Адаптация - Екатерина Лесина

       - Да, - ответила она на молчаливый вопрос Спящего. И сумела сдержать крик, когда иглы коннексонов пробили кожу.

       Боль парализовала. А потом убила. И Айне поняла, что и мертвые способны чувствовать.

       Сотни сердец стучали единым ритмом. Пульсировала жидкость в пищеварительных вакуолях гриба, перетекая в сеть внутреннего синтеза.

       Собирались из бусин аминокислот пептидные цепи и тут же, спускаясь с рибосомальных конвейеров, самоусложняли структуру. И трехмерные кирпичи белков достраивали лабиринт живого организма.

       Выплетались многосуставчатые хвосты жирных кислот и углеводородных полимеров. Мешались. Изменялись. Мигрировали по сосудам, превращаясь друг в друга. Легчайшее прикосновение, не намек - вопрос, и список синтезируемых веществ расширился.

       Не пройдет и получаса, как на поверхности мицелия появятся выросты с прозрачными колбами клеток, в точности повторяющих заводскую упаковку гидроксифенилглицина. И что за беда, если оболочка не пластиковая, но пектиново-целлюлозная?

       Айне улыбнулась и, накрыв все живые сердца своей волей, велела:

       - Проснитесь.

       И они открыли глаза. Это было лучше, чем смотреть через камеры.

Глава 4. Право на надежду.

       Глеб понял все, когда снял маску. Раздражала она его. Стекло-стекло, сиянье зеркал и собственное лицо, искореженное гранями. Как будто смотрят на Глеба сразу несколько человек. И среди них нет ни одного настоящего.

       Тогда он просто отвернулся и, уложив Еву, убрал волосы с лица.

       Могла ведь убить. Были возможности и не одна. Но не тронула. И теперь вот тошно.

       У мертвой Евы мягкое лицо, красивое и умиротворенное, как будто и не Ева она, но Мадонна, только младенцы остались в подвале, в пластиковых коробов кувезов. Подохнут все.

       Пускай. Они же не люди!

       Не люди и всё.

       Глеб сложил ей руки, как нормальному покойнику, и в лоб поцеловал. Только потом занялся второй. На выпуклый живот ее Глеб старался не смотреть. Оставалась маска, сидящая на коже словно сама собой. У Глеба не сразу получилось поддеть ее. Но стоило потянуть за край, и маска сошла.

       Изнутри она была гладкой и мягкой.

       А лицо девушки - бледным. И волосы у нее синие. Яркие-яркие, как незабудки. Три прядки на челке - три параллельные линии, перечеркнувшие когда-то Глебову жизнь.

       Темные брови. И светлые губы, слабо прорисованные на лице.

       Он даже испугался, что это - настоящая Ева, но после понял - подделка. А еще сообразил, что это лицо он уже видел.

       Это, но другое. Измененное возрастом. Усталое. Слегка оплывшее и изуродованное обвисающей кожей. Сейчас, после смерти, она растянулась, усугубив сходство.

       - Раз, Ева, - сказал Глеб, пятясь к двери. - Два, Ева.

       Они походили друг на друга, как мать и дочь, вот только был еще один человек, вписывавшийся в линейку родственного сходства. И этот человек, скорее всего, человеком не был.

       - Три, Ева...

       Девчонка сидела на кресле, слишком большом для нее.

       Ноги не доставали до пола. Тонкие ручонки силились обнять массивные подлокотники, а макушка не дотягивалась до изголовья, и белесым корням симбионта пришлось спуститься. Они легли на плечи и впитались в кожу, оставив следами узоры белой татуировки.

       Они сковали руки и ноги. И захватили голый живот живым корсетом.

       Девчонка улыбалась. Из закрытых глаз ее текли слезы. Симбионт их подбирал.

       - Ты тоже Ева? - Глеб взял ее на прицел.

       - Я не Ева, - ответила девчонка, не открывая глаз. - У меня есть собственное имя. У всех есть имя. Меня зовут Айне.

       Логичненько, черт побери.

       - И какое ты поколение? Пятое? Двадцатое?

       - Я не владею данной информацией.

       Она все-таки посмотрела на Глеба.

       Сучьи дети. Они же просекли, что ребенка убить сложно. А бессмертного - невозможно, если, конечно, ты не отмороженный психопат, которому насрать на будущую жизнь. Отбор на инфантилизм и здравый смысл. Оба решения в одном флаконе. Молодцы. Сработало.

       А для невнявших инстинкту андроид имеется.

       Поправочка: имелся.

