали. Но теперь уже все. И с меня тоже.

       - И ты останешься? - патроны не вмещались в руку, и Глеб ссыпал их во второй карман. - Ты сам останешься? Здесь? С ней? Она же... не человек.

       - Как и я.

       Это, конечно, так, но все равно неправильно!

       - Иди уже, - устало произнес дроид.

       - Стой. Она же тебя сожрет! Не сейчас, так потом. Не так, так...

       - Этак, - подсказал Тод. - А там меня сожрете вы.

       Он указательным пальцем поскреб штрих-код.

       - Моя память линяла. Сбрасывала шкуру за шкурой, как ненормальная змея. И я точно не уверен, что нынешняя шкура - последняя. Я не знаю, что из этого и вправду было, а что мне просто вложили в голову. Да и наплевать. Если помню, значит было.

       Глеб не понимал.

       - Мне кажется, что ситуацию прояснят... стабилизируют...

       - А я не хочу, чтобы что-то проясняли и стабилизировали. Хватит. Я сам решу, кто я и кем мне быть. Я нужен ей. Она нужна мне. Все более чем просто.

       - И только?

       - В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям Евы, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди, - процитировал Тод.

       Оно еще и Библию читало.

       - Она же еще... мелкая, - осторожно заметил Глеб, на всякий случай отступая.

       - Вырастет. Очень быстро вырастет.

       Глеба затошнило. Судорожно сглотнув кислую слюну, он сказал:

       - Дети Евы не знают любви.

       - Просто мама научить не удосужилась.

       - Но твоя программа...

       - Моя программа сдохла. А вот твоя жива и мешает думать, - Тод постучал по лбу пальцем. - Твои страхи. Твои обиды, твои кривые представления о морали. И ты вопишь, как младенец, или скорее как маразматичный старик, потому что младенец вырастет и поймет. А вам один путь - в могилу. Хотя, говорят, что у одного получилось воскреснуть. Да только программа у него прежней осталась. Ушло ваше время. И солнце выгорело. Так что, лети голубь почтовый. Маши крылышками и надейся, что Янус успеет раньше зверья.