       - Пожалуйста, не надо в меня стрелять. Мне сейчас больно. Не причиняй дополнительных повреждений. Это может привести к моей физической гибели, - она говорила это, глядя на Глеба синими глазами Евы.

       Убить все равно придется.

       Безопасность вида. Борьба за выживание. На этот раз - настоящая. И тогда настоящая была, теперь-то оно видно, кто друг, кто враг, а кто хреном о забор почесать вышел.

       - Встань, - приказал Глеб, а девчонка не послушала, залопотала, выталкивая слова из глотки:

       - Я готова предоставить тебе необходимую информацию. Наш вид не является антагонистичным вашему. Возможно включение отдельных особей Homo sapiens ssp. sapiens в контур существования и социальную структуру Homo sapiens ssp. mirmikoides. Это повышает вероятность выживания. Высокая степень соответствия организма среде позволяет ему осуществлять успешную конкуренцию...

       - Закройся.

       Глеб обошел кресло и схватил девчонку за руку.

       - Вставай.

       - Разрыв связи в настоящий момент вызовет негативные...

       Он рванул, выдирая из паутины. Айне закричала, покатилась и замерла, обняв себя за плечи. На коже вспухали алые капли крови.

       Нельзя ее жалеть. Она - чудовище, которое лишь притворяется ребенком.

       Адаптация такая.

       - А вот теперь рассказывай сказку. Тебе же понравилось. Ты так красиво пела, пока мы шли. А я все думал, откуда тебе столько известно. Неужели вечная жизнь еще и абсолютным знанием чревата?

       Айне подтянула колени к груди, сжимаясь в комок. Уставилась немигающим взглядом. Вот и хорошо. Глазки-то у нее совсем не человеческие. Разумные больно.

       Холодные.

       И Глеб сказал:

       - Пой, птичка. Ты же не хочешь, чтобы я сделал еще больнее? Я могу.

       - Н-не надо, - она кое-как села. Кровь на коже высыхала быстро, и казалось, что это даже не кровь - веснушки. Очень темные веснушки на очень бледненькой девчушке.

       - Пожалуйста, конкретизируй запрос.

       - Поселки. Те, из которых вы явились. Они уничтожены?

       - Они были унифицированы в ходе эксперимента. Моделировалась структура многофункционального поливидового организма модулярного типа с возможностью развития. Векторы развития определялись самостоятельно детерминантом консорции.

       Докладывает гладко. Жалко, смысл не ясен. Ничего, Глебушка запомнит, а там, глядишь, и сыщется тот, кто объяснить сумеет.

       - Ваши воспоминания?

       - Использование псевдоличностей и воссоздание вероятности на основе полученных данных. Ева видела муравьев, и в ее реальности материнский поселок уничтожен муравьями.

       - Откуда знаешь?

       Девчонка указала на кресло. Оборванные жгуты свернулись и втянулись в поверхность дерева, которое не было деревом.

       А здесь ничто не является тем, чем выглядит.

       - А у тебя, значит, фантазии не хватило?

       - Модель создавалась не только мной. Она максимально соответствовала реальности. Я не врала про бункер. И Тод не врал. Временной отрезок нашего совместного существования был меньше заявленного. Но время - понятие субъективное.

       Она говорила быстро. А закончив тираду, поднялась на ноги, повторив:

       - Пожалуйста, не стреляй. Это ведь не мы пришли в твой дом. Ты пришел в наш.

       - Не спрыгивай, деточка. Не получится. И не дергайся, я с этого расстояния не промахнусь. Где Ева? Я имею в виду настоящую Еву.

       - Я - это немного она.

       - Нет, деточка. Ты - мутант. Она - человек.

       Нюанс: человек, который затеял этот чертов эксперимент, а потом сам же в него и вляпался. И так ли нужно искать ее?

       - Данный сектор памяти не доступен, - сказала Айне, накрывая ладошкой цветок.

       - Жаль. Вот и поговорили. Извини, но...

       - Ты все-таки решил меня ликвидировать? - она прижалась к стене, не спуская взгляда с револьвера. Дамская игрушка, но как для игрушки - стреляет неплохо. И Глеб сказал первое, что пришло в голову:

       - Извини.

       Черт, а все-таки тяжело выстрелить, когда оно - ребенок.

       Крик подстегнул. Заставил Тода забыть и о боли, и о пуле. Та вошла в положение и заткнула раневой канал свинцовой пробкой. Села прочно и держалась хорошо.

       Бежать не мешала.

       Память вела, как собаку на поводке, и вывела к двери, знакомой до отвращения. Наверное, такое чувство испытывают люди, возвращаясь домой. Это место и было домом.